Харуки Мураками - Токийские легенды (Tokyo kitanshu)

— Как и я?

— Одним словом, я выбрала профессией то, что хотела делать давно — с самого детства. Как и вы. До сих пор путь был нелегким.

— Это хорошо, — сказал Дзюмпэй, — это… очень важно. Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету.

— Актом любви, — повторила Кириэ с восхищением. — Чудесная аллегория.

— Кстати, мне приходилось раньше слышать твое имя? — спросил Дзюмпэй.

Она покачала головой.

— Думаю, нет. Мое имя в обществе неизвестно.

— У каждого есть отправная точка.

— Именно, — сказала Кириэ и улыбнулась. Затем ее лицо стало опять серьезным. — Однако, в отличие от вас, в моем случае с самого начала требовалось совершенство. Ошибка не прощалась. Ты совершенен — или нет. Третьего не дано. Как и права на повтор.

— И это тоже подсказка.

— Пожалуй.

Подошел официант, держа поднос с фужерами шампанского. Она взяла два, один передала Дзюмпэю и сказала:

— Выпьем.

— За наши специальности, — подхватил Дзюмпэй.

Они чокнулись. Раздался легкий и таинственный звон.

— Кстати, вы женаты? Дзюмпэй покачал головой.

— Я тоже не замужем, — сказала Кириэ.

Ту ночь она провела у Дзюмпэя. Пили вино, подаренное заведением, где познакомились, занимались сексом, а потом уснули. Когда Дзюмпэй в одиннадцатом часу утра проснулся, ее уже не было. На соседней подушке осталась лишь вмятина — словно оттиск утраченной памяти. А на подушке лежала записка: «Ухожу. Пора на работу. Если возникнет желание — позвони».

Он набрал ее номер, и они встретились в субботу вечером. Поужинали в ресторане, слегка выпили, позанимались сексом у Дзюмпэя и вместе уснули. Утром она опять исчезла. Несмотря на воскресный день, осталась лишь короткая записка: «У меня работа. Исчезаю». Чем она занимается, Дзюмпэй по-прежнему не Знал. Одно очевидно: работает она спозаранку. И как минимум по воскресеньям тоже.

Они разговаривали обо всем на свете. Кириэ не страдала комплексами и умела поговорить. Ничего не стесняясь. Она с удовольствием читала книги — биографические, исторические, по психологии и научно-популярные, но не художественную литературу. И на удивление обладала обширными познаниями во всех этих областях. Однажды Дзюмпэя несказанно поразила ее осведомленность в истории строительства сборных домов.

— Погоди, сборные дома? Может, ты работаешь в строительстве?

— No! — ответила она. — Меня интересуют вполне реальные вещи. Только и всего.

Это не помешало ей, прочитав два сборника рассказов Дзюмпэя, лестно о них отозваться.

— Интересней, чем я ожидала. Правда, я втайне переживала, — призналась она. — Думала, как быть, если они мне вдруг покажутся скучными. И что тебе тогда сказать? Но я зря сомневалась — мне очень понравилось, правда.

— Вот и хорошо! — вырвалось у него с облегчением. Когда он давал ей свои книжки — беспокоился о том же.

— Это не лесть, — сказала Кириэ. — В тебе есть нечто… необходимое для того, чтобы прославиться. В рассказах у тебя разлито спокойствие, и некоторые написаны очень свежо, слог красивый. А прежде всего — они умело сбалансированы. По правде говоря, я первым делом обращаю внимание на баланс. Будь то музыка, роман или картины. Когда мне попадаются плохо сбалансированные произведения или исполнение, иными словами — вещи незаконченные, низкосортные, у меня ужасно портится настроение. Меня словно укачивает. Пожалуй, именно поэтому я не хожу на концерты и почти не читаю романов.

— Не хочется натыкаться на вещи с плохим балансом?

— Yep.

— И не читаешь романы и не ходишь на концерты, чтобы риска избежать?

— Именно.

— Но это же крайность.

— По гороскопу я Весы. Я не терплю дисбаланса. Не терплю или… как это сказать… — Она умолкла, подыскивая подходящее слово. Но так и не нашла, лишь неуверенно вздохнула. — Ладно. Мне кажется, тебе следует написать солидный роман — и тогда ты прославишься по-настоящему. Конечно, со временем.

— Я, по сути, могу только рассказы. Романы — не мое, — сухо сказал Дзюмпэй.

— И все же.

Дзюмпэй ничего на это не ответил — только молча прислушивался к шороху кондиционера. Вообще-то он уже несколько раз принимался за роман, но всякий раз откладывал. Никак не мог сосредоточиться надолго. С первых же страниц у него было ощущение, что из-под пера выходит нечто прекрасное. Текст получался живым, и будущее, казалось, уже у него в кармане. Естественно вырисовывалась богатая сюжетными линиями фабула. Но по мере продвижения этот напор и этот блеск постепенно, однако очевидно иссякали, сужались и вскоре исчезали полностью. Так останавливается теряющий скорость локомотив.

Они лежали в постели. На улице осень. Оба нагие после долгого и проникновенного секса. Кириэ прижималась плечом к его руке. На тумбочке рядом стояли два бокала с белым вином.

— Слышь?

— А?

— У тебя же есть еще любимая женщина? Которую ты никак не можешь забыть?

— Есть, — подтвердил он. — А что, по мне видно?

— Конечно, — ответила она. — Женщины это чувствуют.

— Все, что ли?

— Я не говорю за всех женщин.

— А-а.

— Но встречаться с ней ты не можешь, да?

— Есть обстоятельства.

— А возможности их устранить — никакой? Дзюмпэй отрывисто качнул головой.

— Нет.

— Что, сложные?

— Сложные или нет, я не знаю. Но как бы там ни было — обстоятельства.

Кириэ отпила вина.

— А у меня такого человека нет, — произнесла она, словно бы сама себе. — И ты мне очень нравишься. Ты завладел моим сердцем. Когда мы вместе, знаешь, меня охватывают счастье и спокойствие. Но всегда быть с тобой мне не хочется. Ну как, успокоила?

Пальцы Дзюмпэя гладили ее волосы. Вместо ответа он задал свой вопрос:

— Это почему?

— Почему я не собираюсь всегда быть с тобой?

— Да.

— Интересно?

— Самую малость, — съязвил он.

— Завязывать с кем-то постоянные отношения я не могу. Причем не только с тобой — ни с кем, — сказала она. — Мне нужна полная сосредоточенность на том, что я сейчас делаю. Боюсь, перестанет получаться, начни я с кем-то жить и проникнись чувствами к этому человеку. Поэтому лучше пусть все остается как есть.

Дзюмпэй на мгновенье задумался.

— Иными словами, ты избегаешь сердечной привязанности?

— Да.

— Случись такое, нарушится баланс — и это станет серьезной помехой твоей карьере.

— Именно.

— И чтобы избежать такого риска, ты ни с кем вместе не живешь.

Она кивнула.

— Во всяком случае, пока работаю по этой специальности.

— И все же… что у тебя за работа? По-прежнему не хочешь говорить?

— Угадывай.

— Воровка? — спросил Дзюмпэй.

— No — серьезно ответила она. Но взгляд у нее повеселел. — Версия заманчивая, но воры не работают спозаранку.

— Наемный убийца?

— Тогда уж наемная убийца, — поправила она. — В любом случае — No. Чего это тебе лезет в голову одна жуть?

— Твоя работа — в рамках закона, так?

— Так, — ответила она, — в самых что ни на есть рамках.

— Тайный сыщик?

— No — сказала она. — На сегодня об этом хватит. Лучше расскажи о своей работе. Что ты сейчас пишешь, например? Ты ведь что-то пишешь?

— Пишу. Рассказ.

— И о чем?

— Не могу закончить. Я взял передышку, а дальше ни с места.

— Если не трудно, расскажи хотя бы до места.

Дзюмпэй умолк. Он взял себе за правило не распространяться о незаконченных работах. Чтобы не сглазили. Стоит лишь обмолвиться — и нечто улетучивается, как утренняя роса. Утрачивается оттенок смысла, меняется фон декораций. Тайна перестанет быть тайной. Однако, перебирая сейчас короткие волосы Кириэ, он подумал, что эту женщину, пожалуй, в тайну посвятить можно. Все равно его как заклинило — за последние дни он не продвинулся ни на шаг.

— Там все от третьего лица. Главный герой — женщина где-то за тридцать, — начал он. — Известный терапевт, работает в крупной больнице. Не замужем, но тайно встречается с женатым хирургом из той же больницы. Ему около пятидесяти.

Кириэ попыталась представить героиню.

— Симпатичная?

— Вполне, — сказал Дзюмпэй, — но до тебя далеко.

Кириэ улыбнулась и поцеловала Дзюмпэя в шею.

— Честно?

— В моих принципах отвечать честно, когда нужно.

— Особенно в постели.

— Особенно в постели, — подтвердил он. — Взяв отпуск, она едет в путешествие. Время года — примерно как сейчас. Остановившись в маленькой гостинице, бродит вдоль реки, которая течет по этой горной долине. Она любит наблюдать за птицами. Больше всего ей нравится следить за зимородками. Прогуливаясь по берегу реки, она видит камень причудливой формы. Черный с красными прожилками. Очень гладкий и по виду — до боли знакомый. Она сразу понимает, на что он похож. На почку. Еще бы, специалист. И размером, и расцветкой — вылитая почка.