Георгий Марков - Строговы

– Тарас Семеныч, не в том вон доме Ленин работает?

Беляев прищурил глаза, несколько секунд молчал, потом покачал головой:

– Нет, Захарыч, отсюда Кремля не видно. – И, положив на плечо Матвея руку, дружески спросил: – Не терпится?

Сбирая к переносью морщинки, Беляев вскинул на Матвея загоревшиеся молодым блеском умные глаза и заговорил вполголоса:

– Помню, Захарыч, перед войной еще послали меня за границу по партийным делам. Приехал я в город Краков, вышел с вокзала и чую – нет у меня терпения. Мне надо товарищей искать, а я слоняюсь по улицам, гляжу на народ. Думаю про себя: «Ленин-то, может, тут же где-нибудь ходит». Вывернется из толпы какой-нибудь большой, представительный человек, и я с него глаз не спускаю: «Не Ленин ли?» – думаю. Потом, когда Ленина увидел, сам над собой посмеялся в душе. Оказался Ленин хоть и крепким, но невысоким.

– И мне он большим кажется, этаким вот, как дядя Силантий, – проговорил Матвей.

– Нет, он росту небольшого, чуть-чуть, пожалуй, повыше Финогена Данилыча, – сказал Беляев.

Дед Фишка не пропустил этих слов мимо ушей.

– Они, вишь, Тарас Семеныч, малорослые-то, дюже на работу шустрые. Я ведь и сам, когда помоложе был, страсть как бойко работал. Ей-богу! Матюша не даст соврать, – внушительно сказал он.

Беляев засмеялся, покашливая от табачного дыма.

Поезд затормозил, вагон, сжатый с обоих концов, заскрипел и медленно подъехал к платформе вокзала.

Иззябшие пассажиры, размещавшиеся на верхних полках, соскочили с них и, нагрузившись чемоданами и узлами, заспешили к выходу. Партизаны переждали, пока кончится суета, надели свои заплечные мешки и не торопясь вышли из вагона.

Беляев ввел партизан в обширный, до отказа набитый разноликой толпой зал, посоветовал располагаться на тяжелых дубовых скамейках.

– Я во ВЦИК поеду. Надо где-то ночлег получить да насчет встречи с товарищем Лениным узнать, – сказал Беляев, когда мужики кое-как протискались к скамейкам.

– Ну, с богом, Тарас Семеныч, счастливого тебе пути! – отозвался за всех дед Фишка.

Беляев вернулся на вокзал в полдень, возбужденный и радостный.

– Дела, товарищи, налаживаются, – сказал он, обращаясь ко всем, – ВЦИК телеграмму нашу получил, жить будем в гостинице «Европа».

– А когда к Ленину? – спросил Матвей.

– Владимир Ильич обещал денька через три-четыре принять, – ответил Беляев. – А пока Москву посмотрим, в центральных организациях побываем.

Партизаны оделись, подпоясались, взяли свои мешки и направились вслед за Беляевым.

В валенках, подшитых кожей, в лохматых собачьих папахах, в красных дубленых полушубках, в домотканых цветных кушаках, они привлекали внимание прохожих, и те с любопытством осматривали их.

В гостинице им отвели большую светлую комнату, правда холодную, но зато с зыбкими варшавскими кроватями, письменным столом из красного дерева и телефоном. Вскоре Беляев принес откуда-то два больших чайника кипятку. Матвей достал из мешка сухари, сало, и партизаны уселись за стол. Потом они вынули кисеты с самосадом и, усевшись близ окна, в которое хорошо было видно улицу, закурили, разговаривая о Москве, о Ленине, вспоминая свою далекую и родную Сибирь. Вечером они по очереди помылись в ванне и за ночь, впервые за долгую дорогу, хорошо выспались на мягких постелях.

На другой день утром, когда все собрались идти смотреть Красную площадь и Кремль, протяжно и тонко зазвонил телефон.

Тарас Семенович торопливо взял трубку с аппарата, и партизаны затаили дыхание.

– Владимир Ильич ждет нас, товарищи, – сказал Беляев, одергивая на себе короткую тужурку из серого шинельного сукна.

От неожиданности всего происшедшего никто и слова промолвить не мог. Стали торопливо одеваться. Дед Фишка сбросил с себя полушубок, достал из-под кровати свой мешок, вытащил из него новую холщовую рубаху и поспешно надел ее.

Всю дорогу спешили. Беляев пробовал что-то рассказывать о Красной площади, о Лобном месте, но его слушали плохо. Все были взволнованы мыслями о предстоящей встрече с Владимиром Ильичем.

У ворот Кремля военный с винтовкой в руках остановил партизан. Беляев начал с ним объясняться, но откуда-то из-за ворот подоспел другой военный, по-видимому начальник караула.

– Сибирские партизаны? – спросил он весело.

– Они самые, – ответил Беляев.

– Пропустите их, Ксенофонтов, к Владимиру Ильичу идут, – сказал военный, приглядываясь к партизанам и не переставая поблескивать белозубым ртом.

Когда дед Фишка, шедший предпоследним, поровнялся с этим военным, он все тем же веселым голосом спросил:

– Неужели, дед, и ты воевал?

– Нет, милок, кур щупал, – буркнул дед Фишка.

Военный засмеялся и долго смотрел восторженным взглядом на удаляющихся партизан.

Дверь кабинета Ленина отворилась, и партизаны увидели женщину.

– Пожалуйста, товарищи, проходите! Владимир Ильич просит вас, – сказала женщина, приветливо улыбаясь и отступая от двери в сторону.

Партизаны поднялись, переглянулись, выжидая, когда Тарас Семенович войдет в кабинет первым. Теперь, в эту последнюю минуту перед встречей с Лениным, Матвей вдруг почувствовал, что ему становится трудно дышать.

Владимир Ильич порывисто поднялся из-за стола и легкой, упругой походкой пошел навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Беляев! – громко и радостно сказал он и, окинув партизан быстрым внимательным взглядом, так же громко добавил: – Здравствуйте, товарищи!

Партизаны ответили смущенно и тихо. Владимир Ильич пожал руку Беляеву и повернулся к партизанам, стоявшим ближе к двери.

Беляев представил делегатов. Ленин каждому пожимал руку. Когда очередь дошла до деда Фишки, Беляев с улыбкой сказал:

– А это у нас из мертвых воскресший, Финоген Данилыч Теченин, наш знаменитый партизан и охотник.

– Как из мертвых воскресший? – закидывая правую руку за спину и круто повертываясь к Беляеву, спросил Владимир Ильич.

– Расстрелянный я, товарищ Ленин. Раны на мне от белых, – нетвердым от волнения голосом проговорил дед Фишка.

– Прихватили где-нибудь? – насторожился Владимир Ильич.

– Прихватили, подлюги, в Сергеве, на постоялом дворе. Ну, да ведь нас сразу от земли, товарищ Ленин, не отдерешь. Выжил вот!

– Правильно, товарищ Теченин. Контрреволюция хотела бы всех нас отправить на тот свет, но дудки! Нас от земли не отдерешь!

Ленин проговорил это запальчиво, скороговоркой, чуть склонив голову набок и прищурив быстрые карие глаза. При этом он легко вскинул руку, потом сунул ее в карман пиджака и все так же порывисто прошел за стол.

– Прошу садиться, товарищи, – сказал он, опускаясь в кресло.

Дед Фишка успел заметить, что ноги у Ленина крепкие, шаги легкие, как у охотника, исходившего пол-земли. «Ах, какой проворный! А лоб-то! Знать, ума палата», – думал дед Фишка.

Матвей смотрел на Ленина не спуская глаз. Ленин оказался совсем не похожим на того, которого рисовало воображение. Он был гораздо проще, человечнее и роднее. Его крепкое рукопожатие вернуло Матвею спокойствие.

Сообщение Ленину о жизни в Сибири, о таежной войне должен был сделать Беляев. Но Владимир Ильич, задав партизанам несколько беглых вопросов о дороге, о порядках на транспорте, обратился сразу к Матвею:

– Вот вы, товарищ Строгов, стояли во главе партизанской армии. Вам хорошо известны думы мужика. Как, по-вашему, чего ждет сибирский крестьянин от Советской власти? Какие надежды он связывает с ней теперь, когда наша победа над колчаковщиной окончательно обеспечена?

Владимир Ильич откинулся на спинку кресла, прищурил глаза. Матвей помедлил, подбирая слова, ответил:

– Ждет наш мужик теперь от Советской власти подмоги, товарищ Ленин, и желает, чтобы наставила она его на путь-дорогу.

– Все этого желают, товарищ Ленин. Ради этого и Колчака с иноземцами громили, – пробасил Силантий Бакулин.

– Гм… Ну, а на какую дорогу, по мнению мужиков, должна наставить их Советская власть? – чуть приподнимаясь, спросил Владимир Ильич.

– А это уж какую Советская власть укажет, – сказал Матвей.

– Ну, нет! Мужик по-своему думает. И не всякую дорогу он примет, – горячо возразил Владимир Ильич.

– А как же! Каждый хозяин о своем планует, – проговорил дед Фишка, давно ждавший момента вставить свое слово.

– Вот-вот! И Советская власть не может с этим не считаться! – воскликнул Владимир Ильич.

– Правда! А только мужик знает, что Советская власть плохой дорогой его не поведет. Он сам за Советскую власть воевал, – убежденно заметил Матвей.

– Значит, верят нам? – строго спросил Владимир Ильич.

– Как же не верить! Верят, товарищ Ленин, – опять прогудел Силантий Бакулин.

Эти слова, по-видимому, были приятны Ленину. Глаза его заблестели, и он задумчиво потер ладонью голову.

Не спрашивая, а скорее подтверждая какую-то свою мысль, Владимир Ильич негромко сказал: