Игорь Рыжов - Питерский битник

Фишман не поставил наружную раму на верхний и нижний замки…

Фрамуга, тоскливо скрипнув, начала поступательно–возвратные движения, стеная всеми своими дореволюционными петлями (Господи, хорошо не современными, сделаны на совесть!). Я застрял, не имея точки опоры, как Винни Пух в норе у Кролика, правда, задницей наружу, и хмуро раскачивался на уровне четвёртого этажа дома дореволюционной постройки на оконной раме.

Маршал, желая мне помочь, стал ловить меня за ноги и запихивать внутрь, а Коля с криками: «На х. й, на х. й, к терапевту!», умчался ку

да–то вниз, кажется, с концами.

Главное — манёвры! Внутрь мы, конечно же, попали, хорошо хоть трупаков Сашке под окнами не обозначили!

Шувалово… Ежели разобраться, прикольное место. Рядом — Поклонная гора, последний костёр Распутина, церковь баптистская, Валера Баринов там в «Трубном зове» играл, дача Бадмаева, дача, на которой попа Гапона порюхали, бывшая лодочная станция на третьем озере рядом с тем местом, где кабачок располагался, и Блок «Незнакомку» написал (хорошей памятью на текст, даже зарифмованный, я никогда не отличался, своих–то не помню, мне всегда проще новое написать. Помнится на выпускных экзаменах по литературе надо было стихи заучить.

Так я их автоматом на музыку положил. Ту же «Незнакомку» — на Бобовскую «Зачем меня ты надинамил…». Она же и досталась.

Помню обрадовался, набрал воздуха и… запел. Негромко, но ощутимо, так что до последней парты пробирало: «По вечерам над ресторанами».

Закончил приплясывая.

Но недаром моя литераторша вместе с Тамарой Максимовой училась, да мне пропуска на все Музыкальные Ринги выбивала на запись, отсмеявшись, «пять» поставила.

В доме напротив школы Сергей Скачков из «Землян» жил, пару раз с нами, пацанами, пообщался, после чего, обладая каким–никаким музыкальным слухом я понял, что у них поёт отнюдь не Игорь Романов.

Вообще я любил народ с Финбана к себе на электричке привозить: приедешь в Шувалово, десять минут в горку по обычной деревеньке и раз — Город, отделённый Выборгским шоссе.

…………………. Но речь не об этом. По другую сторону железнодорожного переезда раскинулась настоящая деревня, где уютно расположились художники и мы у них периодически ночевали.

Один из них (назовём его Гена), устав от хронических запоев, где–то с похмелья прочёл о пользе козьего молока. О полезном и очистительном его воздействии на почки, печень, селезёнку и прочий ливер, да загорелся желанием приобрести себе оную животину в хозяйство.

Пахал как два Папы Карло, но накопил и однажды приволок откуда–то симпатичную молодую, ещё не рожавшую козочку. А лактация, э-э, после определённых событий начинается. Гена этого не учёл.

Здесь и закрался ма–а–аленький подвох. Живность молоко отказывалась давать напрочь, явно не понимая, что от неё хотят. Да и не было его просто–напросто.

Генины гениальные планы, связанные с чудесным исцелением рухнули в одночасье. Он привычно ушёл в запой, а выйдя, стал искать исход из сложившейся ситуации.

Писать объявы на столбах типа «Ищу козла на пару часов для совокупления. Геннадий. Обращаться по адресу…» — опасно, тут «Удельная» да Фермское шоссе со Скворечником — в двух остановках.

Да ещё и неизвестно, может и до Финбана довезут. А то ещё вдруг «реальные козлы» исполнять желаемое пожалуют.

Заехав как–то к нему перенайтовать, я, узнав о его проблеме, каюсь, несколько цинично предложил ему трахнуть её самому:

— Ген, своими силами! А что? Исходя из химического состава твоего организма, она по вечерам будет тебе портвейн давать, да ещё разнообразный — от «72» — го до «Трёх семёрок», а по утрам пивком оттягивать!

…Прошло уж двадцать лет. Как там Гена, как коза, да и там ли?

Изменилось всё.

«Пёсья улица». Кстати, там и Вовка Скрип жил. Между проспектами Луначарского и Северным. Бывшая, то ли Школьная, то ли Учебный переулок. Яйца бы оторвать тому, кто эти переименования затеял в своё время!

Сам на почте был свидетелем неоднократно, когда бабушку, получающую перевод, спрашивали:

— А на какой вы улице живёте, «уважаемая!»?

— На Пёсьей, деточка, на Пёсьей!

Там ещё соседняя улица есть — Сантьяго–де–Куба. Так как прикажешь именовать её жителей: Сантьягодекубинцы?

Вообще, велик район, известный своей неистребимой гопотой, на весёлые названия: улица Композиторов, Асафьева (балет «Бахчисарайский фонтан»), Прокофьева, Луначарского (не люблю, гада, но уважаю), Художников, проспект Просвещения, Культуры и пр… Такое ощущение, что дети, родившись в этом оазисе, должны прочувствовать себя уже почти на Монмартре! Хрен с два, уж мне поверьте!

Топонимика с культурой отнюдь не связана, она с ней едет в соседних электричках, но по разным веткам!

У Скрипа, помнится, в детстве был первый в моей жизни случай телепортации. Как–то, после репетиции, укушались у него дома, уснули, а поутру Вовка побежал в соседний универсам за пивом. Вернувшись с ним, он ошизенно заявил:

— Рыжов, с дивана не падай, мы с тобой на другой улице!

Я твёрдо помнил, что в ночи мы никуда не перемещались, «чёрных» приходов у него тогда ещё не было, и мы, поправившись, пошли читать вывески. Всё было правильно: улица Вилле Песси.

Вернувшись домой и, догнав ещё, мы полезли во всяческие энциклопедии, дабы выянить: Вилле Песси — это он, она, или вообще, абстрактное понятие, сродни соседней Сантьяго–де–Куба.

Выяснилось, финский коммунист. Вовка взвыл:

— Блин, у тебя в этом грёбаном районе два флэта на улицах с человеческими детерминантами: Художников и Композиторов! А мне–то за что???

Вообще, в весёлом райончике я прописан, а, сейчас вынужденно осел! Дворами до дома хрен доберёшься: упоят в зюзю!

Хотя, для меня это не фактор — как–то на Петроградке помойное ведро, совмещая с покупкой хлебо–булочных изделий, в тапочках, три дня выносил. Но я честно из Таллина отзвонился, сказав, что «чёрного» нет, и выложил полтора десятка других наименований! А кроссовки мне по дороге купили, плюс ведро, заныканное во дворе, никто так и не стырил!

И народ там весёлый! Так как нам всем уже в районе «сороковника», то, обучаясь в своё время со всеми местными гопниками в одной школе, носил им передачки, по причине их предпосадки по очередной «хулиганке» в «предвариловку», то собирали «поросят» уже на зону.

Шли годы. Теперь отправляются посылки их детям, закрытым по малолетке на Лебедева…. Круг замкнулся…

Всяк человек — Вселенная, кем бы он ни был, а вот пустит он тебя туда или нет, да захочешь ли ты туда заглядывать, проблема обоюдная: ты ему до поры так же по барабану!

Ищите Солнца в Небе, пока глаза не ослепнут, а, ведь его отражения и на земле хватает! Люди, и, причём разные, и каждый, порой, носитель какого–то одного нехватающего именно тебе Слова!

Это как открываешь хорошо знакомую книжку и случайно находишь то, чего раньше в ней не видел, потом открываешь её снова — и находишь ещё и ещё.

И слова приобретают уже иное значение, и откладывать её подальше за другие — рука не поднимается.

Мы — тоже те же люди, и дело не в них, а в нас. Общей культуры не было, а было общее АНТИИНФЕРНО (внутреннее подсознательное сопротивление, которое я и называю недеструктивным пофигизмом), что и могло объединять людей, в глазах которых читалось своё, пусть слегка искажённое отображение!

Антураж присущ всему, и подводные камни тоже, но ни он, ни они не являются правдой: она в том, что ты задумавшись, просто шёл в Сайгон, сам не осознавая этого, и или проходил, или оставался: кто–то за первым столиком, а кто–то намного дальше.

Как–то пошли мы с Максом Купчевским вызволять в очередной раз Сашку Салата на Каляева, 15, где нам был вручён наголо бритый Сашка со справкой: «Выдан бомж. 1 шт.»

Жаль, в бытии затерялась!

Кстати, кто Прокопа Минского видел последний раз? Меня с ним тот же Штирлиц в 80‑е познакомил. Замечательный крымско–татарский еврей белорусского происхождения (бывают и такие парадоксы!). Помнится, поехали мы с ним тогда в Московию, «Караван Мира», что ли, досматривать? Стоянка у них была ещё в Парке Горького в натовских палатках.

Ужрались до такой там степени, что ночью пошли к Мавзолею с бэйджиками, аки форины, мумию отсматривать.

Ё-моё! Сотни раз в Москве был, а этого леща полукопчёного лицезреть так чести и не удостоился! Стоим мы с Прокопом на Красной Площади, в Мавзолей нас не пускают по определению и режиму работы (зато сортир на ней был открыт, хоть туда сходили. Мать моя! Это не сортир был, а филиал Колонного зала Дворца Советов или, там, Съездов — я в этой херомундии никогда не разбирался! Эскадрон гусар вместе с лошадьми мог бы разместиться!), плюём на это дело и разворачиваемся.