Михаил Башкиров - Любовь студента, или По всем правилам осадного искусства

– Не сердись.

– Может, еще погуляем?

– Давай я провожу тебя до остановки…

В троллейбусе, на задней площадке, в толкотне, обхватив поручень, он вспомнил, как Марина отламывала по долькам шоколад с орехами, потом вспомнил стеллаж, заставленный телевизорами, и в одном мертвом экране – ее лицо, в другом – рука, трогающая пряжку на поясе.

Троллейбус резко тормознул.

Студента прижали крепко к поручню.

С ближнего сиденья из-за плеча дремлющей матери выглядывал карапуз в пушистой шубе, облизывал потрескавшиеся губы, моргал.

Студент отвернулся.

– Вы на следующей выходите? – спросил кто-то простуженно в самое ухо.

– Да!

Студент, оттеснив плечом неуклюжего соседа, двинулся к выходу, хотя до его остановки было еще минут сорок.

Нет, надо срочно вернуться и все-таки дождаться Марину… Наверняка она выпьет шампанского… Наверняка у нее будет прекрасное настроение… Наверняка согласится лишний часок проветриться… Поделиться впечатлениями…

Вырвавшись из троллейбуса, студент перебежал на противоположную сторону дороги, едва дождался обратного маршрута и втиснулся в переполненный салон…

Вернувшись, студент основательно изучил аптеку.

Прочитал названия всех таблеток, разложенных под стеклом.

Осмотрел фаянсовые предметы и костыли.

Щелкнул пальцем кислородную подушку и целых полчаса не мог оторваться от жирных пиявок в широкой банке.

А уходя, купил за шесть копеек аскорбинку, высыпал таблетки в ладонь и набил полный рот.

Когда стемнело, зашел в подъезд, отогрел руки.

Но, боясь пропустить Марину, снова вернулся к аптеке.

И так шастал, пока не дождался…

Студент увидел дочь писателя сразу, едва шагнул из-за угла.

У витрины аптеки стояла Марина и целовалась с тем длинным, с биофака.

Студент попятился, задел угол плечом.

Увлеченная пара не заметила невольного соглядатая.

Щедрый снег усиленно заметался в свете фонарей.

Студент рванул не зная куда, не зная зачем, – лишь бы подальше от этого, похожего на плохую литературу, банального и типичного, адюльтера.

Студент то бежал вдоль улиц, то шагал, скользя, через хмурые, воющие метелью дворы, а очутившись на тротуаре в кипении снега, вновь торопился к черному пятну следующей арки, подальше от назойливых фонарей.

Снег догонял наивного дурачка-дипломника, срываясь с крыш, выкатываясь из-за угла, гнал, прижимал к сугробам.

Но вытоптанные тропы еще угадывались в круговерти, и отблески окон, как ступени бесконечной лестницы, вели к черноте глухих стен.

В длинном гулком тоннеле студент прекратил на мгновение бессмысленные метания.

С улицы вклинивался свет пролетавших машин, и тогда на крышке люка возле стены угадывались притихшие взъерошенные голуби.

Из-под тяжелой чугунной крышки сочился пар.

Но вот ветер добрался и сюда – загудело, как в аэродинамической трубе…

Студент приехал домой на последнем троллейбусе.

Сбросил пальто на пол, еле развязал шнурки онемелыми пальцами.

Долго сидел в прихожей, наблюдая, как оттаивает пальто, – и вдруг обнаружил, что до сих пор не снял шапку.

Раскисшую шапку положил наверх.

Поднял тяжелое пальто, встряхнул, открыв дверь в ванную, – по кафелю разлетелись брызги.

Отнес пальто к себе в комнату, повесил на спинку кресла поближе к батарее.

Вернулся, открыл кран – трубы завибрировали.

Хорошо, что увидел Марину с длинным, а то бы мучился, надеялся… Поиграла, как кошка с мышкой… Не зря торчал в аптеке, не зря в подъездах маялся… А если бы узнал все позднее, когда втюрился бы по самые уши?.. Сейчас же – легкое опьянение; к утру пройдет, и ничего не останется…

Отлежавшись в ванне, окатился прохладным душем, растерся полотенцем, натянул тренировочный костюм, устроился на кухне.

Написать ей, что ли, письмо… Пусть не думает, что страдаю… Написать, мол, каюсь, но это была не влюбленность, а всего лишь авантюра, порожденная неуемным воображением Андрюхи… Волочился за тобой не из-за красивых глаз, а из-за папаши… Диплома ради…

На кухню вышла мать в халате.

Налила кружку чаю, села напротив и стала смотреть на сына.

– Вижу, нагулялся?

– Угу!

– Опять с Андрюхой в кино торчали?

– Вроде…

– Кстати, тебе звонила Тамара… Завтра у вас консультация на кафедре, в десять…

– Без нее знаю прекрасно.

– Утром купила две банки эмали… Как потеплеет, съездим на кладбище?.. Надо перед родительским днем оградку подновить.

– Мы же в том году и оградку покрасили, и тумбочку…

– Грязновато получилось.

– Кисть попалась паршивая… Ты больше такую не покупай… Надо соседа попросить, может, японскую достанет.

– Ты у него опять пластинки брал по тройной цене?

– Брал… Сказал, подождет до стипехи.

– Ладно, пойду.

Мать выплеснула остывший чай в раковину – так и не отпила ни глоточка.

Студент положил вилку, отодвинул тарелку.

Да, последний раз они были у бабки Анны по весне…

Поехали на кладбище вдвоем.

Заказали такси, положили в сетку банку краски, новую кисточку с еще не оторванным ценником.

К себе в сумку мать поставила бутылочку ацетона.

Приехал на кладбище, с трудом отыскали могилу.

Она теперь была далеко от края.

Плотный клин оградок, выбравшись из тесноты рощицы, позванивая металлическими листьями венков, захватывал когда-то плодородное поле.

Оспины могил да кое-где на уцелевшем дерне трава – издали она кажется бумажной, как вылинявшие цветы, прикрученные к облупленным прутьям.

Только здесь, глядя, как ширится погост, вдруг осознаешь, что люди умирают, каждый день, каждый час, каждую минуту…

В городе убыль населения некому не заметна, только статистикам да похоронным конторам…

Студент поставил сковородку в раковину, залил водой.

Жаль, что бабка Анна так и не узнала о своей почти сбывшейся мечте: увидеть внука с университетским дипломом…

Тщательно вытер стол.

Потом взял металлическую щетку.

Мать утром удивится…

Принялся очищать дно сковородки.

После консультации рвану прямо в библиотеку, засяду всерьез…

Поставил сковородку на видное место, повесил щетку над краном.

Надо сделать шикарную работу и защититься на отлично…

Вымыл руки, выпил еще кружку чая и ушел спать.

В комнате от сохнущего пальто воздух был, как в кладовке под лестницей.

Один раз, еще до школы, играя в войну, сидел за бочкой, накрывшись фанерой и заставив ноги ящиком.

Ребята заглядывали в кладовку раз пять, но так и не обнаружили его.

А он выскочил в самый ответственный момент.

И всех расстрелял из самодельного, выпиленного из восьмислойной фанеры автомата.

Пацаны заматерились.

Девчонки завизжали.

Для еще большего куража наврал про мышонка, который сидел прямо у его носа, на крышке бочки.

Девчонки по очереди бегали поглядеть на жуткое место.

Про мышонка получилось красиво сочинить.

Не рассказывать же, как нестерпимо хотелось чихать и как занемели ноги.

А в том, что появился из кладовки в нужный момент, виновата паутина.

Привстал размять ноги, да и цапанул ее затылком, как будто летучая мышь приклеилась мягким крылом, – чуть не заорал от страха…

Студент разделся, приоткрыл форточку и залез под холодное одеяло.

Все, что произошло вечером, казалось сейчас таким же далеким, как детство в старом доме.

Словно кто-то другой торчал в аптеке, метался по городу, стоял в тоннеле, дыша на руки, а рядом на крышке колодца грелись усталые голуби…

Под самое утро проснулся.

Почудилось сквозь сон, что у соседа за стеной, чуть слышно, – та музыка, тот же ударник, как в магазине, когда вздрагивала стеклина, за которой стояли «кассетники» и «вертаки», а в экранах телевизоров отражалась она, идущая к выходу…

После консультации студент зашел в столовую, взял «комплекс», устроился в уголке.

Отпил сразу полстакана компота, ткнул вилкой в шницель.

Может, поехать к биофаку?.. Попытаться еще раз… Не сдаваться, биться за свою любовь, доказывать свое право на свое место… Нет… Рядом будет маячить и ухмыляться тот длинный… Лучше вообще об этом не думать… Сейчас главное – сесть за диплом, сесть основательно… Через две недели надо показать собранный материал… В библиотеку сегодня не сунусь… Оттуда прямая дорога к биофаку… Лучше поеду к Андрюхе… Сегодня чем дальше от центра, тем лучше…

Из-за соседнего столика рукой махнула Тамарка.

Отвернулся…

Пока студент ждал трамвай, по дороге, что шла параллельно линии, один за одним проносились самосвалы, груженные снегом.

Потом, из вагона, он видел вгрызающиеся в сугробы снегоочистители, грейдеры, скребущие обочину, людей в оранжевых жилетах.

Студент не отрываясь смотрел в протаянную дырку.

Сквозь нее город казался чуточку незнакомым.

В трамвае не умолкали пассажиры: