Наталья Павлищева - Дочь Роксоланы. Наследие любви

Девочка и впрямь оказалась необычной. Тоненькая, как калам для письма, кажется, тронь, и переломишь. Но фигурка уже оформилась, небольшая грудь торчала из-под рубашки, в которой она стояла перед Михримах. Большущие темные глаза под пушистым шелком ресниц, нежная кожа, красиво изогнутые алые губки. От ресниц на щеки даже тени падали.

Михримах восхитилась: в этой малышке чувствовалась порода и та же строптивость, что была в ней самой. Ручки сжаты в кулачки, ноздри точеного носика раздуты от сдерживаемой ярости.

– Как тебя зовут?

Девочка даже глазом не повела, но что вопрос поняла, Михримах уловила сразу: ресницы юной красавицы чуть дрогнули.

– Кто ты?

Снова молчок, но напряжение на лице чуть спало, и оно стало еще красивее.

– Не хочешь говорить? Как же мне тебя тогда называть? Будешь Фатьмой.

Девочка на мгновение вскинула глаза на султаншу и снова опустила. Михримах заметила, как она сглотнула.

– Пить хочешь? Сейчас тебя накормят и приведут в хаммам мыться. Там еще поговорим.

В хаммам Михримах пришла, когда девочку уже вымыли и та старательно боролась со сном. Видно, малышке досталось за время вынужденного путешествия и плена.

– Подойди, я хочу с тобой поговорить. Садись рядом, – приказала султанша.

Конечно, Фатьма в дочери не годилась, скорее младшая сестренка, но Михримах почему-то почувствовала ответственность за эту малышку. Рустем прав, что не отказался от нее, хорошая наложница будет для Баязида. В том, что это случится, султанша не сомневалась. Она не задумывалась и о том, что скажет матери и отцу. Отмахнулась от этой мысли: им все равно!

Девочка послушно присела рядом.

– Мне сказали, что ты грамотна. Не спрашиваю откуда. Хочу знать одно: ты мусульманка?

– Да, – прошептала девочка.

– Шиитка?

– Нет.

– Откуда турецкий знаешь?

Ответа не дождалась. Ясно: девочка не хочет, чтобы знали, кто она.

– Своего имени не называешь, значит, будешь Фатьмой.

– Да.

– С завтрашнего дня начнем тебя учить.

– Чему?

Наконец-то проснулся интерес, в темных глазах мелькнуло любопытство.

– Всему, чего ты не знаешь и не умеешь.

Сначала Михримах держала Фатьму возле себя, приглядывалась. Мужу объяснила:

– Не все сразу, она еще маленькая.

– Да я не заставляю тебя отправлять ее в постель к шехзаде Баязиду, он тоже не слишком взрослый. Просто хочу понять, толкова ли, не зря привезли?

– А если бы не Баязид, себе бы оставил?

Рустем рассмеялся:

– Ревнивица моя!

Фатьма быстро окрепла, обследовавшая ее знахарка подтвердила хорошее здоровье, а акушерка – способность рожать детей и девственность. Девочка тихонько поинтересовалась:

– Зачем это?

– Всему свое время. Пока учись.

Фатьме очень нравилось выводить арабскую вязь, Михримах смеялась:

– Сделаю ее своим писарем.

Но не сделала. Когда шехзаде Баязид был в третий раз приглашен в гости, он не застал дома у сестры никого. Зато сама Михримах была чем-то очень довольна.

– У меня для тебя есть подарок. Но ты можешь отказаться, если не понравится, я не обижусь.

– Какой? – насторожился шехзаде.

В комнату скользнула тоненькая фигурка, закутанная во множество тканей. Баязид смотрел изумленно. Да, он уже бывал с женщиной, янычары приводили к юному шехзаде опытную красотку, чтобы научила его искусству любви, но о своей наложнице он еще не думал. Хотя у отца в его возрасте уже был первый сын. Баязид знал, что мать приготовила Селиму красавицу, которую купила на рынке, но он привык, что ему недоступно то, что доступно Селиму.

Хитро поглядывая на брата, Михримах сбросила со стоящей девушки первую накидку. Стало ясно, что красавица тоненькая и молоденькая. Вторая упавшая накидка открыла взору совсем юное создание, стоявшее под третьей, почти прозрачной тканью.

– Показывать дальше?

Баязид изумленно посмотрел на сестру: что за таинство?

Михримах медленно сняла последнюю завесу… Баязид замер.

Совсем девочка… Нежный румянец на щеках, тень от густых черных ресниц, тонкая шея, брови вразлет… Она всего лишь на мгновение взмахнула ресницами, и шехзаде пропал.

– Это Фатьма. Я вас оставлю, ты рассмотри хорошенько; если понравится, скажешь, будет твоей. Да, она грамотна, знает три языка, говорит по-турецки и красиво пишет.

Баязиду хотелось закричать:

– Какая разница?!

Действительно, какая разница, красиво ли Фатьма пишет, если так хочется, чтобы она еще раз взмахнула ресницами и осветила комнату светом большущих глаз?

Встал, подошел ближе, осторожно коснулся пальцами нежной кожи щеки.

– Фатьма?

Она подняла глаза. Большие, темные, как ночь, и чуть растерянные.

– Хочешь быть моей наложницей?

– А… Михримах Султан?

Ответить не успел, Михримах прошелестела шелками, войдя в комнату, усмехнулась:

– Ну, что, Баязид, хороший подарок? Принимаешь? Это Рустем-паша придумал. А с Хуррем Султан и Повелителем я сама поговорю. Пора и тебе гарем заводить.

Вот теперь Фатьма осознала, ради чего ее мыли, холили и учили. Ей предстояло стать наложницей, но не хозяина дома, а вот этого совсем юного Баязида. Кто он? Похоже, брат султанши, значит, шехзаде?

Но девочке было все равно, потому что сам шехзаде все еще стоял рядом и тепло его тела чувствовалось даже на расстоянии.

Баязид принял подарок, Повелитель только кивнул в ответ на сообщение о том, что сын получил наложницу, а Роксолана сумела скрыть свое неприятное удивление деятельностью дочери и зятя. Михримах объяснила честно:

– Фатьму привезли в подарок Рустему. Не могла же я оставить ее для мужа, а отдавать жалко. Красивая девочка. И умная к тому же.

– Я не против. Только имя какое-то… Фатьма… пусть будет Амани – «Желанная».

Михримах пожала плечами:

– Пусть будет Амани.

Так и звали Фатьму по-разному. Настоящее имя она открыла только Баязиду, но тот молчал. Шехзаде умел молчать…

Как и его сестра.

Уже через неделю, когда Рустем по просьбе жены поинтересовался тем, насколько хороша Фатьма, Баязид нахмурился:

– Я ее не тронул.

– Почему? Не понравилась или не вызывает желания?

– Я хочу с ней никях.

– Ты с ума сошел?! Никях с безродной наложницей?

– Она не безродная, она благородного происхождения.

– Откуда ты знаешь?

Баязид дернул плечом:

– Все равно Я хочу, чтобы она женой была, а не рабыней.

Теперь нахмурился Рустем: не перестарались ли они с Михримах? Так можно и неприятности от Повелителя заработать. Но пообещал:

– Я поговорю с Повелителем.

– Ему все равно, даже если я на дочери шаха Тахмаспа соберусь жениться.

– А она хоть суннитка?

– Да.

Баязид был прав, султан почти отмахнулся:

– Пусть делает, что хочет. Мальчишка! Никях с первой же наложницей… Участвуй в сговоре как родственник. Скажи Михримах, чтоб выступила с ее стороны. Хороша хоть собой?

– Да, и умна.

– Баязид к самостоятельности рвется? Пусть едет в Кютахью, присмотришь за ним.

Рустем-паша усмехнулся в усы. Кютахья, конечно, не Диярбакыр, но вот так отправлять мальчишку… Нет, он не всегда понимал своего султана.

– Присмотрю, Повелитель.

Свадьбы не было, но никях состоялся. Баязид отнесся к сообщению об изменении в своем положении спокойно:

– Я же говорил, что ему все равно.

Рустем не уловил горечи в словах шехзаде. Это плохо, если ему тоже все равно.

– Пожалуй, мы с Михримах Султан проводим вас в Кютахью и проведем никях там, чтоб все как положено.

Он постарался выдержать взгляд шехзаде спокойно, словно так и нужно – зять повезет его в Кютахью и проведет никях вместо отца. Баязид чуть улыбнулся:

– Фатьма будет вам благодарна.

Михримах такая новость понравилась, она принялась энергично готовиться к поездке и подбирать слуг для гарема брата.

Кютахья и впрямь не Диярбакыр, она совсем недалеко от Эскишехира, который славится своими источниками и зеленью. И Ешиль Бурса – Зеленая Бурса – тоже почти рядом…

В Кютахье Фатьме предстояло прожить почти всю жизнь, родить пятерых детей – троих сыновей и двух дочерей, а потом сыновей потерять следом за мужем…

Двадцать лет рядом с Баязидом, которого полюбила с первого дня. Она была счастлива и не смогла перенести его гибели, покончила жизнь на могиле мужа. Но до этого были еще двадцать счастливых и беспокойных лет.

Первого сына, названного Орханом, Фатьма родила уже в следующем, 1543 году, который стал для султанской семьи страшным и во многом переломным.

События покатились, как воз под горку, – с каждым годом все быстрей.

Сначала был ужас гибели Мехмеда.

Роксолана словно что-то почувствовала, металась по спальне, попросила султана отправить в Манису гонца. Но тот и сам беспокоился, тоже не спал и в Манису послал следом за гонцом двух опытных лекарей.

Оказалось поздно, Мехмед просто сгорел за неделю от болезни, которой никто не болел во всей Манисе. Никто не сомневался, что шехзаде заразили. Роксолана мрачно произнесла лишь два слова: