"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Открытое окно спальни выходило на крохотный, окруженный каменными стенами сад, где росли кусты жасмина. Аарон устроил маленькую клумбу, с розами, и поставил скамейку, со столом. Зимнее небо было голубым, ярким. Осень выдалась теплая. После праздника Кущей пошли короткие, сильные дожди. Ночью капли шуршали по черепичной крыше дома, а потом, на чистом, темном небе сияли крупные звезды.

Урожай винограда на севере был отменным. В Петах-Тикве, в новом поселении, продолжали осушать болота. Моше и Мария ненадолго приехали в Иерусалим, с детьми. Им надо было возвращаться к побережью, где были куплены восемьсот акров земли. На них, по словам Марии, должен был отлично прижиться виноград.

- Земля похожа на северные плантации, - сказала девушка, сидя у деда за чаем, - но зимы не такие суровые. Цфат высоко в горах, Иерусалим тоже. Сам знаешь, дедушка, здесь, бывает, и снег выпадает. Лозы надо защищать, укутывать…, На юге с этим легче. И Яффо неподалеку. Все новые иммигранты сразу окажутся у нас, - она расхохоталась.

- Как господин Бен-Иегуда, - подмигнул Моше жене. Они подружились с Элиэзером Бен-Иегудой. Журналист приехал в Иерусалим из Парижа, где учился в Сорбонне. Он, несколько лет назад, слышал, выступление Моше в парижской синагоге, и сразу его нашел. Бен-Иегуда преподавал в школе Всемирного Еврейского Союза, в Иерусалиме. Он ратовал за то, чтобы и в повседневной жизни евреи говорили на святом языке.

Моше рассмеялся:

- Дорогой Элиэзер, я с детства на нем говорю. И я, и все остальные, кто на Святой Земле родился. Даже старики говорят. Посмотри на деда моего, хотя бы…, - рав Исаак Судаков славился либерализмом. Он приехал в Петах-Тикву, чтобы дать благословение новому поселению, хотя другие раввины качали головой:

- К добру это не приведет, евреи должны жить в мире с властями. Мы в изгнании, в галуте, надо об этом помнить.

Каждый раз, когда Моше Судаков слышал такое, он заставлял себя успокоиться. Моше напоминал себе, что старики всю жизнь провели в Еврейском Квартале, и никуда, кроме Цфата и Хеврона не выезжали.

- Это наша земля, - терпеливо говорил Моше, - еврейская, господа. Мы не говорим о создании государства, - он знал, что при одном упоминании об этом старики начинают бледнеть, - мы просто хотим, чтобы у евреев была своя земля, как у арабов. Прошли времена, когда нам запрещали ее покупать. У моего деда, одного из первых, появились участки. Мы приобретаем землю общими усилиями, и будем обрабатывать ее все вместе.

Моше отпил чаю. Они сидели в саду дома Судаковых. Из раскрытых окон, слышался голос Марии. Она пела колыбельную детям. Моше помнил эти слова, с тех пор, как бабушка Дина его укачивала:

- Durme, durme, mi alma donzella,

Durme, durme sin ansia y dolor.

- Старики, Элиэзер, - Моше закурил папироску, - отлично говорят на святом языке…

- На иврите, - поправил его Бен-Иегуда. Моше, весело, согласился:

- На иврите. Они просто, как бы это сказать, не прилюдно это делают. Сам посуди, за последние триста лет сюда кто только не приезжал. Евреи из Мароккко, Туниса, Йемена, Германии, Польши…, Из России, как мои предки. Я тебе показывал могилы. Им как-то надо было понимать друг друга…, - Бен-Иегуда зорко посмотрел на него:

- Нас ожидает большая иммиграция. После убийства Александра Второго евреев в России в покое не оставят. Тем более, среди народовольцев было много евреев…, - они прочли в газетах о смерти, приговоренной к повешению мещанки Гродненской губернии, Ханы Горовиц, а потом пришло письмо из Санкт-Петербурга.

Хана просила Исаака читать кадиш по его тете и по своей внучке:

- Они обе не страдали, - читал рав Судаков, - мама ушла мгновенно, и наша девочка тоже. Теперь у меня есть правнучка. Мы назвали ее в синагоге, Фридой. Посылаем вам пожертвования в честь ее рождения, и в память мамы и моей внучки. Мы пробудем в столице до осени, а потом вернемся на мельницу. Девочка у нас крепкая и здоровая, да вырастет она для Торы, хупы и добрых дел.

- Амен, - подытожил рав Судаков и похлопал внука по плечу:

- Ты тоже читай кадиш. Они людей наймут, у себя, - Исаак указал на север, - но мы родственники. Так лучше будет.

Моше кивнул. Он молился, как положено, три раза в день, и жена делала так же. Моше знал, что среди молодежи, что приезжала из Польши и России, было много радикалов и атеистов, но всегда говорил:

- Мы живем на еврейской земле, в будущем еврейском государстве. Не след забывать о своих корнях, - в новом поселении пока говорили на идиш. Элиэзер Бен-Иегуда прислушался:

- Колыбельную твоя жена поет на ладино, - недовольно, сказал он, - куда это годится. И она по-английски с детьми разговаривает, я слышал.

- И я разговариваю, - Моше подмигнул ему, - бабушка с детства меня учила языку. Но ты прав, - Моше помахал Марии, что появилась на балконе и начала поливать цветы, - в новых поселениях мы перейдем на святой язык…, То есть иврит…, - расхохотался Моше:

- А ты, Элиэзер, издавай здесь, в Иерусалиме, газету на иврите. Мы откроем школы…, - Моше блаженно закрыл глаза: «Бенцион и Шуламит на своем языке учиться будут».

Он сдвинул черную, бархатную кипу и поскреб в рыжей голове. Моше был доволен. Осушение болот шло отлично, у них появились деньги на покупку новых участков земли. В порт Яффо почти каждый день приходили корабли, наполненные новыми иммигрантами, молодыми, сильными людьми.

Сельского хозяйства, они, конечно, не знали. В Петах-Тикве Мария устроила краткие курсы. Бывшие ученики ешив, портные, и аптекари внимательно слушали ее лекции о свойствах почвы, о выращивании плодовых растений и молочном животноводстве. До ферм им было еще далеко, но Мария, бодро, говорила:

- Когда-нибудь у нас появятся собственное молоко и сыр, обещаю.

Жена спустилась вниз:

- Заснули, наконец-то. Здесь шумно, все же город.

Моше, незаметно, под столом, взял ее за руку. Мария была в простом, холщовом платье, волосы девушка прикрывала туго завязанным платком. В Петах-Тикве она носила, берет. Из-под него всегда выбивались каштановые локоны. Приезжая в Иерусалим, девушка смеялась:

- Здесь люди к такому не привыкли. Даже тетя Марта голову покрывает, и моя новая бабушка, - Мария скрывала улыбку, - хоть они и не еврейки.

В Петах-Тикве у них был деревянный, простой, в две комнаты дом. Мария носила детей с собой, и в поле, и на занятия в классы. Они просыпались рано, до рассвета, дел всегда было много. Моше, выходя во двор, вдыхал теплый ветер:

- Наша земля. Наша страна. И всегда так будет. Бенцион и Шуламит увидят здесь еврейское государство. Может быть, и мы…, - хотя, судя по всему, султан не собирался предоставлять Святой Земле независимость. Моше говорил жене:

- Посмотрим. Кто бы мог подумать, что у нас поселения еврейские появятся, а видишь…, - он обводил рукой ровные ряды палаток.

Когда они приезжали в Иерусалим, бабушка Дина качала головой:

- Осталась бы ты здесь, Сара-Мирьям. У вас болота, нездоровый воздух, малярия…, А дети еще маленькие…, - однако, пока Мария кормила, она не могла разлучиться с малышами. Не было и разговора о том, чтобы Моше жил в Петах-Тикве один:

- Я нужна мужу, тетя Дина, - твердо говорила Мария, - вы с дядей Исааком никогда не расставались. Так же и у нас будет.

Моше налил жене чаю:

- Мы с Элиэзером обсуждаем, говорить ли в новом поселении на святом языке…, То есть на иврите, -поправил он себя: «Ребята все его знают. Они в школах учились, в ешивах…»

- Конечно, - голубые глаза жены улыбнулись:

- Прямо сейчас и начнем.

Моше с Бен-Иегудой до этого говорили на идиш. Моше покраснел и перешел на святой язык. Сначала они, все втроем, немного запинались, а потом дело пошло веселее. Они обсуждали иммиграцию и сельское хозяйство. Моше пощелкал пальцами:

- Элиэзер, во времена Танаха наши предки не пользовались помпами. И не ездили по железной дороге. И пароходов у них не было…, - он стер пот со лба: