Святослав Логинов - Медынское золото

– Не… Одного бы порвал, а всех вместе не осилит. Сейчас ещё наши подойдут, утихомирим анагоса. Бить не будем. Что его бить, мёртвого? Успокоим, и пусть спит вместе со своими предками.

Так и вышло. Через час подошли те колдуны, что не участвовали в вылазке, а к вечеру следующего дня смертная напасть отступила. Появилась возможность отдышаться и глянуть по сторонам. Тут-то и оказалось, что славный город Лит этой ночью был взят конными союзниками и разграблен начисто. Анагос – штука такая, своих от чужих не отличает. Не потрафил покойнику кто-то из подручных чародеев, так в предсмертной анагонии ему достанется, что лютому врагу. Но враг всегда наготове и может защититься, а свой удара в спину не ждёт, особенно когда варвары у ворот стоят. Совсем побило в городе младших магов или нет, уже никого не интересовало. Перед закатом конные сотни подошли к городу со стороны реки, раскосые чародеи вышибли ворота, и пока лесные увальни береглись анагоса, кочевники выгребли город подчистую, ничего не оставив тем, кто одержал победу над главным защитником стен. Утешало только, что никто из своих не погиб, а степняки на другой день устроили великий погребальный костёр для тех, кто погиб в ночной резне и кто неосторожно попал в чёрное облако анагоса, ещё не вполне рассеявшееся.

На следующий день возле павшего города появился хан Катум. Проехал среди дымящихся развалин, раздувая ноздри, вдыхал запах гари и мертвечины. Разбил ставку на берегу реки, выше по течению, где не грозили болезни – спутники войны. Со всех племён немедленно понесли владыке причитающуюся долю добычи. Без даров явились только вожди лесного народа.

Хан сделал вид, будто не заметил такого невежества. Знал, что без медлительной мощи леса не был бы взят Лит и впредь не будет взят ни один сильный город. И тем неприятнее было ему услышать, как Ризорх, после обмена непременными любезностями, объявил, что пешее войско собирается возвращаться в свои дебри.

– Поиздержались, есть нечего. Пока мы бьёмся, твои батыры о двуконь успевают всю добычу собрать. Спрашивается, что тогда толку воевать?

– Ты обещал вместе иди на Ном, – напомнил хан. – Там добычи на всех хватит.

– Не дойдём, – постно пожалился колдун. – Отощали. Люди ног не волочат.

– С другом, – возгласил хан, – я готов поделиться последней лепёшкой!

Последняя лепёшка оказалась испечена из захваченных в Лите наманских припасов. Мешки с незнакомыми крупами, мука, солёное сало, которым кочевники брезговали, а нормальные люди такому подарку весьма обрадовались. Под котлами закурились огни, войско повеселело. Колдуны посовещались промеж себя и решили идти дальше, но впредь быть умнее, ввязываясь только в такие битвы, где будет чем попользоваться.

Первая серьёзная добыча досталась уже через четыре дня. К Литу подошло запоздалое подкрепление: фаланга копейщиков под тремя бунчуками. Колдуны в фаланге оказались нестойкими, гром, который они обрушили на противника, удалось развернуть на них же самих, и оглушённые ветераны не смогли сопротивляться лесным дикарям, о которых в империи страшные сказки рассказывают. С первой минуты было ясно, что получится не сражение, а безжалостная резня. Решалось лишь, кто кого резать станет. Последний имперский чародей, единственный, кого можно было бы назвать боевым магом, засел среди трупов своих товарищей и долго отплёвывался струями зелёного яда, сильно обжёгши двоих ратников и перепортив прорву трофеев. Силой его решили не брать, а подождать, пока изнеможет. Конечно, десять магов одного завсегда скрутят, но обойдётся ли без потерь? К тому же пусть и союзнички видят, что бой не окончен, и, хотя воинская сила разбита, мародёрствовать могут лишь те, кого свои колдуны прикрывают.

Конный разъезд, издали следивший за перипетиями сражения, решил присоединиться к тем, кто раздевал убитых. И не то чтобы их стали прогонять, но получилось так, что чародей сумел-таки брызнуть ядом как следует, накрыв незваных помощников.

Белеги – а пострадавшие степняки были из племени белегов – на следующий день явились было с пеней, но отошли ни с чем. Война на то и война, начнёшь раньше времени о добыче думать, останешься и без добычи, и без головы. Впрочем, Ризорх к бедам белегов снизошёл и обещался по возможности помочь пострадавшим. У самих степняков лекарским делом занимаются только мужчины, а они не больно любят возиться с язвами, им подавай кровавую рану. А у людей лекарка – женский промысел. Чуть не каждая баба знает заговоры и умеет помочь недужному. А если судьба прижмёт, то и порчу может навести, лишить, например, человека мужской силы. Чтобы поднять над шалашом знак колдовской власти, этого недостаточно, но обижать лесных старух никому не рекомендуется. Зато в дружбе с ними польза есть немалая.

Вечером привезли белегов, неосторожно сунувшихся под ядовитый взгляд вражеского колдуна. Лекарки к тому времени уже знали, как лечить пострадавших от необычной волшбы, и с бедой бороться обучились. Заранее были приготовлены примочки, припарки и притирания, без которых сухие заговоры действуют вдесятеро хуже. Но и примочки без должного заклятия лечат плоховато. А вместе оно в самый раз будет, так что те батыры, которых довезли живыми, к утру открыли глаза, а некоторые и на ноги встали.

С тех пор о лесных ведуньях в степи пошла опасливая, но добрая слава. И первый серьёзный прибыток получился именно у баб и девок, отправившихся в воинский поход. Спасённые батыры отдаривались перстеньками, цветным каменьем, знаменитым наманским серебром. Особенно ценились судейские шапочки из синего и зелёного бархата, искусно украшенные серебряной чеканкой. В империи это был символ грозной судебной власти, а теперь внушающие трепет знаки доставались черноглазым степным и синеоким лесным красавицам. И трепет властительные символы внушали совсем иного рода.

В скором времени все лекарки щеголяли по-судейски и в разговорах полушутливо звались сударушками. Одна Нашта ходила в мужской мисюре, а дорогие наряды прятала в заплечный сидор. Воинских столкновений на её долю доставалось не так много, а прибыльного лекарского дела – весьма порядочно. Потому никто и не мог разглядеть в девушке боевого мага, считали простой ворожейкой.

Побитый Хисам появлялся несколько раз, просился на излечение.

– Что же у тебя болит, воин? – спрашивала Нашта с чуть приметной усмешкой.

– Тут болит… – Хисам прикладывал руку к груди. – Днём сильно болит, а ночью и вовсе сил терпеть нет. Ушибла ты меня в самое сердце.

– Ай-ай, – притворно вздыхала Нашта. – Иди, герой, к Азёре, она хорошо ушибы лечит.

Азёра – высокая худая старуха – и впрямь славилась умением лечить всякого рода ушибы и побития.

Хисам улыбался, качал головой:

– Старики говорят, чем рана нанесена, тем и лечить надо. Не пойду к старой, к тебе пойду.

Вынимал из тороков подарки: узорчатые наманские редкости, радующие глаз и женскую душу. Нашта качала головой: нельзя, не заслужила. Кого лечу, у того беру, а тебя, сам говоришь, ранила.

Так и уходил командир конной сотни ни с чем.

Между тем война продолжала оставаться всё такой же странной и на войну не похожей. Орды, вошедшие в мирный край, упивались разбоем, но старались не сталкиваться с высланными навстречу войсками. Степняков до поры спасала подвижность, которая с каждой воинской удачей всё уменьшалась. Обозы, нагруженные чужим добром, сковывали манёвр, лишая конное войско главного преимущества – внезапности.

У пешего войска тоже появился обоз: шатучие арбы, запряжённые неторопливыми быками. Ухаживали за быками и управляли повозками бывшие наманские рабы. Им честно был предоставлен выбор: отправляться на все восемь сторон или служить в обозе возницами и иметь в будущем свободу и долю добычи. Те из рабов, кто посообразительней, мгновенно поняли, что сейчас следует держаться сильного отряда, иначе легко остаться и без свободы, и без добычи, и без головы. Повозки медленно заполнялись бронзовой и медной посудой, редкими тканями, благовониями и пряностями, привезёнными из жарких краёв. Вещи такие, без которых можно прожить, но жить скучновато. Конечно, все эти удовольствия можно было купить, но зачем покупать, если отнять проще и быстрее?

Но и быстрый способ заставлял платить цену: самую малую или самую большую – смотря как считать. По мере того, как множились и заполнялись повозки в обозе, множились и потери. Во всяком бою ратников прикрывали по меньшей мере два мага, но ведь к каждому стрелку отдельного колдуна не приставишь, а потери бывают не только в больших сражениях.

Чем дальше в глубь страны, тем ожесточённее становилось сопротивление южан. Тут начинались их родные земли, которые наманцы не могли и не хотели сдавать чужакам.

Ещё в те давние времена, когда о наманской империи не только разговору, но и самого поименования не было, предки нынешних гордых номеев успешно отбивались от воинственных соседей в горных теснинах, отгораживающих Ном от всего остального мира. Говорят, медынские рати, завоевавшие полмира, впервые сломались именно здесь. И потом, когда у Намана ещё были враги, достойные его могущества, никто из них не смог преодолеть горы, прикрывавшие наманскую долину. Конечно, со стороны моря не раз высаживались пираты, но их быстро научились топить, с помощью сильного флота и колдовскими методами.