Чарльз Буковски - Музыка горячей воды

Битый товар

Фрэнк выехал на трассу в самую гущу движения.

Он работал экспедитором в «Американской часовой компании». Уже шесть лет. Раньше нигде на шесть лет не задерживался, а теперь эта сука его добивает. Но в 42 года со средним образованием и при десятипроцентной безработице особого выбора не было. Эта работа у него 15-я или 16-я, и все были кошмарны.

Фрэнк устал, ему хотелось домой и пива. Он вырулил «фольк» на скоростную полосу. А добравшись до нее, засомневался, так ли уж ему хочется домой. Фрэн ждет. Уже четыре года.

Он знал, что будет. Фрэн ждет не дождется первого словесного залпа. И Фрэнк его вечно ждет. Господи, ведь сразу же начнет долбить. И долбить, и долбить, и долбить…

Фрэнк знал, что он неудачник. Тут не нужна Фрэн ему напоминать, подчеркивать. Если два человека живут вместе, вроде должны друг другу помогать. Но нет — обоим лишь бы придираться. Он критикует ее, она — его. Оба неудачники. А теперь обоим осталось только выяснить, у кого больше сарказма.

И еще этот сукин сын Майерс. За десять минут до конца работы Майерс зашел в отдел отгрузки и встал.

— Фрэнк.

— Ну?

— Ты клеишь этикетки «ХРУПКО» на все отправляемые партии?

— Да.

— Пакуешь тщательно?

— Да.

— Нам от клиентов поступает все больше жалоб — они получают битый товар.

— При перевозке всякое, видать, бывает.

— Ты уверен, что пакуешь должным образом?

— Да.

— Может, попробовать других перевозчиков?

— Все одинаковы.

— В общем, я хочу, чтоб стало лучше. Меньше боя.

— Слушаюсь, сэр.

Некогда Майерс управлял «Американской часовой компанией», но его погубили пьянство и неудачная семейная жизнь. Большую часть доли пришлось продать, и теперь он был лишь помощником управляющего. Пить он бросил, а потому теперь бывал неизменно раздражителен. Все время прикапывался к Фрэнку, злил его. Чтобы возник повод уволить.

Нет ничего хуже пьяницы в завязке и Вернувшегося к Вере Христианина, а Майерс был и тем и другим…

Фрэнк пристроился к какой-то колымаге на скоростной полосе. Битая прожорливая дрянь, седан, из трубы грязный хвост выхлопа. Бамперы коцаные, на ходу трясутся. Почти вся краска облезла, машина была едва ли не бесцветна — серая, как смог.

Все это Фрэнка не колыхало. А колыхало его, что колымага ползет еле-еле — на той же скорости, что и машина в соседнем ряду. Он глянул на спидометр. Идут на пятидесяти двух. Почему?

Может, и неважно. Фрэн ждет. На одном конце — Фрэн, на другом — Майерс. Фрэнк один — когда никто не рвет его на куски — лишь по пути с работы или на работу. Или когда спит.

Но все равно застревать на шоссе ему не нравилось. Бессмысленно. Он посмотрел на двух парней на переднем сиденье седана. Оба говорили одновременно и смеялись. Пара щеглов, года 23–24. Фрэнк радовался, что не надо слушать, о чем они говорят. Щеглы начинали его раздражать.

И тут Фрэнк узрел свой шанс. Машина справа от старого седана чуть разогналась и вырвалась вперед. Фрэнк стал обруливать колымагу.

Он уже ошутил вкус свободы — сейчас прорвется. Хоть какая-то победа после жуткого дня с жутким вечером впереди. У него все получится.

И только собрался обогнать старый седан, как щегол за рулем поддал газу, подрезал его и вновь поехал вровень с другой машиной.

Фрэнк опять пристроился за машиной щеглов. Они по-прежнему болтали и ржали. Фрэнк заметил у них наклейку на бампере: «ИИСУС ТЕБЯ ЛЮБИТ».

На заднем стекле у них была переводилка. «ТЕ, КТО»[33].

Ну вот Иисус у них есть, «Те, Кто» у них есть. Почему же, еб вашу мать, они его вперед не пропустят?

Фрэнк тащился за ними, приклеившись к их заднему бамперу. Они продолжали трепаться и ржать. И ехали ровно с той же скоростью, что и машина справа. 50 миль в час.

Фрэнк глянул в заднее зеркальце. Насколько хватало глаз, тянулся сплошной поток машин.

Он срулил со скоростной полосы на соседнюю, затем — на медленную. Там все двигалось быстрее. Фрэнк объюлил машину впереди, метнувшись влево, и вырвался на простор. И тут же заметил, что старый седан тоже наддал. Щеглы теперь с ним поравнялись. Фрэнк проверил спидометр. 62 м/ч. Фрэнк разогнался до 65. Щеглы держались рядом. Он рванул к 70. Щеглы не отставали.

Вот теперь они спешат. Почему?

Фрэнк надавил на акселератор до отказа. «Фольк» способен лишь на 75. Он загубит двигатель, или тяги полетят. Щеглы держались с ним вровень, хотя и свою машину загоняли до смерти.

Он посмотрел на них. Два молодых и светловолосых, жиденькие бороденки. Лица обернулись к нему. Оба никакие, как индюшкины гузки с дырками ртов.

Щегол-пассажир показал ему средний палец.

Фрэнк ткнул сначала в него, потом в водителя. А затем показал на съезд с трассы. Оба кивнули.

Фрэнк довел их до выезда. Тормознул на светофоре. Щеглы за ним подождали. Затем он свернул вправо, щеглы — за ним. Он ехал, пока не увидел супермаркет. Заехал на стоянку. Отметил погрузочную эстакаду. Там было темно. Супермаркет закрыт. На эстакаде никого не было, стальные шторы опущены. Внутри — ничего, только штабеля пустых ящиков. Фрэнк подъехал к эстакаде. Вышел из машины, запер ее и поднялся по пандусу на эстакаду. Щеглы поставили свою колымагу рядом с его машиной и вышли.

Поднялись к нему. В обоих — не больше 130 фунтов. Вдвоем они были тяжелее его фунтов на 30.

Затем тот, который показывал ему палец, сказал:

— Ладно, говнюк! — И кинулся на Фрэнка, пронзительно взвизгнув, а руки при этом выставил плоско, будто в каком-то каратэ.

Крутнулся на месте, попробовал пнуть Фрэнка по ходу пяткой, промахнулся, опять оказался к Фрэнку лицом и заехал ему по уху ладонью. Шлепнул, не более того. Фрэнк вложил в хук справа ему в живот все свои 230 фунтов, и щегол сложился пополам и рухнул на эстакаду.

Второй щегол выхватил нож, щелкнул лезвием.

— Я, блядь, тебе яйца отрежу, — сказал он. Фрэнк дождался, когда щегол на него кинется.

Тот нервно перебрасывал нож из руки в руку. Фрэнк отступил к ящикам. Щегол надвигался и шипел. Фрэнк ждал, спиной прижавшись к ящикам. И когда щегол бросился, Фрэнк поднял руку, схватил один ящик и швырнул в него. Ящик попал щеглу в лицо, и Фрэнк тут же дернулся вперед и перехватил руку с ножом. Сталь звякнула о бетон, и Фрэнк закрутил щеглу руку за спину. Как можно выше.

— Не ломайте мне, пожалуйста, руку! — заверещал щегол.

Фрэнк его отпустил, но дал пинка под зад, сильно. Парнишка упал лицом вперед, держась за жопу. Фрэнк подобрал нож, закрыл лезвие, сунул в карман и медленно пошел к своей машине. Когда завелся, увидел, что щеглы стоят возле своей колымаги и смотрят на него. Они уже не болтали, не смеялись.

Он вдруг разогнал машину прямо на них. Щеглы прыснули в стороны, а он в последний момент свернул. Потом сбавил скорость и выехал с площадки.

Руки дрожали. Не день, а черт знает что. Он ехал по бульвару. «Фольк» бежал плохо, плевался, будто возражал против насилия над собой на трассе.

Потом Фрэнк увидел бар. «Удачливый рыцарь». Перед входом — стоянка. Он затормозил, вышел и вошел.

Сел, заказал «Бад».

— Где у вас телефон?

Бармен сказал. В глубине, возле сральника. Фрэнк сунул монетку и набрал номер.

— Да? — ответила Фрэн.

— Слушай, Фрэн, я припоздаю. Меня задержали. Скоро увидимся.

— Задержали? Тебя арестовали? Ограбили?

— Не, в драку ввязался.

— В драку! Да что ты мне рассказываешь? Ты и с зонтиком не совладаешь!

— Фрэн, я бы предпочел, чтоб ты больше не пользовалась стертыми оборотами.

— Но это же правда! Ты и зонтика не сложишь! Фрэнк повесил трубку и вернулся к табурету у стойки. Поднес ко рту бутылку «Бада» и хлебнул.

— Люблю мужчин, пьющих прямо из горла! С ним рядом кто-то сидел. Женщина. Лет 38, под ногтями грязь, обесцвеченные волосы небрежно присобраны на макушке. В ушах болтались два серебряных кольца, а рот был густо накрашен. Она облизнула губы — медленно, — потом сунула в этот свой рот «Вирджинию слимз» и закурила.

— Я Дайана.

— Фрэнк. Что пьете?

— Он знает… — Женщина кивнула бармену, и тот снял с полки ее любимый виски и двинул бутылку к ним. Фрэнк выложил десятку.

— Ваше лицо завораживает, — сказала Дайана. — Чем занимаетесь?

— Ничем.

— Вот такие мне и нравятся.

Она отпила, а по ходу прижалась бедром к его ноге. Ногтем Фрэнк медленно счистил со своей бутылки этикетку. Дайана допила. Фрэнк поманил бармена.

— Еще два.

— Ага, а вы что будете?

— Возьму ее.

— Ее возьмете? — переспросил бармен. — Ниче себе!

Все трое рассмеялись. Фрэнк подкурил, а бармен снял с полки бутылку. Вдруг показалось, что вечер ничего так себе.

Мне тогда было, наверное, лет 28. На работу я не ходил, но немного денег имелось — повезло на скачках наконец-то. Времени часов 9 вечера. До этого я долго сидел у себя в съемной комнате и бухал. Мне стало скучно, и я вышел побродить по улице. Дошел до бара через дорогу от моего обычного водопоя и, не понять, чего ради, заглянул. Там было гораздо чище и форсовей, чем в моем обычном баре, и я подумал: может, и склеится кто.