Латвия моей судьбы - Светлана Владимировна Ильичёва

Не претендую на обобщения. Но не могу промолчать, прожив 50 лет в Латвии, в пору её расцвета, в девяностые годы испытав тяжёлую смену эпох, неожиданный удар по семье скоропалительного закона о реституции; похоронив мужа…

Сейчас в Латвии торжествует агрессивный национализм, беспрецедентная русофобия. Затихло разноязычье голосов. По-русски говорят шёпотом.

Но остались в памяти, в газетных и личных архивах встречи, общения с лучшими людьми Латвии, ставшими её гордостью, её золотым фондом. Многих уже нет в живых. Я писала о них очерки, статьи, заметки, была популяризатором науки в республиканской газете «Советская Латвия», публиковалась во многих других изданиях. Интересовали научные исследования, взаимоотношения человека с природой, памятники истории и культуры.

В этой книге мне удалось собрать только некоторую часть публикаций, которые сохранились во времени и пространстве житейских передряг. Жаль, что утрачен давний очерк об академике Яне Павловиче Страдыне, очень уважаемом в Латвии учёном, историке науки, достойном наследнике своего легендарного отца, «народного лекаря» Павла Ивановича Страдыня. Нет и моих принципиальных статей о мемориальном уважении к историческим реликвиям и личностям. Но вот что предлагается для прочтения: мои очерки и статьи — фрагменты жизни Советской Латвии, которой уже нет.

Среди архитектурных творений Варфоломея Растрелли есть, пожалуй, единственное, не претерпевшее никаких позднейших изменений, никогда никем не перестраивавшееся, в отличие от многих других. Это Рундальский дворец на территории Латвии, близ районного центра Бауска. Растрелли создавал его в начале своего творческого взлёта, пробуя силы в живописной архитектуре.

В 1736 году он приехал в Курляндию по приглашению герцога Бирона, и остался здесь на несколько лет, точнее до 1740 года. В эти годы он занимался сооружением двух дворцов — в Митаве (Елгаве) и на бироновской мызе Ругенталь — ныне местечко Пилсрундале.

Митавский дворец впоследствии несколько раз перестраивался, и сейчас лишь немногие черты этого строения напоминают о почерке Растрелли. Кроме того, ещё в 1744–1750 годах, когда Растрелли руководил строительством Аничкова дворца в Санкт-Петербурге, императрица Елизавета приказала вывезти туда из Митавского дворца всё ценное, даже двери и лепные украшения. Сильно пострадал он и во время Великой Отечественной войны.

Рундальскому дворцу повезло чуть больше. Хотя в 1742-43 годах его внутреннему убранству был также нанесён значительный ущерб, а в 1812 году его разграбил прусский корпус французской армии. Но, находясь в стороне от больших дорог, этот дворец всё-таки уцелел почти в первозданном виде, хотя совсем рядом, в Межотне, шли жестокие бои. Сейчас он являет собой живой образец раннего творчества Растрелли, и по решению правительства Советской Латвии превращён в музей, где ведутся большие реставрационные работы.

В этом ансамбле, неожиданно возникающем среди полей и холмов южной Латвии, зодчий делает шаг вперёд по сравнению со знаменитым Зимним дворцом. Он вводит больше украшений, в том числе чугунных, специально отлитых в Туле. На воротах возводится миниатюрная трёхъярусная башня, идея которой позже была повторена в колокольне Смольного монастыря в Петербурге. Правда, этот монастырь известен миру без колокольни, так как её сооружение показалось императрице Елизавете весьма дорогостоящим.

О раннем Растрелли можно судить и по лепным украшениям в галерее Рундальского дворца, где мотивы чистого барокко отличаются некоторой тяжеловесностью, в центре обычно помещена лепная маска, по краям — симметричные детали. В целом сооружению свойственна монотонность, растянутость, обычный для молодого зодчего план здания в виде буквы «П». Но в светлых линиях дворца, лишённых вычурности, уже чувствуется рука будущего создателя архитектурных сказок Петербурга. Под непосредственным руководством Растрелли в Рундале работали две бригады петербургских лепщиков и резчиков по дереву. Они сделали довольно много: паркетные полы с орнаментом в спальне, обе парадные лестницы с перилами из резных балясин, украсили золочёной лепкой комнату роз, потолки в других апартаментах.

Но в молодые годы зодчему не удалось завершить свои замыслы в Митаве и Рундале. Оба курляндских дворца были ещё не закончены, когда в ноябре 1740 года герцог Бирон был сослан в Пелым. А Растрелли вернулся в Петербург, чтобы там сказать своё главное слово, оставить по себе память непревзойдённого певца барокко. Лишь через много лет, вместивших в себя всё его вдохновение и славу, на склоне жизни Растрелли вновь приехал в Курляндию, чтобы работать на Бирона, помилованного императрицей Екатериной II. С 1764 года и, очевидно, до самой смерти (1771 г.) зодчий жил в Курляндии. Он был уже стар и болен. Бирон отвёл ему должность обер-интенданта построек и приставил двух помощников. Шли работы по украшению внутренних покоев Рундальского дворца, строились каретные сараи и конюшни, в круглой композиции которых отразился предзакатный всплеск фантазии знаменитого архитектора.

Сегодня комнаты и залы дворца в Пилсрундале восстанавливаются в первозданном виде, в соответствии с оригиналами проектов зодчего. Их копии привезла из Вены ленинградский архитектор Ксения Агапова. Неизвестно, как попали туда все семь оригиналов рундальских проектов.

Важно, что они стали отправной точкой в работе рижских и ленинградских реставраторов из института «Гипротеатр», которые буквально по миллиметру воссоздают живописные плафоны потолков, утраченную лепку, орнаменты внутреннего убранства комнат и залов. Помогают им представители многих организаций.

Генеральный подрядчик — научно-реставрационное управление Министерства культуры республики пригласил специалистов из объединения «Росреставрация». Они обновляют плафонную живопись, восстанавливают изразцы, настенные и для печей.

И уже сияют сочными красками расписные потолки золотого зала, комнаты роз, поражают своим скромным изяществом лепные украшения белого танцевального зала, вновь ожившие под руками сотрудников Ленинградского экспериментального скульптурно-производственного комбината. Они же сделали деревянную резьбу, которая придаёт роскошный вид парадной лестнице и многочисленным дворцовым дверям.

Во дворце уцелели только две печи, облицованные голландской плиткой. Предстоит восстановить ещё двадцать две — точные копии тех, что были расписаны когда-то кобальтом петербургскими мастерами.

Сейчас дворец и прилегающая к нему территория напоминают большую стройку. Стоят леса, идут работы по возобновлению регулярного парка. В вестибюле среди белокаменных колонн убрана часть пола, углублён грунт. Там, внизу, на уровне кирпичного фундамента центральной деревянной лестницы, будет гардеробная. Имант Ланцман, молодой директор дворца-музея, выпускник Латвийской академии художеств, склонен считать, что Растрелли имел в виду всё-таки не деревянную, а каменную лестницу, слишком уж массивен под ней фундамент. Сохранился и запрос зодчего в Петербург, он просил прислать мрамор, чтобы устлать им пол вестибюля. Но мрамора не прислали, и его пришлось