Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель

Из залы, в которую вела винтовая лестница, доносился шум. Обычно там устраивались торжественные приёмы. Вот и сейчас мать Гелевы была занята подготовкой к обеду, ожидая прихода Фулберта и Вальтера, но Гелева не испытывала ни малейшего желания помочь ей. Любовнице сына герцога Нормандского не пристало возиться с кастрюлями и грязной посудой.

Гелева медленно прошлась по комнате и легла на кровать поверх покрывала, сшитого из шкур животных. Это была кровать, достойная герцогини: сделанная из отличного дерева, она была покрыта медвежьими шкурами, о которых Фулберт пробурчал как-то, что они больше подошли бы графу Роберту, чем его «милочке». Гелева уткнулась лицом в пушистое покрывало и, поглаживая мех своей маленькой ручкой, стала мечтать о графе, вспоминая, как он необычно называл её — «принцесса».

Далеко за степями, лежащими за городом, садилось солнце. Его последние лучи проникли сквозь щели в ставнях и заиграли бликами на кровати, превратив коричневый мех в тёмно-красный. С рыночной площади всё доносились обрывки разговоров, цокот копыт, неожиданные выкрики, но с приходом сумерек голоса становились всё глуше, а вскоре и вовсе затихли. Крестьяне из окрестных деревень спешили покинуть Фалейс ещё засветло; торговцы собирали товар; в сторону городских ворот вели мулов и лошадей.

Ровный цокот копыт убаюкал Гелеву: она закрыла глаза, а затем, немного поворочавшись, забылась беспокойным сном.

Солнечные лучи больше не освещали комнату, а с улицы не доносилось ни звука. Мимо окон медленно провели последнюю лошадь, навьюченную мешками. Торговцы, жившие в городе, торопливо укладывали товар и хвастали вырученными деньгами.

Сгустились сумерки, и прохладный вечерний воздух наполнил комнату. Гелева вздрогнула и застонала во сне. Ей привиделось, будто из живота её росло дерево. Оно было выше всех деревьев, и его длинные ветви, словно руки, тянулись в разные стороны. Затем Гелева увидела перед собой всю Нормандию: от отдалённых уголков Котантена до окраин графства О. Ей приснилось серое, штормящее море, и в испуге женщина вскрикнула. Крик был негромким, но на её лбу выступили капельки пота. За морем Гелева различила землю; она точно знала, что это Англия. Испытывая непонятный ужас, она видела, как ветви дерева тянутся всё дальше и дальше, охватывая не только Нормандию, но и Англию.

Гелева снова вскрикнула и, проснувшись, села на кровати, дрожа от страха, закрыв лицо руками. Она пыталась понять, что же произошло. Наконец Гелева набралась храбрости и огляделась.

В дверях со свечой в руке стояла Дуксия, её мать.

   — Ты так кричала, — проговорила она. — Я думала, у тебя начались роды, а ты, оказывается, спишь.

Гелева вдруг почувствовала, что её знобит. Набросив на плечи медвежью шкуру, она таинственно взглянула на Дуксию.

   — Мне снилось, что из живота у меня появилось дерево, а не ребёнок, — тихо проговорила она.

   — Да, да, в твоём состоянии можно вообразить всё что угодно, дочка.

Гелева плотнее завернулась в шкуру и скрестила на груди руки.

   — И пока я спала, — продолжала она, — я видела две страны: нашу Нормандию во всей её красе и саксонскую Англию, лежащую за серым морем.

Гелева показала рукой, где, по её мнению, должна быть Англия. Шкура упала с плеч, но женщина, казалось, больше не чувствовала холода. Она пристально смотрела на Дуксию. При свете свечи глаза Гелевы странно блестели.

   — Дерево, словно руки, протягивало свои длинные ветви, готовые схватить и крепко вцепиться во всё встречающееся на пути. Им попались Нормандия и Англия.

   — Сон действительно странный, — ответила Дуксия, — но твой отец уже сидит за обеденным столом, и, если ты не возьмёшь себя в руки и не спустишься вниз, еда остынет.

Но Гелева сидела неподвижно, и Дуксия, подойдя ближе, заметила, что выражение лица её дочери было таким, будто она видит нечто, обычно недоступное человеческому зрению. Положив руки на живот, Гелева вдруг произнесла громко и уверенно:

   — Мой сын станет королём. Он будет завоевателем и государем. Его воле подчинятся Нормандия и Англия.

Дуксия не обратила внимания на слова дочери, приняв их за сонное бормотание. Она хотела успокоить её, как вдруг Гелева пронзительно вскрикнула и застыла, не в силах переносить резкую боль.

   — Мама! Мама! — кричала она.

Дуксия засуетилась вокруг дочери, и обе забыли о сне и его значении.

   — Потерпи, доченька, ничего страшного. Потом тебе будет ещё больнее. Я пошлю за соседкой. У Эммы настоящий дар принимать роды. Она помогла появиться на свет стольким младенцам, что ты и представить себе не можешь. Лежи спокойно, тебе ещё придётся долго ждать.

Дуксии некогда было думать о пророчестве Гелевы: внизу Фулберт требовал подать мясо, а дочь, неимоверно напуганная, не отпускала её, боясь, что невыносимая боль повторится. Голова у Дуксии шла кругом, но, к счастью, пришла Эмма. Осмотрев Гелеву и сообщив, что ждать нужно ещё несколько часов, она помогла Дуксии убрать грязную посуду и объяснила слугам, как из соломы и шкур сделать колыбель для новорождённого.

Фулберт любил Гелеву, но его ждал трудный день, и, будучи человеком рассудительным, он решил, что по сравнению с потерей сна роды — пустяк. К тому же он не одобрял положения дочери, и хотя любая из женщин сочла бы за честь стать любовницей такого влиятельного сеньора, как граф Гесмесский, Фулберт был с этим решительно не согласен. Готовясь ко сну, он размышлял о том, что обрадовался бы куда больше, будь ребёнок законнорождённым сыном честного горожанина, а не внебрачным сыном знатного господина.

Когда зала была убрана, а прислуга закончила свою работу, Дуксия и Эмма поднялись к Гелеве, рыдавшей от страха.

Эмма слыла мудрейшей женщиной в Фалейсе: она гадала по звёздам, раскрывала значения предзнаменований и предсказывала великие события, — поэтому теперь, когда они удобно устроились на стульях у жаровни с догорающими углями, Дуксия решила рассказать соседке о сне Гелевы. Словно бы посвящённые в некую тайну, они сидели вплотную друг к другу, почти соприкасаясь головами, и красноватые блики пламени освещали их напряжённые морщинистые лица.

Эмма кивнула и прищёлкнула языком.

   — Сон может быть вещим, — сказала она, — Многие видения, к счастью, оказывались явью.

Спустя час после полуночи Гелева родила. Увидев далёкую звезду, прокукарекал петух, и вновь воцарилось безмолвие.

Рядом с жаровней лежала солома. Эмма завернула малыша в ткань и положила его туда, а сама вернулась к роженице. Когда же она наконец снова подошла к ребёнку, чтобы забрать его, то увидела, что он выпростал ручки и сгребает ими соломинки. Дуксия, гордая тем, что мальчик родился таким крепышом, не могла не похвастать перед Эммой его силой. То ли Эмма вспомнила о пророчестве Гелевы, то ли ещё ни разу не видела столь сильного новорождённого, но она проговорила:

   — Запомни мои слова, Дуксия! Этот ребёнок станет великим принцем. Взгляни, как он держит в своих ручонках весь мир! Он подчинит себе всё, что встретится на его пути, и ничто не останется в стороне от него, вот увидишь!

Гелева, которой казалось, что она провалилась в глубокую яму, настолько нереальным представлялось ей сейчас всё вокруг, услышала слова Эммы. Слабым голосом она подтвердила:

   — Он станет королём!

Когда Гелева окрепла настолько, что могла снова строить планы, она послала за Вальтером и настояла на том, чтобы он съездил в Руан и сообщил графу о рождении сына. Вальтер слишком любил сестру, чтобы отказать ей в просьбе, но Фулберт, которому нужна была помощь Вальтера в выделке шкурок выдры, решил, что это всего лишь каприз, и воспротивился, однако в конце концов его уговорили.

Когда Вальтер вернулся из Руана, Гелева вновь была полна сил, и не успел он переступить порог, как она набросилась на посланника с вопросами, удивляясь, почему он так долго не возвращался.

   — Встретиться с графом было не так-то просто, — терпеливо объяснял Вальтер. — В замке его окружало много разных сеньоров, и слуги не пропускали меня к нему.

   — Но ты видел его? — не терпелось узнать Гелеве.

   — Да, в конце концов я встретился с ним — по дороге на охоту.

   — Как выглядел милорд? В каком он был настроении? И что сказал, когда узнал о рождении сына? — не унималась Гелева.

Вальтер отвечал на все вопросы, не упуская ни малейшей детали. Но когда он сказал, что граф выглядел так же, как и всегда, Гелева возмутилась его ненаблюдательностью. Тогда Вальтер вынул из кошелька пояс из золотых звеньев и протянул сестре. Милорд передал этот пояс в знак преданности и любви, обещая вскоре приехать и умоляя Вальтера позаботиться о ребёнке.

Но вернулся в Гесмес граф Роберт лишь спустя некоторое время после крещения малыша. Гелеве сообщили, что милорд в сопровождении свиты въехал в Фалейс и приближается к замку.