Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Сколько раз сидела Мария в этом тереме и любовалась Галичем. Далеко, к самому Днестру, протянулся город. Не раз говорил Роман: «Смотри, каков наш город! Вослед за Киевом и Новгородом разрастается».

В утреннем тумане едва-едва угадывался берег Днестра, на котором раскинулись большие и малые дома Подгородья и оселищ. А княжеский город-крепость на горе, с трех сторон речкой Луквой и притоком окаймлен; от воды круто гора возвышается. Только с юга нет реки. Там вырыты глубокие рвы и насыпаны могучие валы. Галич-город — надежная крепость, со всех сторон обнесен каменными стенами. Роман укрепил, сделал еще более высокими эти стены из серого камня, а сверху на них положены толстые дубовые бревна. Широки стены галицкие, и заборола на них крепкие — от вражеских стрел защищают. Днем и ночью на четырех башнях стража глаз не смыкает. Двое ворот в Галиче: одни — над рекой Луквой, а другие — на юге, там, где валы. Со стороны Подгородья через Лукву в город переброшен мост. Но он не всегда опущен: вечером его поднимают на толстых цепях, и торчит он до самого утра, прислоненный к воротам крепости, а когда враг приближается, то и днем мост стоит торчмя, подтянутый к воротам.

Заскрипели ступеньки лестницы, кто-то поднимался в терем. Мария оглянулась и, увидев Светозару, улыбнулась.

— Ты снова князя Романа выглядываешь? — подбежала Светозара. — Не тоскуй, скоро вернется. Какой мне сон снился! Будто мы вдвоем с тобой по Днестру на ладье плывем. А день такой солнечный, теплый…

— Я не тоскую, Светозара.

— Пойдем в церковь, слышишь, колокол зовет. А потом — к Днестру.

Как они не похожи друг на друга — жена Романа Мария и Светозара, дочь боярина Семена Олуевича! Порывистая, словно лесная птичка, Светозара не может сидеть на одном месте. Звонким смехом своим веселила она Марию. Не ошибся Роман, взяв Семенову дочь в свой дворец. Молчаливой, строгой, как монахиня, жене его нужна была именно такая подруга.

— А я колты новые надела, — не умолкала Светозара, — вот посмотри.

Она отбежала на несколько шагов и стала напротив восточного окна.

— Куда ты так нарядилась? — подошла к ней Мария.

— А что? День такой веселый.

Золотые колты сверкали на солнце. Мария втайне позавидовала — такие колты не каждый день встречаются, их не стыдно было и княгине носить.

А Светозара, освещенная солнцем, прищурив глаза, ждала, что скажет Мария. «Ну, скорей же!» — всем существом ждала похвалы Светозара. Будто бы все на месте: платье заткано сверкающими нитками, и волосы старательно выложены завитушками, и золотой кокошник словно бы прирос к русой головке, и на тоненьких цепочках висят колты…

— Ты как из сказки, — тихо промолвила Мария и пальцами прикоснулась к серьге.

Ее делали умелые руки. По золотому полю шли причудливые узоры голубой эмали. Как тонки линии этих узоров, как малы крестики и мелкие лепестки цветов!

— Это подарок отца. Ковач принес вчера вечером. Долго он делал… А пахнет как! — Светозара сняла колт с цепочки и поднесла к лицу. — Словно цветы чудесные! Один купец принес это масло.

Девушка смутилась. Почему княгиня молчит? Почему не похвалит ее? Трудно расшевелить эту задумчивую женщину.

Не только сегодня она молчалива. И Роман, горячий, непоседливый, столько раз говорил ей: «Ну почему ты такая скупая на слова, почему ты не улыбаешься?»

Собрались уже сойти вниз, как Светозара, посмотрев в окно, радостно воскликнула:

— Отец едет, и с ним боярин Василий Гаврилович! Значит, и князь скоро будет. Пойдем в гридницу.

По мосту в ворота въезжали Семен Олуевич и Василий Гаврилович. Их сопровождали двадцать дружинников.

У дверей княжеского дома Семена Олуевича и Василия Гавриловича встретили два отрока. Они стояли с копьями в руках и с мечами на поясе. Один из них открыл дверь, и приезжие вступили в передние сени. Шагов не слышно — пол в сенях покрыт медвежьими шкурами. По ступенькам поднялись наверх и тут, в огромных сенях, оставили шеломы. Отсюда несколько дверей вело в светлицу, в гридницу и княжескую опочивальню. Светозара выскочила из гридницы и бросилась к отцу:

— Сюда идите, тут и княгиня вас ожидает.

«А почему это отец не улыбнется, как всегда, и глаза прячет, а боярин Василий в пол смотрит?»

Семен Олуевич молча прижал дочь, поцеловал в лоб и еле слышно промолвил:

— Пойдем к княгине.

Переступив порог, бояре поклонились на образа в углу, а вторым поклоном приветствовали Марию. Солнце своими лучами щедро заливало комнату, зайчиками играло на драгоценных украшениях, развешанных по стенам, заглядывало в сверкающие кубки и чаши, которые рядами стояли на столе, накрытом скатертью, вышитой золотом и серебром.

Мария сидела на краешке скамьи у стола, взволнованно перебирала мониста и встретила вошедших легким поклоном.

— Нас послал Мирослав Добрынич, — начал Семен Олуевич. — Прямо к тебе, княгиня, приказал ехать, чтобы приготовилась встречать мужа своего, князя нашего Романа.

— А где же князь? — задрожала Мария. — Почему же он ничего не передал мне?

— Должны поведать тебе весть вельми печальную… Нет нашего отца. Умер князь Роман.

Мария побледнела, подняла руки, будто защищаясь от удара. Мгновение стояла, а потом упала на стол и зарыдала. Из сеней в гридницу вбежала Роксана, хотела броситься к Марии, успокоить ее, но Василий Гаврилович посмотрел на нее так грозно, что она отпрянула назад.

Иванко не один раз озабоченно выбегал из кузницы и быстро возвращался обратно. Сегодня он работал особенно упорно, изо всей силы бил молотом по раскаленному железу, проворно устремлялся к меху, как только отец подавал знак, и, ухватившись за ручку, нагнетал столько воздуха, что тот своей струей вырывал из печи уголь и кидал его под ноги ковачам. Увидев, как отец схватил клещами длинную красную полосу железа и начал осторожно стучать по ней маленьким молотком, Иванко снова метнулся к двери, но его остановил неприязненный голос отца:

— Что это ты носишься, словно ветер?

— Я… — начал и не договорил Иванко.

— Кто там ожидает тебя?

— Никто. Я смотрел, скоро ли сядет солнце.

Отец ничего не ответил, только улыбнулся и сказал ласково:

— Одевайся.

Парень давно уже ждал этого слова, мигом сорвал с гвоздя замасленную рубаху и через голову набросил ее на плечи. В кузнице он работал обнаженным по пояс: и жарко было здесь, да и небезопасно — непрошеная искра могла прожечь рубаху, к тому же трудно оберегать ее от грязи, которая липнет со всех сторон. Не так уж много рубах у Иванки, чтобы он мог не слушать справедливые слова матери — не забывать, что полотна мало, ибо тиун забрал последний кусок для боярина.

Оставшись один, Смеливец продолжал работать. Он снова положил в горн железную полосу и стал к меху. Но продолжить ковку так и не удалось — в кузницу стали собираться смерды и закупы. Они частенько сюда наведывались. Кто принесет ухват или лемех поправить, кто просто так забежит — узнать новости или рассказать о своем горе.

Тяжело приходилось смердам. В оселищах — общинах — живут они, на земле трудятся, но вся земля в боярских да княжеских руках. Сидит смерд на земле, да не он хозяин; пашет землю, поливает ее своим потом, но боярину и князю должен отдавать лучшую часть урожая. Бояре-вельможи урезают свободу смердов, все туже вокруг шеи петлю затягивают — не уйти смерду от этой боярской милости. Выгодно боярам — смерды все им доставляют: и зерно, и мясо, и полотно. На этом и держится боярское хозяйство, от этого и богатеют бояре.

Много надо трудиться смерду, чтобы и дань натурою оплатить боярину, и свою семью прокормить. Но и это еще не все горе: хуже всего, когда целиком лишится свободы. Стрясется какая-нибудь беда — пожар ли подворье уничтожит, скот погибнет или неурожай — тогда к боярину нужно идти, в ноги ему кланяться, гривны занимать. Гривны-то он даст, но дорогой ценой — свободой своей приходится платить за них: смерд становится полностью зависимым человеком — закупом.

Смерды хоть без боярского кнута на свой лоскут поля идут, а закуп продался — гонит его боярский тиун на проклятую работу. Будто и нет разницы: ведь смерд тоже под боярином ходит, — и все же смерд свободнее, чем боярский закуп — холоп.

Первым заглянул Людомир, закуп Судислава. Он стал на пороге кузницы и радостно крикнул:

— Желаю тебе удачи, Смеливец! Куешь?

— Спасибо, кую. Заходи, добрый человек!

— А я и зайду. Для того и пришел к тебе.

Он крепко пожал руку Смеливцу.

— Ого! — воскликнул Смеливец. — Да у тебя не пальцы, а клещи!

— Покамест есть еще сила. — Людомир взмахнул черной загорелой рукой. — Видишь?

— Вижу, — улыбнулся Смеливец. — Вола поднимешь?

— И подниму! — простодушно похвалился Людомир. — Да что там вола! Я бы пятерых бояр поднял да об землю так ударил, чтобы они дух испустили.