Чак Паланик - Дневник

Ты чувствуешь это?

Мы были здесь. Мы здесь сейчас. Мы всегда будем здесь.

И мы опять потерпели крах.

Доехав до Уэйтенси-Пойнт, Мисти паркует машину. Табби сидит рядом с ней, прижимая к себе две урны с прахом. Своих бабушку и дедушку. Твоих родителей. Грейс и Хэрроу.

Сидя рядом с дочерью на переднем сиденье старого «бьюика», Мисти кладет ладонь на коленку Табби и говорит:

– Душечка?

И Табби поворачивает голову.

Мисти говорит:

– Я решила официально поменять наши имена.

Мисти говорит:

– Табби, я должна рассказать людям правду о том, что случилось.

Мисти сжимает Таббину костлявую коленку сквозь белый синтетический чулок и говорит:

– Мы можем уехать жить к твоей бабушке в Текумсе-лейк.

На самом деле теперь они могут уехать куда захотят. Они снова богаты. Грейс и Хэрроу, как и все старики с острова, застраховали свои жизни на миллионы долларов. Сотни миллионов, не подлежащих налогообложению, в сейфах, в банке. Набегающих процентов хватит, чтобы продержаться еще лет восемьдесят.

Через два дня после пожара ищейка детектива Стилтона стала рыться в груде обугленной древесины. От первых трех этажей гостиницы остались только каменные стены. Жар превратил бетон в сине-зеленое стекло. Что унюхал пес, гвоздику или кофе, неизвестно, но спасатели начали раскопки и обнаружили Стилтона, задохнувшегося насмерть в подвале под вестибюлем. Пса, трясущегося и ссущего от страха… пса зовут Смелый.

Кадры шокировали весь мир. Тела, распростертые на улице у входа в гостиницу. Обгоревшие трупы в черной угольной корке, сквозь трещины видно мясо, влажное, красное, дымящееся. В каждом кадре – какой-нибудь логотип.

Каждая секунда видеозаписи показывает, как почерневшие скелеты раскладывают на гостиничной парковке. Сто тридцать два трупа, и над ними, где-нибудь в кадре – название корпорации. Какой-нибудь слоган или улыбающаяся рожица. Мультяшный тигр. Невнятно-оптимистичный девиз.

«Боннер и Миллз – Когда Ты Будешь Готов Перестать Начинать Все Сначала».

«Мьютвёркс – Там, Где Прогресс Не Стоит На Месте».

То, что тебе непонятно, ты можешь понимать как угодно.

В каждом кадре новостей маячит какая-нибудь островная машина с рекламным объявлением на борту. Образчик бумажного мусора, стаканчик или салфетка с отпечатанным логотипом. Афишная тумба. Островитяне в своих рекламных футболках дают интервью на фоне скрюченных дымящихся трупов. Теперь финансовые консультационные фирмы, сети кабельного телевидения и фармацевтические компании платят умопомрачительные бабки за то, чтобы им позволили выкупить всю их рекламу. Чтобы стереть свое название с острова.

Прибавьте эти деньги к миллионным страховкам. Остров Уэйтенси богат, как никогда.

Сидя в «бьюике», Табби смотрит на мать. Смотрит на урны в своих руках. Ее скуловые мышцы оттягивают уголки губ к ушам. Таббины щечки слегка надуваются, глазки делаются чуть уже. Ее руки обнимают прах Грейс и Хэрроу, Табби – сама себе маленькая Мона Лиза. Улыбающаяся, мудрая, Табби говорит:

– Если ты расскажешь, я тоже расскажу.

Мистино детище. Ее ребенок.

Мисти говорит:

– Что ты расскажешь?

По-прежнему улыбаясь, Табби говорит:

– Я подожгла их одежду. Бабуся и дедуля Уилмот научили меня, как это сделать, и я их всех подожгла.

Она говорит:

– Они заклеили мне глаза, чтобы я ничего не увидела и смогла убежать.

На уцелевших кадрах новостной съемки видно лишь, как дым валит клубами из дверей вестибюля. Это через несколько секунд после того, как с фрески был снят занавес. Пожарники врываются внутрь и не возвращаются. Никто из полиции или гостей не выбегает наружу. С каждой секундой тайм-кода на пленке пожар все усиливается, пламя оранжевыми полотнищами взвивается вверх из окон. Офицер полиции ползет через крыльцо, чтобы заглянуть в гостиную. Доползя до окна, он встает там, пригнувшись, и смотрит внутрь. Потом выпрямляется. Дым бьет ему прямо в лицо, огонь опаляет его одежду и волосы, и он закидывает ногу на подоконник. Не моргнув. Не поморщившись. Его голова и руки горят ярким пламенем. Офицер улыбается тому, что увидел в гостиной, и запрыгивает внутрь. Не оборачиваясь.

Согласно официальной версии, во всем был виноват камин. Политика гостиницы: камин должен пылать, какой бы теплой ни была погода. Вот как начался пожар. А люди умирали в паре шагов от раскрытых окон. Несколько тел было найдено на расстоянии вытянутой руки от дверей в вестибюль. Они явно ползли, всей толпой, к той стене, где сгорела фреска. К центру огня. К тому, что увидел тот полицейский.

Никто не пытался спастись.

Табби говорит:

– Когда мой папа попросил меня сбежать вместе с ним, я сказала бабусе.

Она говорит:

– Я спасла всех нас. Я спасла будущее целого острова.

Глядя сквозь окно машины на океан, не глядя на мать, Табби говорит:

– Если ты хоть кому-нибудь расскажешь, я сяду в тюрьму.

Она говорит:

– Мам, я очень горжусь тем, что сделала.

Она смотрит на океан, ее глаза провожают изгиб береговой линии – отсюда до города и черного стога погибшей гостиницы. Где люди сгорели заживо, пригвожденные к месту синдромом Стендаля. Мистиной фреской.

Мисти трясет дочкину коленку и говорит:

– Табби, не надо.

И, не поднимая глаз, Табби протягивает руку, открывает дверь и выходит наружу.

– Меня зовут Табита, – говорит она. – Отныне, мама, зови меня так, как меня зовут.

Когда ты умираешь в огне, твои мускулы сокращаются. Твои руки подтягиваются к груди, кисти рук сворачиваются в кулаки, кулаки подтягиваются к подбородку. Колени сгибаются. И все – из-за высокой температуры.

Медики называют это «боксерской позицией», потому что ты выглядишь как мертвый боксер.

Люди, погибшие в пожаре, и люди в «стойком растительном состоянии», все они точно так же скрючены в момент физической смерти. Скрючены, как утробный плод в ожидании родов.

Мисти и Табита, они проходят мимо бронзовой статуи Аполлона. Проходят луг, не задерживаясь. Проходят мимо осыпающегося мавзолея, мимо мхом поросшего банка – железных ворот, что распахнуты настежь. Кругом темнота. И Табита – уже не дочь, больше не часть Мисти, кто-то, когда она совершенно не знает, – Табита вытряхивает обе урны в волны над водами. Длинное серое облако праха веером распыляется в бризе. Всасывается в океан.

Просто для протокола: «Природоохранный Океанский Террористический Союз» замолчал навсегда, и полиция больше никого не арестовала.

Доктор Туше официально заявил, что единственный пляж на острове закрыт по «гигиеническим причинам». Паром сократил хождение до двух раз в неделю, и то лишь для обитателей острова. Остров Уэйтенси наглухо законсервирован для внешнего мира.

Возвращаясь к машине, они минуют мавзолей.

Табби… Табита останавливается и говорит:

– Ну а теперь ты хочешь войти внутрь?

Железные ворота, ржавые и покосившиеся.

И Мисти, она говорит:

– Да.

Просто для протокола: погода сегодня спокойная. Спокойная, безмятежная и побежденная.

Один, два, три… Три шага во тьму, и вот они, поглядите. Два тощих скелета. Один лежит на полу, на ребрах. Другой сидит прислоненный к стене. Прахом и плесенью поросли их кости. Стены блестят ручейками воды. Скелеты… ее скелеты. Скелеты женщин, которыми была Мисти.

Вот чему она научилась: боль, паника и ужас длятся только минуту-другую.

Вот чему научилась Мисти: умирать – это до смерти скучно.

Для протокола: твоя жена знает, что это был блеф – когда ты писал, что засовывал в задницу зубные щетки. Ты просто пытался всех напугать, чтобы они очнулись и увидели реальность. Хотел пробудить их от персональной комы.

Мисти ведет этот дневник не для тебя. Больше нет.

Ей негде спрятать его на острове так, чтобы только она смогла его найти. Будущая она – та, кем будет через сотню лет. Спрятать свою личную маленькую капсулу времени. Свою личную бомбу замедленного действия. Островитяне, они раскопают каждый квадратный дюйм своего прекрасного острова. Снесут гостиницу, чтобы найти Мистину тайну. У них – целый век в запасе, чтобы копать, разрушать и искать, пока она не вернется. Пока они ее не привезут. И тогда будет слишком поздно.

Нас выдает все, что мы делаем. Наше искусство. Наши дети.

Но мы были здесь. Мы все еще здесь. Что нужно сделать бедной занудной Мисти Мэри Уилмот – так это спрятать свою историю у всех на виду. Она спрячет ее везде во вселенной.

Она вновь научилась тому, что знала всегда. Платон был прав. Мы все бессмертны. Мы не сумеем умереть, даже если захотим.

В любой из дней, в любую из минут своей жизни – если б только она смогла вспомнить об этом.

Текумсе-лейк, штат Джорджия, 30613

Бейсайд-драйв, д. 1445

10 сентября

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10019

Бродвей, д. 1754