Данил Корецкий - Маяк в Борсхане

Колосков пожал плечами.

– Не знаю. Какой-то отсталый местный обычай.

Но в следующую минуту я получил ответ на свой вопрос. Грузный, солидного вида анголец, здороваясь, проигнорировал «местный обычай», и Колосков тут же с оглушительным смехом схватил его левой рукой за промежность.

– Не зевай Борух, а то без яиц останешься!

Скрывая болезненную гримасу, «Борух» тоже пытался улыбнуться, но выходило это у него с трудом.

– Пойдем, наука, а то нам и пообедать не дадут, – Колосков увлек меня к столику в углу. На нем лежали ножи и вилки, салфетки, стояла вазочка с хлебом и два стакана компота. Хотя вся веранда была переполнена, этот столик почему-то никто не занимал.

– Пей компот, наука! Водку будем вечером, после службы!

Полковник залпом выпил свой компот. Соседние столики стремительно пустели. Чернокожие офицеры оставляли недоеденные тарелки и быстро шли к выходу.

– Что случилось? – удивился я. – Куда они все уходят?

Аккуратно вытряхнув на асфальтовый пол последние капли, Колосков буднично вытащил из кармана гранату «Ф-1», вставил в стакан и сдвинул его к самому краю. Теперь опустела половина веранды, у выхода возникла давка.

– Да потому что серливые! – раздраженно объяснил он. – Ты посмотри, сегодня я даже чеку не снял, а они все равно убегают! Ну, как с ними воевать?

Я молчал, ибо не знал, что ответить.

– В восемьдесят пятом похожая история была, – полковник доверительно наклонился. – В порту Луанды заминировали немецкий сухогруз с боеприпасами: десять тысяч тонн – представляешь? Вторая Хиросима! Только, к счастью, из четырех мин взорвалась лишь одна, и детонации не произошло… Так эти обезьяны все намылились из города, вот как сейчас…

Он показал пальцем на толпящихся у выхода ангольцев.

– В Москву сообщили – мол, что делать? Молчат. А остальные три ведь в любой момент рвануть могут! Тогда начштаба группировки кораблей Юра Кубасов спустился с аквалангом, обвязал мины капроновым тросом, а потом сорвал скоростным катером и затопил в открытом море. Вот и все!

Колосков пристукнул ладонью по столу. Стакан с гранатой подпрыгнул.

– А Москва только через три дня ответила. Мол, вырежите обшивку в радиусе трех метров вокруг каждой мины и без вибраций отбуксируйте подальше. Классный совет, правда? Без вибраций!

Тяжелая ладонь вновь ударила по столу.

Сбоку вынырнул вездесущий Хамусум с подносом. Опасливо косясь на гранату, он выставил перед нами тарелки с чем-то похожим на мясное рагу.

– Что смотришь? – сурово спросил Колосков и взялся за стакан. – Когда руки надо мыть: до сортира или после?

– После, господин фельдмаршал! Падла буду!

– Ну, тогда ладно. – Полковник улыбнулся, и парнишка мгновенно исчез.

– Жаркое из игуаны, – пояснил Колосков и оживленно потер ладони. – Конечно, и водки жахнуть бы в самый раз, но нельзя – экзамен по тактике принимаю! А ты пока расскажи, правда, что у вас там Союз развалился? Охренели вы там все, что ли?

За 21 день до дня «Ч».

Мыс Канаверал, США

Ракета-носитель «Дельта-II» обычно забрасывает на орбиту сразу кассету спутников, чтобы оправдать расходы по запуску. Но сегодня в грузовом контейнере было не пять космических аппаратов и даже не три, а всего один, что наводило старожилов космодрома на определенные соображения: военный груз. То, что запуск производился ночью, и к тому же полностью отсутствовала пресса, эти соображения уточняло: особо секретный военный груз. К тому же на космодроме вообще не было посторонних, причем в категорию посторонних на этот раз попадали даже сотрудники, не входящие в состав дежурной смены. Значит, дело ясное – особо секретный груз чрезвычайной важности!

Сама процедура запуска прошла без осложнений, как говорят инженеры российских стартовых столов – «штатно», а их американские коллеги – «нормативно». «Дельта» загремела двигателями, окуталась дымом, тяжело оторвалась от бетонной площадки, медленно поднялась на столбе красно-белого пламени, а потом, будто окончательно решившись, рванулась, ввинтилась в звездное небо и исчезла, затерявшись среди мириадов небесных светил. Многокилометровый огненный хвост обозначил направление ее полета, и еще несколько минут прямой, как стрела, красный след тлел в плотных слоях атмосферы, постепенно тускнея, словно вольфрамовая нить перегоревшей лампочки. Наконец свечение исчезло, растворившись в черноте флоридской ночи.

На высоте 360 километров обтекатель первой ступени отлетел в сторону, и космический аппарат «МХ-10» занял свое место на стационарной околоземной орбите.

Он был похож на большую катушку размером с диван и выглядел довольно неуклюже, но в безвоздушном пространстве форма не имела значения. С хрустом развернулись секции солнечной батареи, как будто бесполезные в космосе крылья заблудившегося самолета.

Несколько импульсов маневренных двигателей скорректировали местоположение «МХ-10», включились гироскопы инерциальной навигационной системы, призванные сохранять установленные пространственные параметры. Эти параметры совпадали с координатами группы российских спутников космической ориентации и позиционирования. Оставалось максимально к ним приблизиться. Но для этого было еще достаточно времени.

«МХ-10» вышел из земной тени. От яркого света дневного полушария объективы оптических систем прищурились автоматически надвинувшимися темными фильтрами. Горячие солнечные лучи мгновенно нагрели титановую обшивку, в которой от мертвенного холода ночной стороны замерзли даже молекулы; напитали энергией панели батарей, заряжая аккумуляторы аппарата. Это было очень важно, ибо генератор радиоподавления требовал много энергии. Очень много.

За 21 день до дня «Ч».

Российская военная база в Анголе. Вечер

– В основном, все на наших плечах держалось. Эти обезьяны пятнадцать лет не могли взять Мавингу – главный опорный пункт унитовцев. А мы взяли! Операция «Зебра», слышал? Вот то-то! Третий тост! Давай за тех, кто не дожил! Хоть мы вроде и не бойцы, а советники, но наших ребят около сотни погибло… Кого убило, кто от болезней… Уф! Хорошая водка, настоящая. И закусь… У-у-у… Дух русский, вот что важно, вкус давно забытый… А мясорубка была конкретная – и бомбежки, и артобстрелы, и мины по навесной траектории… Мы спали в яме, под бэтээром… Давай, наливай! Ты мне, а я тебе, чтоб уважение было…

Смеркалось. Мы сидели на веранде хлипкого щитового домика командира базы. Ангольские часовые по такому поводу были отодвинуты подальше, а рядом стоял верный Хамусум с тяжелым ППШ наперевес.

– Хотя война и закончилась, унитовские диверсанты вполне могут напасть, – пояснил Колосков. Рядом со своей тарелкой он положил «эфку», с которой, похоже, никогда не расставался. – Хотя официально тут давно нет войны – лет десять… А может, и никогда не было! А кто стреляет, почему потери – никто не знает. Наливай!

На белой скатерти – «Столичная» в запотевших бутылках, причем одна уже опустошена наполовину; крупно нарезанная, истекающая жиром, ароматно пахнущая копченая селедка, аппетитные кольца лука, духовитый черный хлеб, котелок с вареными бататами – почти как наша картошка, только более водянистая… Для русского человека в Африке – шикарный стол!

Только никто из наших «асессоров» к редкостному ужину не присоединился, хотя Колосков честно приглашал – сам слышал. Уже знакомый мне особист Индимов, сглотнув слюну, сказал, что разболелся желудок, зам по служебно-боевой подготовке Огурцов сослался на усталость – дескать, двое суток без сна, зам по строю Витунов, оказывается, проводит контрольную проверку постов…

– Ну, и хер с ними, нам больше достанется! – сказал Колосков, но мне показалось, что он раздосадован. И, как бы успокаивая себя, бросил в пространство:

– Офицеры, а гранаты боятся!

Меня вначале тоже напрягала лежащая на столе «эфка», но когда первая литровка пошла к концу, я расслабился. Ну, граната, ну, лежит – и что тут такого?

– А из-за чего вообще вся каша заварилась? – спрашиваю я, ощущая, как с каждым стаканом укрепляются узы, связывающие меня с полковником Колосковым.

Тот усмехается.

– Вначале боролись за независимость – против португальских колонизаторов, потом между собой – за свободу. Народное движение МПЛА, фронт ФНЛА, союз УНИТА… Все за освобождение Анголы! Мы и кубинцы МПЛА поддерживали, ЮАР и Заир – УНИТА…

– Чего же они свободу-то поделить не могли?

Колосков смеется.

– Да какую свободу? Тут нефть, алмазы, уран, молибден! Кофе, красное и черное дерево, богатые рыбные запасы… А у этих обезьян средний срок жизни сорок пять лет! Вот и прикинь хер к носу, кто и за что воевал… Наливай!

Чем больше мы пили, тем больше мрачнел начальник базы. Потом он зашел в дом, а когда вернулся, в руках у него была обшарпанная гитара. Если бы он вынес автомат или гранатомет – это было бы более естественно. Но гитара в руках изрядно опьяневшего медведя… Опьяневшего и впавшего в черную меланхолию… Медведь резко ударил по струнам.