Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

Кибби мельком взглянул на собственные щуплые бицепсы и вспомнил нелепое отцовское наставление: «Если в школе будут обижать, бей в зубы!», и в качестве иллюстрации — тяжелый кулак машиниста, покрытый старыми шрамами.

Его рука инстинктивно стиснула драгоценную коробку.

Макгриллен поднял голову, и по его лицу проползла медленная гримаса узнавания. Кибби почувствовал знакомый парализующий всплеск, однако чем дольше он глядел на старого обидчика, тем ощутимее страх сменялся другой, менее определенной эмоцией. Презрение в глазах Макгриллена осталось прежним, но в этот раз на нем была рабочая фуфайка, а на стоящем перед ним заморыше — строгий деловой костюм, и маленький буржуа в душе бывшего хулигана оробел и стушевался. И Кибби почувствовал это! Он понял, что перед глазами Макгриллена развернулось немудреное скучное будущее — с отбойным молотком, из котлована в котлован. Не чета чистому чиновнику в галстучке, санитарному инспектору, важной птице!

Кибби не смог удержать ухмылки. Наконец, после стольких лет унижений на школьном дворе, после позорных петляний в обход, мимо бакалейной лавки, он сумел хоть как-то отомстить! Ехидная ухмылка, должно быть, вонзилась раскаленным гвоздем в сердце бедного хулигана, подумал он, взбегая по ступеням. И на всякий случай отвел взгляд и независимо выпрямил спину, показывая, что по ошибке принял Макгриллена за кого-то другого.

Из внушительного вестибюля Кибби поднялся по лестнице, отделанной красным деревом. Подъехал лифт, двери разошлись: внутри стоял парень в костюме, его ровесник, может быть, чуть старше. Сразу видно, хороший человек, подумал Кибби, и костюм, похоже, дорогой. Да еще и улыбнулся — как равному! А почему бы нет? Ведь перед ним не проходимец, не чернорабочий типа Макгриллена, а солидный чиновник городской администрации.

Да таких, как Макгриллен, к этому парню даже на прием не запишут!

И тут Кибби заметил, что незнакомца сопровождает девчонка. Его гормоны взбурлили: она тоже улыбнулась, прежде чем возобновить прерванный разговор! Bay, восхищенно думал Кибби, разглядывая темные волосы, яркие живые глаза, полные губы. Какая куколка!.. От переизбытка эмоций он даже позабыл о коробке, которую сжимал под мышкой.

Лифт остановился, в кабину вошли двое рабочих в синих комбинезонах. И тут же тесное пространство наполнилось едкой вонью — кто-то испортил воздух! У Кибби защипало в носу; парень в костюме обменялся с ним взглядами, затем кивнул на рабочих и состроил брезгливую гримасу. На следующем этаже рабочие вышли. Парень воскликнул:

— Отвратительно! Фу!

Девушка засмеялась, толкнула его.

— Дэнни, прекрати!

— Я не шучу, Шеннон! Зачем свинячить в лифте? На каждом этаже есть туалеты.

Шеннон, думал Кибби, шагая по коридору. Ему не хватало смелости оглянуться и посмотреть, вышли ли они вместе с ним. Хотя… чего бояться? Здесь его никто не знает, и на сей раз он не будет забитым козлом отпущения, как в школе, или мальчиком на побегушках, заваривающим чай для старых ворчунов, как на прошлой работе. Он использует этот шанс, чтобы расправить плечи, повзрослеть и завоевать авторитет!

Вдохнув полной грудью, Кибби решительно обернулся — и оказался лицом к лицу с Дэнни и обворожительной Шеннон.

— Извините, гм… Мне нужен отдел санитарно-эпидемического контроля. У меня назначена встреча с мистером Робертом Фоем.

— Вы, должно быть, Брайан?— улыбнулась девушка по имени Шеннон.

Ее спутник Дэнни тоже улыбнулся.

— Айда с нами!

Вот так, знай наших! Только на порог — и уже подружился с классными людьми!

Безжалостный будильник долбил отбойным молотком, выпихивая Дэнни Скиннера из одного ада в другой. Скиннер на ощупь хлопнул по кнопке, но голову еще какое-то время терзал фантомный треск. Лихорадочные мучительные кошмары разлетелись, однако сменившая их реальность была не менее мучительна: серое стылое утро понедельника. Рассветные тени ползали по комнате, сознание постепенно прояснялось. В груди лопнул панический пузырь — инстинктивно вытянутая нога коснулась холодной простыни на другой половине кровати.

Только не это.

Кей не вернулась, не ночевала. На выходные она, как правило, оставалась у него. Может, они с подружкой Келли решили выпить, повеселиться? Две девушки, две танцовщицы… огни большого города… Скиннеру понравилась мысль. Но тут его ноздри содрогнулись от кислой вони: в углу красовалась лужа рвоты. Слава богу, ограничилось деревянным полом, не задело восточный ковер, расшитый позициями из Камасутры, за который в антикварном магазине в «Грассмаркете» пришлось выложить половину месячного жалованья.

Скиннер включил радио, перетерпел нудную болтовню жизнерадостного диджея, дождался знакомой мелодии. На душе слегка посветлело. Он привстал и с отчаянием потерпевшего кораблекрушение матроса оглядел беспорядок: одежда, разбросанная по полу и повисшая на спинке кровати; пустая бутылка из-под пива; переполненная пепельница… Гнусный натюрморт был подсвечен жиденьким утренним солнцем, бьющим сквозь изношенные занавески. Сквозняк сотрясал оконную раму, свистал во все щели, обжигая обнаженное тело.

Вчера опять нажрался. И позавчера… Все выходные! Неудивительно, что Кей сбежала домой. Блядский Скиннер! Гребаное ничтожество, фантом безвольный… Веду себя как последний идиот.

Он подумал, что раньше никогда не боялся холода. А теперь чертов сквозняк выдувает из него остатки жизни. Мне ведь двадцать три года, размышлял он с тревожным похмельным отчаянием, массируя виски, чтобы отогнать невралгию — она казалась ему предвестницей ураганной аневризмы, в любой момент готовой переправить его в мир иной.

Холодная блядская страна. Холодная и мрачная. Мне никогда не жить в Австралии или в Калифорнии… Лучше уже не будет.

Скиннер порой думал об отце, которого не знал. Представлял его где-нибудь в тепле, в уюте обетованной земли, называемой Новым Светом. Воображение рисовало поджарого красавца с легкой сединой в окружении бронзовокожих домочадцев — веселых, светловолосых, которые примут блудного сына с улыбкой, наполнят смыслом его жизнь.

Можно ли скучать по тому, чего никогда не имел?

Прошлой зимой у Скиннера было туго с деньгами, он старался особо не пить, сидел дома. Начал слушать Леонарда Коэна, штудировал Шопенгауэра, читал скандинавских поэтов, которые, похоже, все до единого страдали тяжелой клинической депрессией из-за затяжных зимних ночей. Сигбьёрн Обстфельдер, норвежский модернист конца девятнадцатого века, полюбился Скиннеру больше других; в памяти намертво засели декадентские гробовые строки.

Днем он весел — смеется, поет.

Сеет смерть всю ночь напролет.

Сеет смерть.

Иногда ему казалось, что на лицах завсегдатаев литских баров лежит печать зловещего процесса: каждая кружка, каждая стопка подпитывает иллюзию бессмертия — и приближает старуху с косой.

Но как сладка эта иллюзия!

Скиннер вспомнил вчерашнее: он потащил Кей в бар — утром, в воскресенье. А ей хотелось побыть дома, понежиться в его объятиях, посмотреть телевизор.

Но у него шел третий день, требовалось убить похмелье, и он чуть не силком выволок Кей за дверь — вверх по пешеходной улице, к «Робби», где поправляли здоровье местные хроники. И Кей покорно сидела на высоком стульчике: единственная женщина в баре, улыбающаяся, терпеливая, под восхищенными или равнодушными взглядами этих удивительных и ужасных людей, которые только и делали, что пили, пили, пили и пили. Некоторые из них, казалось, никогда не видели живых женщин; другие, наоборот, перевидали слишком много. Кей не тяготило красноглазое общество: рядом сидел парень, которого она любила, и обстановка не имела значения. Но приобщиться к хроникам она тоже не могла — надо думать о танцах, следить за фигурой. Ты не понимаешь, твердила Кей, мне надо держать форму. Ерунда, малыш, отвечал он, ты в отличной форме!

С каждым глотком Скиннер становился все напористее и педантичнее. Он наседал на своего приятеля Гэри Трейнора, тощего стриженого пройдоху с обманчиво грубым лицом.

— У нас что, нет нормальных фанатов?! Нормальной бригады? Сколько бойцов мы можем собрать?

Трейнор не отвечал, прятался за камуфляжной ухмылкой, потягивал пиво. Раскачанный громила Алекс Шевлэйн с маленькой, похожей на торпеду головой покосился в зеркало, поиграл бицепсом, поднес бутылку к губам.

— Прошлый раз собрались. И что? Эти пидоры не пришли! Только время потеряли.

— Ты задолбал уже с этой темой. Расслабься!— Трейнор от души шлепнул Алекса по широкой спине.— Хочешь в суд подать за моральный урон? Типа испортили выходные?— Он захохотал, кивнул в сторону хорошо одетого парнишки, что сидел у бара в одиночестве.— Вон обратись к Дэсси Кингхорну!