Василий Седугин - Святополк Окаянный. Проклятый князь

– Так вот, господа бояре и управители, – произнес Святополк, внимательно оглядывая своих подчиненных, – созвал я вас по важным и неотложным делам. Вернулся только что из Киева, узнал и повидал там многое. Скажу вам, что продолжается притеснение старой веры, разрушают капища и истуканы богов наших, не только в Киеве, но теперь и в окрестностях, а вместо них сооружаются храмы чужой нам греческой веры. Более того, имел я беседу с отцом своим, великим князем киевским, и митрополитом Михаилом. Они намерены в ближайшее время направить в Туров епископа Фому, который займется обращением жителей княжества нашего в христианскую веру. Что вы скажете на это, мои подданные?

Долго молчали присутствующие. Наконец боярин Ратибор, старый и опытный вояка, проговорил строго и непримиримо:

– Вере отцов и дедов наших останемся преданы непоколебимо и будем отстаивать до конца. А епископ Фома как приедет, так пусть и возвращается обратно той же дорогой.

– А что будем делать, коли великий князь поведет против нас свою дружину? – тонким голоском произнес боярин Борислав.

– Не устоять нам против Киева… Не сдюжить против великокняжеской дружины… Мало сил у нас, – тотчас раздались голоса.

– Помощи просить надо! – заключил Ратибор. – К соседям обратиться следует.

– Кто нам поможет? – тотчас откликнулся Святополк. – Во Владимире сидит мой брат Всеволод. Он первый крестился из братьев, вере новой предан искренне. Ярослав в Новгороде тоже крещен, Черниговское княжество само по себе, так исстари повелось и на помощь не придет.

– Полоцк! – встрепенулся Борислав. – Тамошний князь из племенных вождей, когда-то стоял во главе кривичей. А кривичи – закоренелые язычники вроде нас, также непреклонно стоят за старую веру.

– Полоцка, Полоцка надо держаться, – закивали головами бояре. – Вдвоем, может, и устоим.

– Дозвольте мне слово сказать, – произнес, вставая, чашник Венд, длинный, брюхатый, с зычным голосом. – Поспешать надо налаживать дружбу с Полоцком, потому как скоро дань надо собирать и везти в Киев. Дань немалая, триста гривен серебром[1]. А собираем мы с большим трудом со всего княжества четыреста с небольшим гривен. И остается нам на все расходы малая толика…

Бояре тотчас зашумели:

– Грабит нас Киев…

– Вразор разоряет…

– Ни крепости новые построить, ни укрепления…

– Последние соки высасывает…

У Святополка хищно затрепетали лепестки носа, глаза заблестели. Он проговорил, волнуясь:

– Так что, бояре, отделяться от Киева предлагаете?

И бояре разом стихли, уставясь на своего князя. Поняли, куда ведут их речи: пойти против самого Киева, выделиться из единой страны и стать независимым государством!

Долго стояла тишина. Наконец Драгомир произнес неуверенным голосом:

– Отделяться от Киева не будем, а вот дань платить надо прекращать. Иначе по миру пойдем с протянутой рукой.

– Да, да, – поддержал его Ратибор. – Хотя бы годок-второй обождать.

– Для начала, – из угла раздался чей-то голос…

Святополк сидел, вжавшись в кресло. Вот его звездный час, вот то, к чему он, порой не осознавая, стремился в последнее время. Быть полным хозяином княжества, ни от кого не зависеть, никому не подчиняться.

Главное: быть выше всех! Тогда никто не посмеет хоть слово молвить против него, бросить косой взгляд, напомнить ему о его происхождении. Все будут пресмыкаться перед ним, а он испытает то чувство независимости и уверенности, которого у него никогда не было и которое он жаждал приобрести. Да, или сегодня, или никогда!

И он произнес:

– Слушайте, господа бояре, мое слово: с сегодняшнего дня приостановить выплату дани Киеву. На днях выеду в Полоцк на переговоры с князем полоцким. Коли поддержит он наши действия, откажемся совсем вывозить наши богатства в стольный город.

Святополк уже совсем было собрался в Полоцк, как неожиданно приехал епископ Фома. Он был встречен подобающим образом. А потом князь собрал вече, которое постановило твердо стоять за старую веру, а епископа вернуть обратно в Киев[2].

Проводив епископа, Святополк отправился в путь. Полесье – безбрежное море лесов и болот, с топкими трясинами и гиблыми местами. Неверный шаг в сторону, и пропадешь навеки. Вели князя и его воинов проводники от селения к селению, от одного жилого места до другого. Воздух сырой, насыщенный гнилыми испарениями, дышать было тяжело. Одолевало комарье, липла мошкара, в кровь изъедая лицо и шею, кони еле отбивались от слепней. Наконец выбрались в полоцкие земли, пошли песчаные холмы с сосновыми борами и здоровым воздухом, ехать стало легче.

Полоцк был расположен на холме в излучине Полоты – старицы Западной Двины. Излучина широкой дугой своих крутых откосов прикрывала его с трех сторон, и Святополк подумал, что место для города выбрано очень удачно: лишь с одной стороны лежал луг, по которому можно было подойти к деревянным стенам и башням; иначе пришлось бы преодолевать водный рубеж, что под градом стрел, дротиков и камней, выпущенных боевыми машинами, было не так просто сделать.

При появлении Святополка и его воинов охрана вызвала князя. Изяслав Владимирович явился скоро, по-братски обнялся с ним. Они и были братьями, только рождены от разных матерей. Матерью Изяслава была дочь полоцкого князя Рогволда – Рогнеда. Посватался в свое время к ней князь Владимир, но отказала она ему, заявив: «Не хочу разуть сына рабыни». Был рожден Владимир от князя Святослава и рабыни Малуши, вот и погнушалась Рогнеда выйти за него замуж. Тогда собрал большое войско Владимир и пошел на Полоцк. Город был взят приступом, Рогволд погиб в сражении, а Рогнеду Владимир принудил выйти за него замуж. У них родился сын Изяславль. Позднее, уже в Киеве, Владимир набрал еще четыре жены, а на Рогнеду не обращал внимания. Однажды князь пришел к ней и заснул. Рогнеда взяла нож и хотела зарезать его, но он вовремя проснулся и схватил ее за руку. Она начала говорить ему:

– Уж мне горько стало: отца ты моего убил, а теперь не любишь меня и младенца моего.

Владимир ответил, что убьет ее, велел одеть платье и приготовиться к смерти. Но когда вернулся, то увидел сына с мечом в руках. Изяславль встал на защиту матери.

Владимир бросил меч и позвал бояр. Бояре сказали:

– Уж не убивай ее ради ребенка, но восстанови ее владение и дай ей с сыном.

С тех пор Изяславль с матерью правили Полоцким княжеством, но не могли простить обиды и ни разу не явились в Киев. Именно поэтому Святополк решил обратиться к сводному брату с предложением о совместных действиях против Владимира, правильно рассчитав, что получит поддержку. И не ошибся. Принял его Изяславль с большой теплотой и сердечностью, провел во дворец, усадил за стол и стал угощать едой и питьем.

– Здорова ли матушка твоя, Рогнеда? – спрашивал Святополк по принятому обычаю.

– Похоронил я ее недавно. Упокоилась она на кладбище, охраняемом богом нашим Перуном и богиней земли и подземного царства Макошью.

– Выходит, придерживаетесь старой веры? Не отреклись от нее, как это сделали киевляне и жители некоторых селений? – пытливо всматриваясь в лицо Изяславля, спросил Святополк.

– Твердо и нерушимо стоим на страже обычаев и веры дедовской. Присылал великий князь Владимир к нам в Полоцк епископа Мина, да не впустили мы его за крепостные ворота. Так ни с чем и уехал[3].

– К нам в Туров тоже приезжал из Киева епископ, но мы решили не пускать его в город.

– В этом вы найдете полную поддержку с моей стороны.

– За этим я и приехал. Более того, мы решили не платить дани Киеву. Слишком круто разошлись наши пути, не хотим быть в услужении приверженцам чужой нам греческой веры.

Белобрысое лицо Изяславля на мгновенье затуманилось, как видно, он вникал в смысл сказанного, но вскоре оно прояснилось, он ответил:

– Я не решался на такой поступок, слишком он смел. Но если ты, князь, пойдешь по пути самостоятельности, то можешь на меня твердо рассчитывать, я не подведу.

– Я очень рад! – Не удержавшись, Святополк вскочил и подал руку Изяславлю. – Значит, вместе?

– Да! Я помню завет своей матушки, которая убеждала меня не забывать обиду, нанесенную нашей семье отцом моим, князем Владимиром, и я выполню ее наказ!

Они некоторое время взволнованно глядели в глаза друг другу, а потом Изяславль продолжал:

– Я думаю, мы найдем поддержку у новгородского князя, брата нашего Ярослава. Я был как-то у него в гостях, он тоже очень недоволен данью, которую приходится Новгороду платить киевскому князю.

– Не может быть! Неужели этот осторожный тихоня, Ярослав, собирается войти в спор со столицей? – искренне удивился Святополк.

– Да, и намерения эти очень серьезны. По крайней мере, при нашей встрече он только об этом и говорил.

– Это меняет дело. Великий князь может заставить платить дань одно княжество, но едва ли ему удастся это сделать в отношении двух наших княжеств. Но если к нам присоединится еще и Новгород, то наверняка мы одержим победу!