Сёко Тендо - Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера

— Сэнсэй, простите меня, — сказала я, опустив голову.

— Тендо-сан, думаю, что тогда я тоже погорячилась. Почему бы тебе снова не начать ходить на мои уроки? Я буду тебя ждать, — ответила она и даже улыбнулась.

Все это привело меня в смущение, но так или иначе, извинившись, я почувствовала облегчение.

Когда я перешла в девятый класс, то по-прежнему постоянно убегала из дома, а в школе и вовсе перестала появляться. Мне нравилось развлекаться с Йосими и остальной тусовкой. Мы крепко подсели на снотворное, которое разжевывали и запивали содовой, потому что знали — так оно подействует быстрее. Потом мы боролись со сном, нюхая растворитель, и балдели.

Однажды мы с Йосими проснулись одновременно. Телевизор накануне оставили включенным, и как раз начиналась программа новостей. Мы повернулись, уставились друг на друга в изумлении и кинулись к почтовому ящику за газетами.

— Плохо дело, Сёко. Кажись, мы с тобой продрыхли три дня!

— Рип Ван Винкль [6] по нам плачет! — Мы расхохотались.

Короче, большую часть времени мы занимались подобной ерундой и сами же над этим потешались. Однажды я обожралась бензалином, и меня так растащило, что я впала в полную прострацию. Я валялась на диване, смутно понимая, что происходит вокруг, но не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. В итоге, когда один парень из нашей тусовки, к которому я не питала особо теплых чувств, залез на меня, решив заняться сексом, я не смогла оказать ему никакого сопротивления. Проснувшись на следующий день, я с изумлением обнаружила, что моя голова лежит у него на плече. В мозгу мгновенно прояснилось, и, вспомнив, что между нами произошло, я кинулась в ванную, где меня вырвало. Казалось, я выблюю себе все кишки.

Вдобавок к таблеткам я стала курить марихуану, и ни единого дня у меня не проходило без косяка. Ее вечно все называли травкой, планом или хэшом, поэтому я всегда считала ее всего-навсего «веселым табачком». Кое-кто из ребят довольно быстро перескочил с марихуаны на «спиды». Я знала немало девушек, которые пошли на панель ради наркотиков, и сама видела, как они укладывались в постель с кем угодно, лишь бы добыть себе дозу. Рядом со мной постоянно крутились люди, готовые предложить мне амфетаминов, но я всегда отказывалась. Мне не хотелось разделить судьбу тех девушек.

Как-то раз днем, когда мы тусовались неподалеку от игрового центра, я услышала, как меня кто-то окликнул: «Эй, ты! Сёко! Ты очень расстраиваешь босса!»

Я огляделась по сторонам и увидела одного из членов банды якудза моего отца по имени Кобаяси. Все тут же побросали припрятанные флаконы с растворителем и брызнули в стороны, словно паучата. Вне зависимости оттого, где мы находились, в центре города или нет, если бы Кобаяси нас поймал, то заставил бы нас встать на колени, после чего прочитал бы лекцию, состроив рожу, как у злобной горгульи. Если бы я попыталась ему возразить, он бы влепил мне затрещину и отволок домой, и на этот раз отец, скорее всего, забил бы меня до смерти. Я чувствовала, что у меня больше нет сил воевать со своей семьей.

— Эй, а ну вернись!

Кобаяси вылез из «Тойоты-краун» и кинулся за нами в погоню. Мы бежали, покуда не обнаружили, что оказались на четвертом этаже офисного здания. Спрятаться было негде. Выход оставался один — вылезти из окна и спрыгнуть на крышу соседнего дома.

— Сёко, да хрен этот старый пердун полезет за нами.

— Че он думает?!! Если он навернется, то больше не будет нас бить.

— Чтоб он шею сломал!

Кобаяси был в хорошей форме, но уже задыхался. Впрочем, с другой стороны, мы сидели на растворителе и тоже могли бы не допрыгнуть.

— Да Кобаяси давно уже отстал.

— Да вон он тащится, урод хренов!

— Блядь!

— Да ладно, я шучу. Нет его! Нет.

— Хули ты шутишь??? Он убьет нас, если поймает.

— А-а-а!!! Спасайся кто может!

Мы повалились от смеха.

На самом деле папа, хотя и неодобрительно относился к моему образу жизни, велел Кобаяси оставить меня в покое, но тот почему-то вбил себе в голову, что ему непременно надо загнать и изловить дочку босса. Как будто у меня других забот не было — ведь в то время мне уже и так приходилось скрываться от полиции.

— Бля, ну и скукотища. Ненавижу этот сраный дождь!

Это сказал один из моих приятелей, Ри. Он сидел, прислонившись к стене, на которой висел плакат с изображением котят, одетых в стиле янки. В восьмидесятых все мечтали заполучить такой. Котят называли намэнэко. Тогда выпускалась целая серия плакатов, на которых они изображались в разной одежде.

Дождь шел беспрестанно вот уже несколько дней, и мы отсиживались в одном из наших обычных убежищ, одурев от растворителя. Так мы переживали неминуемую скуку периода дождей.

— Эх, скорей бы лето, каникулы! Можем попросить парней постарше отвезти нас на пляж, и все такое.

— Да, будет круто.

— Если повезет, на этот раз там будут классные ребята. Слышьте, может, кто хочет прикупить перекись? Осветлимся.

— О, круто!

Перекрашивание волос становилось главным событием дня. Мы не могли дождаться каникул. Но, к сожалению, в тот год лето оказалось для нас невеселым.

Сезон дождей едва успел закончиться, и мы по-прежнему вели всю ту же скучную повседневную жизнь янки. Йосими снова повздорила с той самой девчонкой, с которой у нас были разборки в восьмом классе, и та назначила моей подруге «встречу».

— Я бы и одна пошла, но уверена, что она будет не одна, а приведет с собой компанию, — сказала Йосими, напустив на себя вид крутой девчонки. Я решила помочь ей. Как мы и догадывались, нас ждали четыре подружки этой твари. Все закончилось большой свалкой, и вскоре показалась полиция. Нас арестовали по обвинению в нанесении телесных повреждений. Надели наручники, обвязали веревкой вокруг талии и потащили в поджидавшую патрульную машину.

— Сраные малолетние сучки, — сказал один из офицеров. Он толкнул меня в спину и дал подзатыльник. Я сняла наручники, которые болтались настолько свободно, что в них не было никакого толку, и швырнула их ему в лицо.

После того как мы приехали в участок, я отказалась подписывать чистосердечное признание. Полицейский из подразделения по делам несовершеннолетних был так рассержен моим упрямством, что пинал меня ногами под столом в комнате для допросов, без конца грохотал по нему кулаком и, наконец, от злости совсем его перевернул. Я с самого начала решила, что он от меня ничего не добьется, поэтому за все время допроса ни разу не раскрыла рта. В итоге полицейский сдался и сам составил обвинительное заключение.

— Подпиши, — сказал он, сунув мне бумагу под нос. Но я даже не пошевелилась. Сколько бы он ни повторял одно и то же, я просто сидела и не двигалась с места.

— Я знаю, ты дочь главаря банды. Ну что ж… как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. У тебя сильный характер.

Как только он понял, что допрос результата не даст, он завел речь о моем отце — какая ирония! Нет, я отнюдь не была такой крепкой. Просто знала — все, что я скажу, лишь ухудшит мое положение. У меня не нашли в рюкзачке ничего, кроме обычного аспирина, а уже шили обвинение в «незаконном хранении наркотиков». Полицейские — настоящие мастера стряпать левые дела! Через несколько дней после допроса меня перевели в центр предварительного заключения, недалеко от тюрьмы города Осака.

Большую часть времени в центре предварительного заключения мы читали или мастерили коллажи. В общем, круглые сутки сидели сиднем фактически без движения, и поэтому я каждый раз с нетерпением ждала, когда нам разрешат поиграть в настольный теннис, что случалось несколько раз в неделю.

Меня держали в одиночке, но время от времени из-за стены доносился смех из общей камеры. Несмотря на то что новички от неожиданного одиночества просто дурели, лично я против него ничего не имела, поскольку мне было совсем неплохо наедине с самой собой. Когда к этому привыкаешь, начинаешь чувствовать себя вполне свободным. Кормили нас скудно, принося еду в большом котле, а мисо-суп, по какой-то непонятной причине, подавали в контейнере из синего пластика, очень напоминавшем мусорное ведро. Подносы с едой проталкивали через люк в стене камеры. Суп был совсем пустым и очень жидким, а вот рис, который перемешивали с ячменем, казался мне на вкус совсем неплохим. Из соседней камеры я слышала чьи-то слезные жалобы: «Что за мерзкая стряпня! Не могу я есть эту дрянь». Я видела, что некоторые из девушек страдают по-настоящему, и сочувствовала им. Наконец воцарилась летняя погода, и ночью, когда в камерах выключали свет, становилось жарко как в парилке. Посреди ночи я слышала разрывающий тишину рев мотоциклетных моторов одной из банд, напоминавший мне о том, что я больше не на свободе. Для меня этот звук был как соль на рану. Я никак не могла поверить, что мне суждено провести все лето в таком месте. Казалось, то время, когда мы весело тусовались всей компанией, осталось в далеком прошлом. Мне чудилось, что даже луна дразнит меня и смеется прямо в лицо. Когда я пыталась выглянуть в окно, она заливала глаза своим светом, оставаясь при этом по другую сторону решетки. Желаемое было так близко и так недосягаемо!