Марк Дери - Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков

Конечно, столь хрупкая вещь, как телевизионная реклама, легко может треснуть под тяжестью основательного анализа, но тот факт, что рекламная кампания AT&T нашла отклик у широких масс, дает основания полагать, что и другие углядели в рекламных роликах нечто подобное. Властное «Вы будете», беспрекословный тон которого исключает любые альтернативы AT&T-шному корпоративному будущему, задевает за живое. Канадский журнал Adbusters не так давно опубликовал удачную пародию на один из роликов «You Will». Эта сатира напоминает нам о том, что технологии контроля и наблюдения, такие как система глобального позиционирования в навигаторе на приборной панели от AT&T, не только способны определять ваше местонахождение в любой точке Земли, но и способны сообщать его правительственным службам или маркетологам. «Вы хоть раз в жизни чувствовали себя во власти техники? — ТЕПЕРЬ БУДЕТЕ,— предостерегает пародия. — В ближайшем будущем, независимо от того, где вы находитесь, маркетологи, институты исследования общественного мнения и инфороботы достанут вас везде и всегда»{22}.

Недовольство электронным миром AT&T открыто выразили пользователи WELL. Дискуссию открыл киберпанковский писатель Брюс Стерлинг:

ВЫ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ испытали на себе в полной мере занудство придурков с работы, которые ходят за вами по пятам и требуют принять жизненно важные деловые решения, хотя в этот момент вы пытаетесь разобраться с камикадзе? — ТЕПЕРЬ БУДЕТЕ!{23}

Росс Стэплтон-Грей в ответ на это сострил следующим образом:

Вы хоть раз в жизни сталкивались с тем, что нанятая вами няня перенастроила сигнал домашнего «видеоинтеркома», и теперь ваши «полуденные утехи» стали достоянием школьной локальной сетки? А с небольшими помехами из-за того, что когда вы неслись на скорости 100 миль в час, на лобовое стекло вашей Mazda Miata упал шлагбаум? Теперь будете!{24}

Митч Рэтклифф подхватил:

ВЫ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ пытались жить в мире, придуманном вашей корпорацией? ТЕПЕРЬ БУДЕТЕ, если, конечно, это можно назвать жизнью{25}.

В этих язвительных пародиях на рекламу «You Will», Стерлинг и его собраться по WELL возрождают утраченный критический взгляд на призрачное будущее от AT&T. В их остротах затронуты проблемы первостепенной важности, в том числе опасная легкость, с которой нарушается в наш цифровой век частная жизнь человека, а также разрушительные последствия «багов» в программах и ошибок при вводе данных для становящейся все более компьютеризированной культуры. После прочтения этих сообщений остается негодование: возмущает, что наше будущее будет развиваться — и развивается в тот момент, пока читаешь этот текст,— по четким логическим схемам, разработанным транснациональными корпорациями, а не так, как хотелось бы всем тем, кто в один прекрасный день будет населять это будущее.

По мере того как обостряется кризис доверия между виртуальным миром света и вопиющими фактами экономического неравенства и надругательства над окружающей средой, многие начинают ставить под сомнение теорию «просачивания благ сверху вниз», которая утверждает, что интересы монополий совпадают с интересами потребителей. Как отмечает Гарри Чэпмэн, бывший исполнительный директор организации Computer Professionals for Social Responsibility[14]:

Фанатики компьютерной революции обычно говорят, что они работают на переднем краю важнейших изменений в обществе, происходящих на наших глазах. И что все остальные в конечном счете к ним присоединятся, поскольку результаты технического развития становятся достоянием общественности в виде массовой продукции или социальной и экономической реорганизации… Однако очевидно расхождение между утверждениями тех, кто вознагражден или вдохновлен компьютерной революцией, и реальным приспособлением общества к последствиям этой компьютеризации{26}.

Вместе с тем, теология «катапультируемого кресла», которая проповедует бегство в древний Потерянный Рай или футуристический Рай Обретенный, становится с каждым днем все более несостоятельной. Аркадия романтиков XVIII века или контркультура 1960-х не являются жизнеспособной альтернативой для подавляющего большинства киберкультурщиков, которые не желают возвращаться к дотехнологической эре каторжного труда, хронического дефицита и вовремя не выявленных заболеваний. В то же время светлое научно-фантастическое будущее от «Футурамы» Нормана Бела Геддеса[15] на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1939 года до Диснеевской «Страны завтрашнего дня» (Tomorrowland) и модной ныне техно-эсхатологии выглядит все более нереальным.

Принимая как должное тот факт, что техника является неотъемлемой частью нашей жизни, в этой книге, где представлены почти все субкультуры компьютерной эры, мы стараемся уклониться от споров технофилов с технофобами, которые неизбежно вытекают из этого утверждения. Для большинства из этих субкультур компьютер, выступающий в данном случае метафорой всей техники, представляется двуликим Янусом, который является одновременно и средством освобождения, и орудием подавления. И все эти субкультуры заняты собственно политической деятельностью по экспроприации техники у ученых и директоров компаний, у тех, кто определяет политику, и тех, кто формирует общественное мнение. Иными словами, у тех, от кого обычно зависит использование, доступность и дальнейшее развитие устройств, которые все больше и больше определяют нашу жизнь.

Некоторые субкультуры, например, андерграудные «роботисты» (roboticist) и киберхудожники, о которых пойдет речь в III главе («Войны механиков: Механический спектакль») и IV главе («Ритуальная механика: кибернетический боди-арт»), исполняют эту роль буквально, возрождая к жизни уже ненужные или устаревшие технологии в своих извращенных, часто подрывных перформансах, в которых подвергается критике военно-промышленно-развлекательный комплекс. Другие, например посмодернисты-примитивисты, о которых пойдет речь в VI главе («Киборгизация государства») и которые кичатся «биомеханическими» татуировками с деталями машин или интегральными микросхемами, модернизируют знаки и символы, мифы и метафоры киберкультуры.

Умышленно или нет, но все они являют собой живое доказательство киберпанковской максимы Уильяма Гибсона: «УЛИЦА НАХОДИТ ВЕЩАМ СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ПРИМЕНЕНИЕ», которая лейтмотивом проходит через всю нашу книгу. Буквально или метафорически «переработка» техники и всего сложного и противоречивого комплекса понятий, которые ее окружают, смещает фокус общественного мнения о технике из коридоров власти на, образно говоря, гибсоновскую улицу — от научных работников, руководителей компьютерной индустрии и членов подкомитета при Сенате, которые обычно диктовали это мнение, к разрозненным голосам с периферии компьютерной культуры.

«Мы тешим друга друга историями, чтобы жить»,— эти начальные строчки «Белого альбома» Джоан Дидионс[16] являются одной из основных посылок этой книги, которая написана не столько о технике, сколько об историях, которые мы рассказываем друг другу о технике, и об идеологии, которая скрыта в этих историях,— о политике мифа. Киберхиппи, техноязычники и нью-эйджевские адепты «технологии сознания», о которых говорится в I главе («Включись, загрузись, выпади: Киберделия»), наделяют новые механизмы душой, переселяя Священное в космос. Одновременно они включаются в культурную борьбу за наследие шестидесятых годов: перенося трансцендентализм контркультуры в киберкультуру девяностых, они очищают его от луддитской ненависти к машинам и посвящают техническим целям. Точно также киберрокеры и киберпанки из II главы («Музыка металлических машин: встреча киберпанка и синт-рокеров в черной коже») вырывают друг у друга драную мантию подросткового бунта. Тем самым они подчеркивают сугубо киберпанковскую природу рок-музыки, своего рода восстания «низких технологий». Технологи и художники кибер-боди-арта, о которых говорилось выше, устраивают техноперформансы, в которых действуют вышедшие из-под контроля роботы и люди, жизни которых угрожают огромные машины. Тем самым они драматизируют распространенное беспокойство вокруг растущей автономности умных механизмов — и, в первую очередь, «умного» оружия — и кажущегося устаревания человека. В V главе («Робокопуляция: секс, помноженный на технику, равняется будущему») онлайновые дон-жуаны, охочие до «секса по переписке», и хакеры, мечтающие о механических женщинах, выступают в роли обличителей гендерной политики компьютерной культуры и нашей национальной одержимости механизацией секса и сексуализацией машин. И, наконец, в VI главе собраны постмодернисты, которых Дэвид Кроненберг называет «неукротимой плотью»: «морфа», чье тело благодаря современной хирургии становится материалом для творчества, транссексуалка, которая воображает себя «техноженщиной 1990-х», культуристы, которые накачивают себя до машиноподобных идолов, хирурги-косметологи, которые мечтают создать человеку крылья, пророки постчеловеческой революции. Эти и другие представители киберкультуры рассказывают свои истории о переходном состоянии и неясной судьбе тела на исходе XX века.