Иоанн III Великий: Ч.3 - Людмила Ивановна Гордеева

Однако Иоанн рассуждал, что наступать самим, даже после того, как река совсем замёрзнет, русичам вовсе не с руки, укрепившийся противник будет сражаться из последних сил со страстью обречённого. И их наступающая сторона, естественно, потеряет много бойцов. Иоанн уже не боялся поражения: многочисленные легко отбиваемые атаки татар и их отступление доказывали ему храбрость и превосходство своего воинства, дух татар явно был сломлен. Но когда яблоко само уже летит в руки, стоит ли взбираться за ним на дерево, рискуя свалиться и поломать ноги? Надо было ещё выждать.

Чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и решить окончательно, как поступить дальше, Иоанн собрал на совет своих воевод и братьев, рядом посадил своего наследника Ивана Молодого, чей авторитет среди русичей, старых и молодых, заметно вырос за минувшие опасные месяцы. Государь изложил собравшимся свои соображения по поводу сложившейся ситуации. И поинтересовался их мнением.

— Может быть, не морозить людей понапрасну, а отвести часть полков к Кременцу, в крепость, пусть отдохнут, отогреются. Через два-три дня они вернутся, туда двинутся другие? — спросил он.

— А что если Ахмат в это время на нас двинется? — засомневался Данила Холмский.

— Ну, во-первых, река ещё не совсем окрепла, а во-вторых, неужто не продержимся полдня? За это время все сюда соберутся, — поддержал государя князь Палицкий.

— Мне кажется, надо выждать ещё немного, — возразил наследник. — Пока есть ещё силы у бойцов, и запасы продовольствия только что подвезли, несколько обозов леса доставили. Думаю, неделю ещё надо постоять, а там видно будет. Если татары ещё не побегут — надо самим атаковать. Хватит стоять!

Воеводы загудели, заспорили. Великие князья прислушивались к их мнению, переглядывались. Наконец государь принял решение:

— Хорошо, потерпим ещё немного, поглядим, как дальше дело обернётся... И всё же самим нам на них нападать не сподручно, нет никакой в том нужды.

Однако природа в этот год разгулялась не на шутку. К десятому ноября пошёл обильный снег, а следом резко усилился мороз. Даже в шатре государя, где день и ночь горела походная железная печь, невозможно было долго находиться без шубы. При входе внутрь человека вместе с ним врывался порыв ледяного ветра со струёй колючего снега, который долго лежал на ковре, не тая. Дружинники и сторожа не отходили от костров, но и дрова были на исходе, ибо подвозить их стало труднее: дороги терялись под снегом, и последний гонец из Москвы едва не сбился с пути. Появились обмороженные. Тёмные холодные ночи казались бесконечными, но и ветреный морозный день со снежной пылью не приносил ни света, ни радости. Следить за татарами становилось всё труднее. Зная, что река застыла, они перестали появляться на противоположном заснеженном берегу, об их присутствии можно было судить лишь по дальним огонькам костров. Несколько раз Иоанн посылал в разведку на татарскую сторону храбрецов из дружины царевича Даньяра. Те доносили, что противник всё ещё стоит на месте, хоть и в весьма плачевном состоянии.

Десятого ноября утром Иоанн созвал совет. На сей раз воеводы, напуганные страшным ночным морозом, были сумрачны и уже не настаивали на дальнейшем стоянии на берегу.

— Ты прав, государь, — говорил князь Палицкий, — мы ничего не потеряем, если отступим с войском к Кременцу. А с противника мы глаз не спустим, всё равно он мимо нас не пройдёт. Зато войско своё в тепле сохраним. А то только в моём полку сегодня двадцать человек обморозились. Чтобы воды испить, снег на костре топить приходится, люди в шубах спят, в шапках!

— Ты думаешь, басурманам легче? — спросил наследник.

— О них у меня голова не болит, пусть хоть все околеют, нам легче будет. У нас же города рядом, зачем людей напрасно терзать?

— А что народ в осаде в Москве подумает, если узнает, что мы с поля боя ушли? — рассудил вслух Ярослав Васильевич Оболенский, старый опытный воевода. — Мы тут лишь попытались заключить мир на выгодных нам условиях, а нам уж воззвания посыпались, мольбы не отступать, не бросать народ. Люди там в страхе сидят!

— Хорошо им там в избах, в тепле рассуждать, постояли бы они в поле на морозе! — проворчал князь Палицкий.

Воеводы сидели, не снимая шуб, полукругом в огромном шатре — приёмной государя на низеньких походных лавочках. Те, кто пониже чинами, разместились прямо на полу, по-татарски подогнув ноги. Рядом горела жаркая печь.

— О деле судить надобно по его результатам, — ответил на рассуждение Оболенского боярин Мамона. — Мы же не собираемся врагу уступать! Но и замерзать по его прихоти не имеет смысла. Думаю, надо начинать сборы и отводить войска.

— А я считаю, что надо дать сражение, — неожиданно возразил старым боярам престолонаследник. Он оглядел примолкнувших воевод и продолжил: — Достаточно мы уже выжидали, хватит. Дальше тянуть некуда. Неужто мы врага оголодавшего и примерзшего не одолеем?

— Да как ты будешь наступать в этакий мороз в обледенелых доспехах? Они же к телу примерзают! — удивился Палицкий. — Все знают, что я не трус, — он повернулся к окружающим как к свидетелям его многолетней воинской славы. — Но зачем людей зря губить? Враг укрепился, держит оборону, теперь его атаковать самим, значит, напрасно дружинами рисковать! Да они драться теперь будут с отчаянием обречённых!

— Да разве мы впервые зимой в походы ходим? Разве нам привыкать воевать в холода? — удивился стоящий с наследником на берегу с самого начала лета Андрей Молодой Вологодский. — Согласен, что в тепле воевать сподручней. Да от сидения на снегу не согреешься! А отходить, когда для победы, всё имеется, — срам один!

— Верно, — прогудел Данила Холмский.

В момент спора распахнулась плотная дверца шатра, обитая войлоком и мехом, и в неё, сопровождаемый порывом ветра, вступил воевода дежурного полка, князь Василий Верейский. Он явился из штаба, который располагался в соседнем шатре.

— Государь, — прокричал он не своим, взволнованным голосом. — Татары бежали!

Известие произвело эффект внезапного грома. Бояре зашумели, заговорили, некоторые воеводы, натянув свои шапки, кинулись на улицу, чтобы убедиться в справедливости слов доброго вестника. Но ничего не узрев из-за метели, возвращались на место, чтобы выяснять подробности.

Иоанн лишь привстал