Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз

Все здесь, все решительно: её безделушки, фотографии, альбом на столике, сервиз госсовского фарфора, пожелтевший глобус, сохранившийся с её школьных дней, большая раковина, которая всегда стояла рядом с глобусом, принадлежности для игры в солитёр, среди которых не хватало одного стеклянного шарика, потерянного Артуром, когда ему было семь лет, — о, как она перепугалась тогда, боясь, не проглотил ли он шарик! Перочистка, соединённая с клякс-папиром, придворный адрес-календарь и географический справочник 1907 года. Она сберегла даже плетёную хлопушку для мух, которую купила для Ричарда в последние дни его жизни.

Эта комната была как бы отображением всей жизни тётушки Кэрри, и в ней тётушка не жаловалась на судьбу. Нет, здесь она вспоминала все её милости и вспоминала с благодарностью.

Однако пора было идти на прогулку. Она подошла к квадратному зеркальцу, надела перед ним шляпу. Шляпа была куплена семь лет тому назад и, пожалуй, немножко вылиняла за это время, а перо немного отвисло. Но всё же отличная шляпа. Натянув перчатки, тётушка взяла под мышку туго свёрнутый зонтик так, как держат ружьё. В последний раз оглядела комнату: полхлеба и кувшинчик молока аккуратно убраны на полку; рядом — оставшиеся со вчерашнего дня томаты, жестянка с какао, прикрытая, чтобы не отсырела, заботливо выключенная газовая горелка, окно, открытое ровно настолько, чтобы проветривалась комната, нигде ни единой брошенной спички, всюду чистота и порядок. Удовлетворённая осмотром, тётя Кэрри вышла с гордо поднятой головой.

Она гуляла по Линден-Плэйс и Вестборн-Гров, рассматривая витрины магазинов и любуясь многими из выставленных вещей. Потом в конце Вестборн-Гров зашла к Меррету с деловым видом постоянной покупательницы. Магазин у Меррета чудесный, это лучший из больших универсальных магазинов, здесь можно ходить и любоваться всем, решительно всем. С полчаса тётя Кэрри бродила по отделениям магазина, склонив набок голову в старомодной чёрной шляпе, разглядывая все, и даже раза два останавливалась и справлялась о цене. Продавцы были относительно вежливы, и это было тем более приятно, что покупки тёти Кэрри у Меррета не достигали больших размеров. Её материальное благосостояние, выражавшееся в ста двадцати фунтах годового дохода, было вполне прочно, тем не менее факт оставался фактом: безрассудных трат она себе позволять не могла.

Однако в это утро она всё же совершила безрассудство. Уже несколько недель она заглядывалась на ножик для открывания конвертов. Он ничем не отличался от ножей из настоящей слоновой кости и на одном конце был замечательна искусно изогнут в виде клюва попугая. — «И как только они умудряются это делать?» — удивлялась тётя Кэрри. Да, этот ножик — настоящая жемчужина, но ведь он стоит девять пенсов.

Однако в это утро у тёти Кэрри глаза широко раскрылись от радостного удивления: к ножику был прикреплён картонный ярлычок с надписью: «Цена снижена до 6 1/2 пенсов». Боже! Такой случай, такая дешёвка! Тётушка Кэрри купила нож, и ей его завернули в зелёную бумагу и перевязали зелёной ленточкой. Она решила подарить этот нож Хильде.

Довольная своей покупкой, так как она считала делом чести время от времени покупать что-нибудь у Меррета, тётушка направилась к лифту. Одетая жокеем лифтёрша, нажав кнопку, вместе с тётушкой Кэрри взвилась на самый верхний этаж. «Комната для чтения и отдыха» — выкрикнула она звонко. Комната была нарядная, с панелями из кедра, зеркалами, удобными креслами, множеством газет и журналов и отдыхающих дам.

Когда тётушка Кэрри выходила из лифта, её зонтик, который она всё ещё держала как держат ружьё, вонзился лифтёрше в бок.

— Ах, простите! — воскликнула тётя Кэрри, и перо её затрепетало от раскаяния. — Это совершенно нечаянно, уверяю вас!

— Ничего, не беспокойтесь, сударыня, — ответила девушка.

Этакая учтивость!

Целый час тётя Кэрри читала газеты. Множество дам, подобно ей, казалось, читали газеты. Может быть, это зеркала создавали оптический обман, но здесь так много было пожилых дам, немного сморщенных и одетых в поношенные чёрные платья, и стремившихся вовсю использовать свободные газеты. В самом деле, сегодня газеты были полны новостей. Страна находилась в сильном возбуждении. Мистер Макдональд снова посетил короля, национальный кабинет выпускал замечательные декларации, и много было разговоров о предстоящих выборах. Тётя Кэрри была решительной сторонницей национального правительства: оно такое надёжное. В «Трибуне» напечатана была превосходная статья под заголовком «Не допустите, чтобы социалисты растратили ваши деньги», а в «Метеоре» статья «Большевики сошли с ума». Тётушка Кэрри прочла и ту и другую. Все прочитанные газеты доставили ей большое удовольствие, — все, кроме одной лишь дрянной газетки Рабочей партии, полной искажённых подробностей о нужде в Южном Уэльсе. В «Холме» у тёти Кэрри мало времени оставалось для чтения. Поэтому она теперь так наслаждалась своим досугом. Тот же лифт доставил её снова вниз и та же лифтёрша улыбнулась ей. Славная девушка, право, и тётушка Кэрри мысленно от души пожелала ей получить повышение.

Выйдя из магазина Меррета, тётя Кэрри направилась к Хильде, чтобы поднести свой подарок. Она, как всегда, шла через Кенсингтонский парк. Это была приятная дорога, но на этой дороге встречалось одно искушение в виде погребка «Цветы яблони». Тёте Кэрри редко удавалось устоять перед восхитительными пирожными и печеньем домашнего приготовления. И, несмотря на сегодняшнее своё разорительное сумасбродство у Меррета, она всё же зашла в «Цвета яблони». Молоденькая продавщица уже знала её: она с улыбкой подошла к проволочной корзинке, достала оттуда двухпенсовое пирожное с кофейным кремом и уложила его в бумажный мешочек.

— Кажется, будет дождь, — заметила она, подавая тёте Кэрри мешочек.

— О, надеюсь, что нет, милочка, — сказала тётя Кэрри, вручая девушке два пенса. Вот у неё уже куплен и ножик для открывания конвертов, и пирожное, которое, если есть его маленькими кусочками, доставит ей сегодня за чаем столько удовольствия! Одним словом, можно сказать, что сегодняшнее утро она посвятила покупкам.

Кенсингтонский парк был великолепен, а дети, игравшие у круглого пруда, как всегда, очаровательны. Сегодня среди них был один, совсем ещё карапуз, как назвала его мысленно тётя Кэрри, и этот карапуз в красном пальтишке ковылял и ковылял, убегая от своей няни, до тех пор, пока чуть не свалился в пруд. Настоящий ангелочек!

Были тут ещё и чайки, они камнем падали вниз и кричали, ожидая, чтобы им бросили хлеба и корочек от ветчины, — о, тётя Кэрри была влюблена в чаек. Им бросали столько хлеба, что весь круглый пруд был по краям окаймлён плавающими кусками, сотнями кусков плавающего хлеба. «Бросайте хлеб свой в воду», — вспомнилось тётушке Кэрри, но всё же как-то странно было видеть столько пропадающего даром хлеба в то время, как (если верить этой ужасной газете, в которую она заглянула у Меррета) столько детей нуждались в нём. Впрочем, этого не может быть; это — грубое преувеличение. Наконец, имеются же благотворительные общества.

Успокоенная этой мыслью, она продолжала свой путь по Эксибишен-род. Южный Кенсингтон — чудный район, и Чельси тоже… Карлейль, тутовое дерево… Тётя Кэрри дошла до квартиры Хильды. Она очень радовалась тому, что увидит Хильду. В глубине души она питала неясную надежду, что когда-нибудь Хильда пригласит её к себе в качестве домоправительницы. Она уже представляла себе, как в чёрном закрытом платье впускает в приёмную Хильды тяжело больных знатных людей, — чем знатнее и чем серьёзнее больные, тем лучше. Тётушка, хоть и избавилась от ухода за больными, но сохранила к ним какое-то нездоровое влечение.

Горничная объявила, что Хильда дома, и тётя Кэрри, улыбаясь девушке той особенной, слегка заискивающей улыбкой, с которой в течение тридцати лет обращалась к слугам в «Холме», последовала за нею в комнаты.

Но тут тётю Кэрри ожидало потрясение. Хильда была не одна, и тётушку привело в трепет то обстоятельство, что гостем Хильды оказался Дэвид Фенвик. Войдя в комнату, она круто остановилась у двери, и её заострённое книзу лицо покраснело.

— Извини, Хильда, — сказала она одним дыханием. — Я понятия не имела… Я думала, ты одна.

Хильда встала. До этой минуты она сидела молча, и, видимо, не слишком рада была приходу тётушки. Всё же она сказала:

— Входите, тётя Кэрри. Вы знакомы с Дэвидом Фенвиком.

В ещё большем трепете тётушка пожала руку Дэвиду. Ей было известно о дружбе Хильды с Дэвидом. Но, увидев здесь воочию этого симпатичного молодого человека, который когда-то был репетитором Артура, а теперь выступал в парламенте с такими недопустимо мятежными речами, она с трудом сохранила самообладание. Она опустилась в кресло у окна. Дэвид посмотрел на часы.