Марта Шрейн - Эрика

Устроив дела, связанные с благотворительностью, Гедеминов взялся за восстановление коллекции холодного оружия, которое «любимое государство», конечно же, присвоило, оставив хозяину возможность любоваться коллекцией в буклетах. Работа эта спорилась. Сил у Гедеминова–старшего было еще много, да и сыновья помогали, особенно Альберт, который занимался этим с отцом чуть ли ни с детства.

Восстановив коллекцию своего оружия — она стала даже лучше, чем была (на украшения рукояток и ножен он пустил драгоценные камни) — Гедеминов сел писать историю своего рода. Когда он закончит эту работу, неизвестно, но параллельно он пишет мемуары, которые назвал «Любовь и творчество».

К своей серебряной свадьбе с Аделью Гедеминов приобрел (на часть процентов от отцовского наследства) летний домик на берегу Сены и роскошную белую двухпалубную яхту, с блестящей отделкой салона и шестнадцатью каютами. Назвал он яхту «Княгиня Адель». На ее борту красуется герб рода Гедеминовых, который он сам же и изготовил.

Сейчас август, и вся большая семья, впервые собравшись вместе, поплывет в Грецию, где у Саши своя вилла. Осталось только дождаться Николая, который должен был приехать с минуту на минуту. У Александра Гедеминова–старшего было к нему дело.

Как читатель помнит, мать Николая, Амалия, вышла замуж за Эдуарда. К сожалению, она сильно сдала за эти годы. Сам Эдуард к старости стал ниже прежнего на пол головы. И хотя был еще очень подвижен, характер его сильно изменился — не в лучшую сторону. Он вечно всем недоволен и ворчит без причины, раздражая этим Амалию. Правда, рядом с Гедеминовым он замолкал, но был недоволен тем, что тот пригласил жить в свое поместье князя Андрея Герша, старого и больного, только потому что Герш учился вместе с ним в Петербурге в Пажеском корпусе и был интересным собеседником.

Младший сын Гедеминова, Альберт, еще в Стране Советов закончил школу, в 15 лет с золотой медалью. Но путь в институт международных отношений, куда он стремился, был для него наглухо закрыт — из–за происхождения родителей.

И даже на факультет журналистики поступить он по этой причине не мог. Оставался исторический, факультет археологии, который он закончил экстерном, как раз в год выезда семьи в Париж.

Как уже было сказано, Саша с Альбертом «работали» вместе. Но Адель по–прежнему верила, что ее дорогой мальчик — археолог и занимается раскопками, только удивлялась тому, как он быстро мужает и становится похожим на отца.

Братья работали, прикрывая друг друга, и последняя их вылазка на Тайвань стоила обоим дорого. Альберт прихрамывает, а у Саши на щеке, ближе к подбородку, свежий, еще розовый шрам. Они приехали к родителям «зализывать раны» и, конечно же, отдохнуть на всю катушку, пока не перебрались на яхту. И это означает, что на половине молодых князей музыка и женский смех не замолкают до утра.

Но вот наступил день, когда вся большая семья Гедеминовых пустилась в плавание. И оказалось, яхта из шестнадцати кают не так уж и велика, учитывая капитана, прислугу, личную массажистку Адели, которую она всегда брала с собой, и еще здесь были Николай, Ванечка фон Рен, Валерий, Эдуард с Амалией, Саша с Альбертом, человек шесть охраны, князь Андрей Герш. А в каютах прихорашиваются две молодые особы, подружка Валерия, стройная высокая Гертруда и Элизабет, подруга Альберта, маленькая, черноглазая и веселая. И конечно же хозяева яхты — Александр Гедеминов–старший с супругой.

Уже пересекли границы Греции. На верхней палубе все группируются по интересам. Николай не присоединился ни к одной группе. Ему хочется побыстрей увидеть жену и дочь. На такой долгий срок они еще не расставались. А он пробыл у Гедеминовых больше десяти дней. Эрика же с дочерью вылетели в Грецию самолетом и теперь ожидали его там. Между тем Николай думал, как уговорить Эрику родить второго ребенка. Мысли его о жене прервал подошедший к нему старый князь Андрей Герш.

* * *

Посмотрев в спину Гершу, Эдуард хмыкнул за спиной Гедеминова и заворчал:

— Откуда он взялся? Я всю жизнь был рядом с вами, князь Александр, а теперь стал не нужен. Конечно, я больной. Ждете не дождетесь, когда я умру? Ладно, уже не долго осталось, освобожу вас от себя.

Амалия подала голос:

— Последнее время все ноет, обещает помереть, но что–то никак.

Эдуард, не обращая внимания на слова жены, обратился к Адели:

— Скажи, ты же врач, знаешь всякие там симптомы. Мне долго еще жить осталось? Или уже пора на небеса?

Адель смеясь ответила:

— По моим приметам, Эдуард, ты просто симулянт. И умирать ты не хочешь, потому что любишь вкусно поесть. Вспомни, как нас кормили в лагере? А теперь? Стол ломится от самой разнообразной еды. Мне иногда даже стыдно так хорошо питаться.

— Конечно, «Бог дает штаны тому, у кого уже нет зада», — сказал с горечью Эдуард. — На столе все, только этого уже тебе нельзя есть и это нельзя. Сама тоненькими пальчиками три года назад — чик–чик скальпелем — отрезала мне полжелудка.

Гедеминов усмехнулся и, не глядя на Эдуарда, сказал ему:

— Как мне помнится, твой отец еще моему служил и тебя ко мне приставил до конца дней.

— А что, я вам плохо служил? — обиделся Эдуард.

— Тогда, — продолжал Гедеминов, — какое ты имеешь право, если ты у меня на службе, умирать без моего соглассия. Я собираюсь прожить еще четверть века и завещал похоронить себя по языческому обряду. Это значит, моя супруга — хочет она того, или не хочет — отправится в мир иной следом за мной. Лошадей лучших сыновья мне зарежут, оружие мое в могилу сложат, лучшие вина и тебя, мой верный Эдуард, зарежут тоже.

— Не удивлюсь, ваши сыновья такие же разбойники, каким вы были в молодости. Но если только через двадцать пять лет, согласен. А ты, Амалия, — обратился Эдуард к своей супруге, — пойдешь за мной на тот свет?

— Еще чего? — возмутилась Амалия — Ты мне при жизни надоел, бродяга. Меня на том свете ждет мой князь, отец моего Николеньки. Давненько мы с ним расстались…

— Вот–вот. В могилу ложиться и то с князем. А что делать мне, бедному артисту? Скорей бы к столу позвали, напьюсь сегодня, — буркнул Эдуард, точно зная, что не напьется.

Гедеминов сказал ему:

— Ну, не так уж ты беден, если разбойничал со мной. А поскольку нам не к спеху умирать, я поручаю тебе организовать проверку хозяйства на ипподроме и доложить мне. А покажется мало, я тебе еще работу найду, только перестань вздыхать за моей спиной. Думать мешаешь.

Говоря это, Гедеминов смотрел в сторону сыновей. У него оставалось еще одно незавершенное дело, дело его жизни. Он должен был решить, кому из сыновей оставить тайну, доверенную ему почти 53 года назад генералом Дончаком. И сейчас он остановился на старшем сыне. В Саше он видел самого себя. Карта местности давно лежала в сейфе Гедеминова с пометкой, где именно находится золото Российской империи. Осталось поставить точку в этом деле. Но он не был уверен в том, что при жизни сыновей на той земле, которая когда–то именовалась Великой Российской Империей, будет порядок. Вот и Прозоров на прощальной встрече жаловался, что люди в стране нищенствуют, а власть вооружает и кормит бездельников во всем мире. И отзывался тот о Советской стране теперь точь–в–точь как когда–то сам Гедеминов, еще в лагере. Прозоров сожалел, что цвет нации угробили за первые двадцать лет Советской власти, а когда подросло новое поколение, как раз ко второй мировой войне, их безоружных, бросили под вражеские танки.

Вспомнив крамольные высказывания Прозорова, который вращался в высших советских кругах и знал, что говорил, Гедеминов подумал, что тот прав. Может, миру и не нужно разваливать эту страну, а только следует образовать второе кольцо, чтобы зараза не разошлась по миру. Он отогнал жуткие мысли о том, что станется с той землей, на которой он родился и рос, когда этот строй умрет, раз уж об этом говорит даже Прозоров. И подумал: «Может, лежать еще золотому запасу России в земле, где лежит. Но нет, — решил он, — передам тайну, доверенную мне, обоим сыновьям сразу. Пусть решают сами, молчать об этом или нет».

Отвлекла Гедеминова от грустных мыслей Адель. Она сказала:

— А мой Альберт красивее твоего Сашки, чем заставила мужа улыбнуться.

— Сашке твоему пора жениться, — добавила она. — Я вообще удивляюсь, как такого сердитого еще женщины любят?

— Сердитый он потому, что воин, как тебе известно, сердце воина — камень, зато сердце мужа — воск! За это женщины его и любят.

— Да уж знаю по тебе. Только сколько можно женщин перебирать? И младшему брату дурной пример подает.

— Адель, не беспокойся за Сашу. Уверяю тебя, он знает, чего хочет в этой жизни, — услышала она в ответ.

— Конечно, знает, — грустно отозвалась Адель. — Посмотри, у него все руки в порезах, а теперь еще и на щеке отметина, весь в тебя. Шел бы уж в археологию к Альберту. Хотя и там, я вижу, опасно. Альберт хромает, а осмотреть себя не дает. И почему они всегда так коротко стригутся, так мужчин стригли в лагерях.