Господин Ганджубас - Маркс Говард

— Медленно — это хорошо, Бритиш, а очень медленно — еще лучше.

Я не рискнул никому сообщить про свое освобождение. Что, если это неправда? И потом, телефоны прослушивались. Узнав, что я уезжаю, власти могли бы вмешаться в мои планы.

Той ночью еще восемь человек покидали тюрьму: американизированный нигериец с британским подданством и семеро южноамериканцев.

— Тут все твое имущество, Маркс?

У меня было около сотни долларов, шорты, маникюрные кусачки для ногтей, расческа, зубная щетка, будильник, двухнедельной давности документы, подтверждающие дату моего освобождения, кредитная карта, которой я мог пользоваться в тюремных торговых автоматах, и пять книг, включая одну, написанную обо мне, «Охота за Марко Поло».

— Да, это все.

Я положил деньги в карман. Впервые за последние шесть лет. Странно. Как часто я буду вспоминать это? Впервые за шесть лет. Деньги, секс, выпивка, косяк марихуаны, ванна и индийское карри. Все за углом.

Остальные мои вещи положили в картонную коробку. Мне выдали пару голубых джинсов не по росту (штанины были сантиметров на тридцать длинней, чем нужно) и необычайно тесную белую футболку. Это называлось «принарядить», подарок от правительства США тем, кто вновь входит в свободный мир.

На нас надели наручники (цепей не было) и затолкали в маленький фургон. Затем мы подобрали еще двоих ребят с другого тюремного выхода. Один выглядел как латинос, другой скорее как европеец. Все молчали, воодушевленные собственными мыслями. Зашумел двигатель, и фургон направился к Хьюстону. Только начинало светать. К девяти часам мы чувствовали себя как сардины в консервной банке, которую поджаривают на огне. А к десяти уже сидели в огромной камере временного содержания в международном аэропорту Хьюстона, в окружении более полусотни преступников-иностранцев. Европеец спросил нигерийца:

— Ты откуда? — У него был сильный южноуэльский акцент. Я еще не встречал уэльсца в американской тюрьме и не слыхал, чтобы они там попадались. Я знал очень мало американцев, которые вообще слышали об Уэльсе.

—Ты из Уэльса? — прервал я.

—Да, — сказал он, глядя на меня с сильным подозрением.

—Я тоже.

—М-м-м! — Подозрение крепло.

— А из какой части? — полюбопытствовал я, немного подпустив акцента.

— Суонси, — ответил он, — а ты?

— Из Кенфиг-Хилл, сорок километров от тебя. Он заржал:

— Неужели это ты? Боже всемогущий! Христос бы прослезился! Чертов Говард Маркс! Гребаный Марко Поло. Так они тебя отпускают? Это чертовски здорово! Приятно познакомиться, приятель. Меня зовут Скугзи.

Мы долго болтали. Скугзи тоже только что отбыл срок за наркотики.

— Моя жена долго работала в наркологическом центре в Суонси. Вот уж действительно идеальная парочка. Я их подсаживаю, она снимает. И мы как бы друг друга поддерживаем.

Воспоминания о южноуэльском юморе часто помогали мне пережить тяжелые времена в тюрьме. Теперь я слышал его вживую. Я возвращался к корням, а они тянулись ко мне.

Нигериец, смутившись, запоздало ответил на первый вопрос Скугзи:

— Я живу в Лондоне. Туда меня депортируют. Никогда больше не вернусь сюда. Они забрали у меня деньги, собственность, бизнес. Только потому, что кто-то, с кем я не был знаком, поклялся на суде, что я продал ему наркотики.

Знакомая история. Слишком хорошо знакомая. Количество депортируемых в переоборудованном летном ангаре уменьшалось.

— Кто-нибудь еще летит в Лондон? — поинтересовался Скугзи.

В Лондон не летел никто.

Вскоре нас осталось трое. Мы узнали, что рейс компании «Континентал эйрлайнз» ожидается через час. К нам подошел сотрудник иммиграционной службы. В руке у него был пистолет.

— Сюда, вы трое!

Маленький фургон доставил нас к трапу. Офицер указал жестом, чтобы мы поднимались по ступенькам. Впереди шел нигериец. Следом за ним Скугзи, который смачно плюнул на американскую землю.

— Прекратить! — рявкнул коп, угрожая пушкой.

— Не дури, Скугзи. Ты знаешь, что они за люди.

— Знаю я этих уродов, — буркнул Скугзи. — Я их ненавижу. В рот бы им не нассал, если б у них глотки пылали. Чтоб я сожрал еще хоть один гамбургер. Никаких больше мюслей на завтрак. И не повезет тому америкосу, который спросит дорогу. Пусть хоть кто-нибудь попытается заплатить мне в долларах. Да поможет ему Господь.

—Довольно, Скугзи. Давай поднимайся!

Когда мы вошли в салон, ощущение было такое, будто нас занесло на межпланетный корабль «Энтерпрайз». Космические прически, клоунская одежда, компьютеры всех форм и размеров. Неужели все так изменилось? Или я просто забыл? Огни зажигались и гасли. Очаровательные улыбающиеся женщины, каких в тюрьме увидишь только на фотографиях, пришпиленных к стенам, ходили по проходу. Одна обратилась ко мне:

— Мистер Маркс, ваше место 34Х. Оно в проходе. Мы удержим ваш паспорт до посадки в Лондоне. Затем передадим его британским властям.

Мне не понравилось, как это прозвучало, но я был слишком зачарован, чтобы придать этому большое значение. Куда посадили Скугзи и нигерийца, я не видел. Я занял свое место, пожирая глазами журналы и газеты, и принялся поигрывать с кнопками настройки положения кресла, словно ребенок, впервые попавший на борт самолета. Раньше я тысячи раз летал коммерческими рейсами, но не помнил ни одного. Отрыв от земли был магическим. Я увидел, как исчезает Техас. А потом и вся Америка. Все-таки есть Бог на свете.

— Не желаете ли коктейль перед едой, мистер Маркс?

Я не употреблял алкоголь и ничего не курил уже три года. Я гордился своей самодисциплиной. Может быть, мне стоит оставаться трезвенником?

— Просто апельсиновый сок, пожалуйста.

Передо мной поставили поднос с едой. Раньше я редко ел в полете: кроме икры и паштета из гусиной печенки, которые подают в первом классе на длительных перелетах, все остальное бывало отвратительно, гораздо ниже того королевского уровня, к которому я привык. Тюремная баланда излечила меня от страсти к изыскам. Поданная мне еда оказалась лучшим из всего, что я пробовал, и мне безумно нравилось возиться с пакетиками приправ. На подносе стояла маленькая бутылочка вина. Конечно же, я выпил. Божественный вкус! Я попросил еще шесть.

Меня беспокоило замечание стюардессы. Какие еще британские власти? Слишком много их было, органов власти, которым я насолил. За мной числилось немало такого, за что запросто могли засудить. Пока я шесть с половиной лет сидел в тюрьме, британские ищейки собрали доказательства, уличавшие меня в причастности к бесчисленным поставкам марихуаны и гашиша в Англию, за которые я еще не понес наказания. Они нашли несколько моих поддельных паспортов. Если им захочется, они меня арестуют.

Обо мне написали две книги, из которых явствовало, что Говард Маркс — неисправимый аферист, не испытывающий ничего кроме презрения к органам правопорядка. Четырнадцать лет назад я был оправдан в ходе нашумевшего девяти недельного процесса об организации самой крупной в истории поставки марихуаны в Европу — пятнадцать тонн лучшей колумбийской дури. Обвинение возбудило Управление по таможенным пошлинам и акцизным сборам. Это был их самый крупный полицейский налет. Они меня никогда не забудут.

Старший инспектор полиции покончил жизнь самоубийством, после того как его обвинили в том, что он раскрыл прессе мои связи с британской разведкой. Из-за меня Скотленд-Ярд потерял своего лучшего человека. Вряд ли там числят меня в друзьях.

И в МИ-6 мной тоже не слишком довольны, ведь я переправлял наркотики вместе с бойцами ИРА, а должен был за ними шпионить...

Десять лет назад, когда мое состояние, сделанное на ввозе гашиша и марихуаны, оценили в два миллиона фунтов, Управление налоговых сборов неохотно удовольствовалось общей задолженностью по налогам в шестьдесят тысяч фунтов. В результате публичных заявлений руководителей DEA стало признанным фактом, что я храню больше двухсот миллионов фунтов на банковских счетах в странах Восточного блока. Без сомнения, налоговая служба от них бы не отказалась.