Наталья Корнилова - Быстрее пули

– Что вы имеете с виду? – спросил Родион.

– А тут все просто. Вы, конечно, читали Лермонтова? «Фаталист»… если уж написано ему на роду быть зарубленным, так от пули он точно не умрет. Вот и я… напился, подумал, что если суждено мне умереть заказанным, то от этого никуда не уйдешь, и не подохну я ни от перепоя, ни от того, что свалюсь с балюстрады.

– Плохая философия, – сказал Родион.

– Я понимаю. Я вообще человек сдержанный. То, что я позволил себе этим вечером вытворять – это невозможно. Невозможно, – повторил Каллиник и отпил из бокала немного сока. – Я уже смутно помню, что вы сказали мне про эту кошачью лапу, Родион… но я испугался. Я был испуган и до того, но когда вы мне сказали, получил ли я эту метку, в мозгу у меня что-то заклинило… вот.

Он посмотрел на меня, грустно улыбнулся и продолжал:

– Дело в том, что Виктор… Виктор Семин, звонил мне из сауны. Его что-то мучило. И Борису, и ему пришли эти дурацкие «кошачьи лапки», и он не мог понять, каким образом бумажки эти попали… одна – на спину Рейну, вторая – на подголовник в «мерсе», поставленном на сигнализацию. Если это шутка, то шутник определенно шел на риск. К тому же, судя по всему, шутничок этот, позже оказавшийся убийцей или из числа убийц, – специалист высокой квалификации. Проникнуть в семинский «мерс», стоявший на стоянке у сауны, да так, чтобы этого никто не заметил, – это многого стоит!

– Я знаю, – сказала я. – У Семина была прекрасная сигнализация. Я бы не преодолела такую защиту и за пятнадцать минут.

Каллиник, который уже знал, что мы представляем частное детективное бюро, только передернул плечами.

– И еще, – сказал он, – я ведь пытался убедить Витьку в том, что все это – чепуха. Что у Рейна и у него, у Витьки, прекрасная охрана. Что эти бумажки – ерунда, фанфаронство, показуха… из числа тех дешевых трюков, когда киллеры еще в перестроечные времена писали на стене подъезда кровью убитого слово «месть», а потом их находили по почерку. А вот же тебе, – Владимир тяжело сглотнул и снова потянулся за соком, – а вот же тебе – оказалось, что не ерунда.

– Что же вы предполагаете делать, Владимир? – спросила я. – Только не говорите о фатализме, и, надеюсь, вы понимаете, что нельзя цеплять на себя мишени?

Каллиник засмеялся и перевел взгляд на Родиона. Но последующие слова его, несомненно, в большей степени адресовались мне – почему-то я была уверена в этом:

– Спокойно мне с вами, ребята. И знакомы-то всего ничего, а – все равно. А вот что вы посоветуете мне делать? А, Родион?

– Не паниковать, – спокойно сказал тот. – Усилить охрану. Все. Да ваши люди не хуже меня знают, что делать… да и вы сами.

– А вы, Маша?

У меня почему-то перехватило дыхание. Я вообще была склонна к сентиментальности после употребления алкоголя, но сейчас-то я была уже трезва. По всей видимости, на меня просто произвело сильное впечатление обращенное ко мне тонкое бледное лицо с темными глазами и нездоровыми кругами под ними: неподвижный тревожный взгляд, сжатые губы, четко очерченный подбородок…

– Я думаю, что вам стоит обратиться к нам, – машинально произнесла я, даже не обдумав, что же, собственно, ему лучше посоветовать.

Родион поднял брови и посмотрел на меня. Вероятно, босс не ожидал от меня такой конкретности, тем более что он сам, будучи нетрезвым, никогда не прибегал к конкретике и оперировал только туманными фразами и ни к чему не обязывающими определениями. Серьезные решения следует принимать на трезвую голову, полагал он.

– К вам? – переспросил Каллиник. – То есть вы, Маша, думаете, что если у вас есть информация от какой-то свирепой старухи, то через нее вы сумеете распутать весь этот клубок… кровавый клубок?

– Я думаю, что это нам по силам.

– Конечно, если вы примете такое решение, – проговорил Родион, который, почувствовав, что может получить к расследованию это «жареное» дело, заметно оживился.

– Вы же сами говорили, что вам с нами спокойно, – добавила я.

Владимир снова улыбнулся и пожал плечами.

– То, что я говорил – это мое личное мнение. Вещь субъективная. А пуля, согласитесь, – это такая штука, которой сложно отказать в предельной вещественности и объективности. Уж кто-кто, а я это хорошо знаю: все-таки закончил физфак МГУ, мне динамику четыре раза пришлось сдавать, – даже пошутил он напоследок.

– Вы спросили наше мнение, мы ответили, – сказала я.

– Хорошо, я подумаю. Ладно… – Он поднялся с кресла, машинально взглянул на окно, которое мало того, что было закрыто жалюзи, так еще и задернуто тяжелыми портьерами. – Пора и расходиться. Прошу извинить меня за все имевшие место недоразумения…

– Недоразумения? – весело переспросил Родион Потапович. – Вы имеете в виду концерт классической музыки, бесплатный обед с марочным коньяком и чтение стихов Пастернака? Да, в традиционных ресторанах это – недоразумение.

– Да нет, вы понимаете, о чем я, – проговорил Каллиник и отвернулся.

В этот момент в апартаменты вошел охранник Геннадий и протянул Владимиру какой-то листок.

– Это что такое? – нахмурился хозяин.

– А это шеф-повар, этот… Хун Чан Вэй, что ли. Он составил счет. В общем, подсчитал убытки от…

– От моих роскошеств, – договорил Каллиник. – Ну-ка дай сюда, Гена. Н-да… – Он почесал в затылке и произнес почти весело: – Ну что, будем считать, что я купил себе новый джип и разбил его о дерево. Ремонту не подлежит. Ладно… ничего страшного.

«Тем более что ты помирать собрался, а на том свете деньги не нужны», – щелкнуло в моем мозгу. Но вслух я, естественно, этого не сказала.

– Да, – добавил Каллиник, весело взглянув на мои босые ноги, – кстати, Мария, я обещал купить вам туфли. Вам же даже выйти отсюда не в чем. Ладно, поступим проще: Гена, подкати к выходу мою машину, и скатаем в какой-нибудь круглосуточный магазин – купим Маше туфли взамен тех, которые она сломала по моей неуклюжести.

«Сломала по моей неуклюжести» – это была любезность со стороны Владимира, которая не соответствовала истине. Но спорить с таким предложением как-то не принято, да и попросту глупо – особенно когда предложение это сопровождается несколько блеклой и усталой, но в целом доброжелательной улыбкой.

– Да, Владимир… – вдруг произнес Родион, – прежде чем мы уйдем отсюда, не могли бы вы показать нам листок с рисунком кошачьей лапы?

Каллиник помрачнел. Его узкие ноздри дрогнули, но он ничего не сказал, а просто подошел к стоящему в углу сейфу и вынул оттуда роковой рисунок.

– Я обнаружил его приклеенным к этикетке бутылки, которую мне подали, – сумрачно сказал он.

– Да, – отозвался Родион Потапович, рассматривая рисунок сначала так, а потом вооружившись сильной двояковыпуклой лупой. – Интересно, как эти, извиняюсь за выражение, шутники умудрились это сделать?

– Как? А вот так же, как они прицепили бумажку на спину Рейна и закинули такую же в салон семинского авто. Молча.

– Благодарю вас, Владимир Андреевич, – официально сказал Родион, отдавая роковой листок обратно Каллинику, тот было протянул руку, но тут же и отдернул, как будто Родион Потапович подпалил бумагу зажигалкой и владелец ресторана обжегся.

– Оставьте ее у себя, – сказал Каллиник, а потом потер лоб и пробормотал: – Странно… вроде бы нажрался по самое не могу, как говорится, дурняка нарезал на кругленькую сумму… а спать неохота. Ни в одном глазу.

– У меня почему-то тоже, – проговорила я. – Наверное, потому, что босые ноги.

Родион взглянул на меня, кажется, укоризненно, а Владимир махнул рукой и невесело засмеялся:

– Намек понятен, Мария. Такой непринужденный способ вымогательства…

– У вас превосходный ликер, – заметил босс совершенно безотносительно к моим и каллиниковским словам. По крайней мере, так наивно полагал он сам, но прозвучало это совершенно по-иному.

– Что?

– Я говорю, превосходный ликер у вас, Владимир Андреевич.

– Еще один способ вымогательства! – трагическим голосом произнесла я.

Каллиник улыбнулся и, пожав плечами, сказал:

– Гена, принеси Родиону бутылочку вот этого ликера. Да… пока я добрый.

– Я думала, что у бизнесменов вашего профиля язык подвешен значительно хуже. К тому же чтобы владельцы ресторанов читали Пастернака – это в России как-то… не принято, что ли.

Мы уже покинули помещение ресторана «Клеопатра» и ехали в направлении ближайшего открытого в этот час магазина. Куда именно – я сказать не могла, потому что, во-первых, не смотрела в окно, полагая, что шофер Каллиника Андрей, кроме коего в машине из секьюрити был еще и Гена, лучше знает, куда ему ехать; ну а во-вторых, мне было все равно.

Надо сказать, что Каллиника вели из ресторана в машину по всем правилам телохранительского искусства – прикрывая так, что не то чтобы мышь, но даже пуля, пущенная членом олимпийской сборной России по стрельбе из крупнокалиберной винтовки, не прошмыгнет. При этом он поминутно хватался за локоть Гены, по всему было видно, что с оставлением ресторана его прежние страхи начали возвращаться.