Георгий Злобо - Бесплатное порно

Кто я такой?

Вряд ли моя подробная биография поможет вам уйти от неизбежного, поэтому предпочту ограничиться коротким наброском.

Я был рожден в государстве, которое называют ныне Страной Дураков, в конце ХХ столетия крестового ига. Я получил неплохое по тем временам образование, и покровители сулили мне карьеру адвоката, но дух мой тяготел к иному — таким образом, я отправился в странствия.

К исходу 3-го десятка, сменив множество профессий, женщин, крыш, друзей, но не убеждений, я влился в отряды Сопротивления. Это явилось единственной доступной мне на тот момент жизненной целью, альтернативой чему было лишь медленное дичающее угасание.

Я вёл агитацию среди шахтёров.

На одном из собраний наиболее активных членов ячейки, среди которых значились такие видные горняки, как Филипп Шалашов, братья Щорс и Антон Затяжной, прошёл слух о существовании некоей ни то банды, ни то секты, терроризировавшей с недавних пор рабочий посёлок. Говорили, что это вампиры, или что-то в этом роде. Или того круче: пришельцы из будущего, ага.

Разумеется, я не поверил в подобный вымысел. Но смирился с ним, считая чем-то вроде сказки, — а потому оказался совершенно не готов к реальному столкновению с потусторонней реальностью, которую встретил. Не буду останавливаться на подробностях, но скажу лишь, что столкнулся со странным явлением, аналогии к которому подобрать не в состоянии.

Безвременная смерть друзей заставила меня взглянуть на мир по-новому. Я стал искать концы загадки и столкнулся с продавцами оккультной утвари, которых условно назову здесь Пантелеймоном и Кузьмой. Они-то и поведали мне о существовании деревянной куклы, которая является в нашем мире шпионом потустороннего.

Это и был Деревянный Человек. Для простоты: Буратино.

Так он выглядел для нас: просто кукла.

Но эта кукла была из тех, что держит кукловода за яйца.

Он использовал окружающих его людей как орудия Воли сигеригора Боопто.

Но я не сразу проник в эту мрачную тайну, не сразу напал на их след.

Меня привела к ним женщина: очень высокая (вероятно, ок. 1,90 м.) брюнетка с правильными формами. Её называли также: «кудрявая рыба» — с намёком на что-то постыдное, и вместе с тем весьма желанное.

И там у них всё было организовано.

Имелся Отец. Карло.

И еще… там были… в общем, немало различных… персонажей.

Я всё детально разведал, собирая по крупицам информацию, как выковыривает из собственного говна контрабандист проглоченный перед таможней бриллиант (вам приходилось глотать бриллианты?). Я стал частным сыщиком.

Непонятно только было, на чьей я сам стороне.

А к Кудрявой Рыбе привёл меня набросок сценария короткометражного фильма (или, вернее, 2-х фильмов), который нашёл я в файлах своего убитого друга (зарублен ударом мачете в одном из ночных кафе).

Ниже я помещаю упомянутый набросок из 2-х частей, а также все мои полевые наблюдения, вырванные из пасти Вечности ценою прожитых лет:

На экране появляется как бы плоскость стола, при приближении оказывающаяся площадью, на которой стоит каратист рядом с телефонным аппаратом.

Раздаётся звонок.

Обычный звонок телефона, но звук этого звонка как бы расслаивает каратиста, превращая его в целую дуговую шеренгу бойцов в кимоно. Все они выполняют удар мае-гери в верхний уровень.

После чего ближайший из каратистов снимает трубку и говорит:

— Аллё?.. Да? — затем он нажимает на несколько клавиш, — Господин детектив, это, должно быть вас — и кладёт трубку на рычаг.

Тут же на экране звонит другой, величиною с каратиста уже телефон, и появляется мальчик-пионер наперевес с гнилым горном.

Звонок телефона расслаивает пионера и заставляет его размахивать гнилым горном подобно нунчаку.

Затем ближайший из шеренги пионер снимает гигантскую трубку и говорит:

— Аллё?.. Да? — и повторяет в точности вышеописанные действия каратиста.

И возникает еще третий телефонный аппарат — величиной уже с этого пионера.

И нелепая такая рисованная и насквозь фальшивая фигура, что-то типа олимпийского мишки или Винни-Пуха.

Телефонный звонок расслаивает паяца на множество «смайликов», которые сливаются в непрерывном хороводе, пока один из них не складывается вдруг в знакомую фигуру телефона, который растёт, огромный, заслоняя собой небо, наплывает на экран, на зрителя, — и звонит, звонит, звонит…

И превращается в огромного поросёнка, которого вот-вот отправят под нож мясника.

Поросёнок сей ноет тоскливым человеческим голосом:

— Никто меня, бедненького, не пожалеет…

И тогда из каждого глаза его начинают расти, увеличиваясь в размерах две огромные слезы, и каждая из слез этих, достигнув размеров поросёнка, кристаллизуется постепенно в огромный кусок говна.

Это чёрно-белый фильм.

Съемки производятся из окна вагона товарного состава, отъезжающего от большого железнодорожного узла.

Пейзаж: железнодорожные пути, полуразвалившиеся промышленные здания, освященные кое-где одинокими перстами прожекторов.

Дверь в вагоне не заперта, и катается на роликах, разгоняемая продвижениями поезда. Временами дверь целиком заезжает на проём, и на несколько мгновений экран становится совершенно чёрным.

Голос за кадром, принадлежащий — на слух — молодой женщине, слегка с хрипотцой, проговаривает — или, вернее — считывает с листа некий текст на манер стихотворного:

Воплощаясь, воплощаешься, а не воплощаясь, теряешь плоть.

Таков Закон Сущего.

Вот, прошу любить и жаловать: Валерий Дмитриевич, одновременно присутствующий в разных местах.

А вот Кудрявая Рыба, отвечающая на все вопросы, не думая.

И первый вопрос Валерия Дмитриевича звучал так:

— Отчего мне так больно слушать симфоническую музыку?

И ответила рыба кудрявая:

— Всё, что боль в тебе, то есть счастье.

Поинтересовался тогда Валерий Дмитриевич:

— Почём нынче жизнь моя?

— 5 на 8 через фрэш, — сплюнула рыба, и Валерий Дмитриевич не понял, но переспросить побоялся: сзади со всех сторон сигналили.

Проклятая рыба сканировала его, точно пытаясь занести в свою базу данных.

— Э, а ну, постой! — воспротивился Валерий Дмитриевич, — мы не желаем подчиняться произволу!

— А кто тебя спросит? — рассмеялась рыба, проглатывая чересчур любопытного человечишку.

Был он у неё на сегодня пятнадцатым.

Пантелеймон поначалу служил лекарем в одной из уездных больниц.

Каждый день встречался он с коварством и подлостью.

Но этот же день нёс и новое знание, новую пищу и новую похоть.

Пантелеймон вёл отрывистые записи в дневнике, и часто отмечал там: «вот куплю машину и брошу писать». Он уже накопил денег на эту самую машину, и выходило, что вместе со страховкой он может еще позволить себе комплект зимней резины.

И вот приходит он домой как-то раз, и видит: жена его Света стоит на кухне раком, коленями упершись в табуретку, а племянник Марципан пялит её сзади, сочно вонзаясь, и оба уже вот-вот и кончат.

Пантелеймон тихонько попятился, сунул руку на полку. Рука проворно ухватила топор, ноги устремили тело к цели.

Любовники как раз цепенели в оргазме, когда тяжёлое лезвие обрушилось на их головы.

Никогда в жизни Пантелеймон еще не бывал так возбуждён: хуй стоял тугим колом, гигантским когтём рос из тела. Он вынул из жены Марципана и поебал его в различные отверстия, не первым и не последним из которых было анальное. Затём зажёг у него в разрубленной голове многозарядную петарду и одновременно со взрывами кончил на изрубленное лицо супруги.

«М-да. Лучше б я купил машину.» — сообщает нам его дневник днём позже.

Убедительно было бы считать нас с вами игрушками, в которые играют дети сверхчеловечества: взрослея, они учатся управлять нами, брюзжащими дегенератами омерзительной повседневности, ловкими грибами в заднем проходе вечнозеленой истины.

Клянусь мамой, ла-ла-ла!

Клянусь папой йо-йо-йо!

Клянусь гантелей йе-йе-йе!

Я не хочу твердить здесь азбучные истины, но всё же подчеркну: хуй-лю-лю, хуй-лю-лю, хуй лю-лююшки, эх, да хуй-лю-лю хуй лю-лю.

Хуй лю-лю хуй лю-лю хуй лю-лю!

Новости сообщали о непростой судьбе милиционера Кийко, который вынужден был при помощи деревянной рогатины противостоять вооруженному ручным гранатомётом рецидивисту Кукушкину.

Это была своеобразная дуэль: встреча была назначена в заброшенном квартале нового микрорайона. Очевидцами разборки были лишь псы, да крысы.