Генерал конфедерации из Биг Сур - Бротиган Ричард

Виной тому его поразительная способность от них избавляться. Я бы даже назвал ее гениальностью. Говорят, что Джон Стюарт Милл^[4] в пять лет читал по-гречески, а в шесть с половиной написал историю Рима.

Но поразительнее всего в зубах Ли Меллона их беспорядочные перемещения во многочисленных и разноообразных зубных протезах, которые этим несчастным приходилось называть своим домом. Я встретил его однажды на Маркет-стрит с единственным передним левым зубом во рту, а месяц спустя на Грант-авеню у него было три нижних правых и один верхний правый зуб.

Когда он только приехал из Биг Сура, у него было четыре верхних передних и два нижних левых зуба, а после двух недель жизни в Сан-Франциско он носил на верхней челюсти пластинку вообще без единого зуба — пластинка нужна была для того, чтобы не болели десны, и чтобы щеки не провалились в рот.

Я быстро научился разбираться в этих зубных перемещениях, и теперь всякий раз, когда вижу Ли Меллона, я с интересом заглядываю ему в рот и узнаю, как идут дела, работает ли он, какую книгу сейчас читает, будь то Сара Тисдэйл^[5] или 'Майн Кампф', и с кем спит — с блондинкой или брюнеткой.

Ли Меллон рассказывал, что однажды, уже в Новейшее Время, все зубы пробыли у него во рту в течение целого дня. Он водил в Канзасе трактор — взад-вперед по пшеничному полю, — и его новая нижняя челюсть сидела во рту немного косо, так что он ее вытащил и положил в карман рубашки. Зубы вывалились, и он проехался по ним трактором.

С неподдельной грустью Ли Меллон рассказывал мне, как, не обнаружив в кармане зубов, он проискал их целый час, а когда, наконец, нашел, то лучше бы он их не видел вообще.

Я познакомился с Ли Меллоном пять лет назад в Сан-Франциско. Была весна. Ли Меллон только что приехал автостопом из Биг Сура. По дороге его посадил в свою спортивную машину один богатый пидор. Богатый пидор предложил Ли Меллону десять долларов за акт орального насилия.

Ли Меллон сказал 'хорошо', и они остановились в уединенном месте, где деревья карабкались в гору сначала поодиночке, потом превращались в лес, и уже настояшим лесом заползали на вершину.

— После вас, — сказал Ли Меллон, и они пошли в лес. Богатый пидор впереди. Ли Меллон подобрал камень и долбанул им богатого пидора по голове.

— Ой! — сказал богатый пидор и упал на землю. Ему было больно, и богатый пидор запросил пощады.

— Пошади меня! Пощади меня! Я маленький одинокий богатый пидор, я только хотел немножко развлечься. Я не сделал ничего плохого.

— А ну прекрати, — сказал Ли Меллон, — и давай сюда деньги и ключи от машины. Мне больше ничего не надо, ты понял, богатый пидор?

Богатый пидор отдал Ли Мелону 235 долларов, ключи от машины и часы.

Ли Меллон ничего не говорил богатому пидору насчет часов, но вспомнил, что скоро день его рождения, двадцать три года, так что взял часы и сунул их в карман.

Это был лучший день в жизни богатого пидора. Молодой, высокий, красивый, решительный, беззубый хич-хайкер забирает у него деньги, машину и часы.

Эту историю богатый пидор сможет рассказать всем своим друзьям. Он покажет им шишку на голове и след от часов на руке.

Богатый пидор потрогал левой рукой шишку. Она росла, как на дрожжах. Богатый пидор надеялся, что шишка не рассосется еще очень долго.

— Я ухожу, — сказал Ли Меллон. — А ты сидишь здесь до утра. Если сдвинешься хоть на дюйм, я вернусь и два раза перееду тебя машиной. Я очень крутой, и больше всего на свете люблю давить богатых пидоров.

— Я не сдвинусь с места, — сказал богатый пидор. Мудрое решение. При всей своей замечательной внешности Ли Меллон казался вполне вменяемым — Я не сдвинусь ни на дюйм, — пообещал богатый пидор.

— Какой хороший богатый пидор, — сказал Ли Меллон, бросил машину в Монтерее и сел на автобус до Сан-Франциско.

Когда я впервые встретил молодого хич-хайкера, он уже четвертый день подряд пропивал конфискованные средства. Он купил бутылку виски, и мы отправились пить в парк. В Сан-Франциско так принято.

Мы с Ли Меллоном мокли под дождем, хохотали во все горло — и немедленно подружились. Он сказал, что ищет жилье. У него еще оставались деньги богатого пидора.

Я сказал, что в доме на Ливенуорт-стрит, где я живу, прямо под моим чердаком есть свободная комната, и Ли Меллон сказал: здорово, сосед.

Ли Меллон был уверен, что богатый пидор не пойдет жаловаться в полицию.

— Богатый пидор сидит, наверное, сейчас в Биг Суре. Ничего, с голоду не помрет.

Ночь, когда я познакомился с Ли Меллоном, утекала каплями из нашего тотема — бутылки виски. Наступил рассвет, шел дождь, и мы оказались на Эмбаркадеро. Начали рассвет чайки — их серые крики, словно флаги, поднимались вместе с солнцем. Где-то плыл корабль. Норвежский корабль.

Наверное, шел к себе в Норвегию и в исполнение коммерческого договора вез шкуры 163-х трамваев. Ах, торговля: страны меняются своим добром, словно школьники на переменках. Меняют дождливое весеннее утро Осло на 163 трамвайных шкуры из Сан-Франциско.

Ли Меллон смотрел в небо. Иногда такое случается: знакомитесь с человеком, а он смотрит в небо. Он смотрел очень долго.

— Что там? — спросил я, потому что хотел стать ему другом.

— Просто чайки, — сказал он. — Посмотри вон на ту. — Он указал рукой на чайку. Но я не понял, на какую именно — их было слишком много, птиц, зовущих рассвет. Больше он ничего не говорил.

Да, можно подумать и о чайках. Мы жутко устали, были мокрыми и пьяными. Можно подумать и о чайках. Это ведь так просто… чайки: прошлое, настоящее и будущее проходит под небом, как барабанная дробь.

Мы зашли в небольшое кафе и взяли по чашке кофе. Его нам принесла самая страшная официантка в мире. Я дал ей выразительное имя Тельма. Мне нравится придумывать имена.

Меня зовут Джесси. Любые попытки описать ее внешность заранее обречены на провал, но по-своему она очень подходила этому кафе, где струйки пара поднимались над нашими чашками, словно свет.

Елена Троянская здесь была бы неуместна. 'Как сюда попала Елена Троянская?' — спросил бы какой-нибудь портовый грузчик. Он бы ничего не понял. Так что Тельма вполне всех устраивала.

Ли Меллон рассказывал, что родился в Меридиане, Миссиссиппи, а вырос во Флориде, Вирджинии и Северной Каролине.

— Около Эшвила, — сказал он. — Страна Томаса Вулфа^[6].

— Ага, — сказал я.

У Ли Меллона не было южного акцента.

— У тебя нет южного акцента, — сказал я.

— Правильно, Джесси. Когда я был маленький, я читал Ницше, Шопенгауэра и Канта, — сказал Ли Меллон.

Очень странный способ избавления от южного акцента. Ли Меллон, однако, считал его нормальным. Я не стал спорить, потому что никогда не пытался бороться с южным акцентом с помощью немецких философов.

— Когда мне было шестнадцать лет, я влез в Чикагский университет и жил там с двумя очень культурными первокурницами-негритянками, — сказал Ли Меллон. — Мы спали втроем на одной кровати. Это тоже помогло избавиться от южного акцента.

— Хороший трюк, — ответил я, не зная толком, что сказать.

Подошла Тельма, самая страшная официантка в мире, и спросила, не хотим ли мы чего-нибудь на завтрак. У них вкусные пирожки; бекон и яичница тоже вкусные — хватит, чтобы набить живот.

— Вам сейчас в самый раз, — сказала Тельма.

Я съел пирожки, Ли Мелон тоже съел пирожки, потом бекон, яичницу, потом опять пирожки. Он не обращал внимания на Тельму и продолжал говорить о юге.

Он рассказал, что жил на ферме около Спотсильвании, Вирджиния, и ребенком облазил все те места, где проходила битва за Уилдернесс.