Корольков Михайлович - Партизан Лёня Голиков

Ленька зашел подальше, споткнулся о скользкую корягу и, поднимаясь, заметил, что в воде что-то блеснуло. Он нагнулся и вытащил из воды небольшой, величиной с ладонь, потемневший старинный крест.

– Чур, одному, чур, одному! – закричал он, показывая свою находку.

Ребята окружили Леньку. Металлический крест был словно из кружева, а в промежутках между узорами виднелась белая и голубая эмаль. Кое-где эмаль отвалилась. В середине креста блестела бусина вишневого цвета величиной с крупную горошину. Ленька протер ее и посмотрел на свет.

– Смотрите-ка, что здесь! – изумленно воскликнул он. – Как переводная картинка!

Ребята поочередно прильнули глазом к вишневой бусине, и каждый отчетливо увидел бородатого человека, идущего в гору с крестом на плече.

– Вот это да! – восхищенно прошептал Ягодай.

– Не трогайте! – предупредил всех Серега. – Это, может быть, цыганский крест, от него всякие напасти бывают.

– Да брось ты! – обозлился Ленька. – Все это бабушкины сказки.

– А вот попробуй разбей крест! Сразу тебя громом шарахнет! Разбей, если бабушкины сказки!

– Захочу и разобью.

– Ну захоти!

Ленька огляделся, увидел валун, поросший мхом, положил на него крест, схватил другой камень и что есть силы ударил по кресту. Брызгами полетела эмаль, и от креста остался только бесформенный кусок темного металла.

– Ну, что? Вот тебе и гром, и цыганский крест… Жалко только глазок с картинкой.

Серега был несколько обескуражен таким оборотом дела. Он верил в магическую силу цыганского креста, так же как верил в домовых и русалок. Ленька сильно поколебал его уверенность. Но Серега в спорах придерживался правила: ни с чем не соглашаться и ни в коем случае не сдаваться.

– Тебе все сказки! – возразил он Леньке. – Может, и свистуны тебе тоже сказки?

– Какие свистуны?

– А те, что за теткой Дарьей гнались на Сухой ниве? Змеи такие, как бесхвостые чурбаны, с петушиными гребешками. Тоже, может быть, не поверишь?

– И не поверю! Когда это они гнались?

– Ну давно, когда нас еще и на свете не было. А что гнались, это точно. Свистят и скачут за ней. Она им что-нибудь бросит, они остановятся, понюхают и опять скачут. А гребешки красные, кровяные, и зубы как у собаки. Ух, страшно!

– Небылицы! – возразил Сашка, хотя с интересом слушал рассказ про зубатых свистунов, которые ночами гоняются за людьми…

Только подходя к деревне, ребята почувствовали, как они голодны.

Ленька прибежал домой и сразу уселся за стол.

– Мам, – проговорил он с полным ртом, – я на Ловати цыганский крест нашел. Глянь!

– Какой же это крест, сынок?

– Нет, он не такой был. Это я его камнем разбил. На спор. Сказали, что громом меня убьет, а я вон как его разукрасил – и ничего.

– Да что ж это ты, греховодник, делаешь! – рассердилась вдруг Екатерина Алексеевна. Рассердилась, так, что лицо ее покраснело. – Беды нажить хочешь? Да видано ли дело, чтобы православный крест камнем бить? Вот я тебя сейчас!..

Мать ухватила с порога обшарпанный веник. Ленька никогда не видел ее такой сердитой.

– Ты чего? – едва не плача, Ленька выскочил из-за стола. – Все равно бога нет!..

– Перестань богохульничать! – Она говорила что-то еще, но Леньки в избе уже не было.

Спал он на сеновале. Утром проснулся чуть свет, сразу вспомнил про вчерашнюю ссору, и у него снова испортилось настроение. Хмурый вошел он в избу. Но мать встретила его новостью: отец собирается в Ленинград по делам и хочет взять с собой Леньку. Вот это была радость! Где уж тут вспоминать о вчерашних неприятностях! Мир в доме был восстановлен.

Через неделю собрались ехать. Александр Иванович попрощался с женой, с дочками, проверил бумаги, посмотрел, не забыл ли чего, взял фанерный баульчик с вещами. В сапогах и ватном пиджачке гордо и широко шагал Ленька по улице рядом с отцом. Он не чувствовал жары, он вообще, казалось, ничего не чувствовал, кроме огромной радости: ему предстояло впервые ехать на поезде, да еще так далеко – в Ленинград!

Ребята сидели около самой воды на горячем песке. Ленька в пояснение своего рассказа о Ленинграде чертил что-то хворостиной на сыром песке, а мягкие волны тотчас же стирали, будто слизывали, его чертежи и рисунки. Ленька уже объяснил товарищам, что Эрмитаж – это такой музей, где чего-чего только нет, а раньше там жили цари. Ребятам порой казалось, что их приятель кое-где подвирает, но они пока помалкивали. Однако настал момент, когда они не выдержали. Подумать только: Ленька сказал, что в одной из комнат Эрмитажа стоит гроб Александра Невского. Стоит будто бы около стенки, весь серебряный, а весит девяносто пудов.

– Нет, – не выдержал Сашка, который до того очень доверчиво слушал все, что рассказывал Ленька, – ты бабушкины сказки нам не рассказывай. Что-то я ничего не слышал про такое. Может, скажешь еще из чистого золота?

– Да я его своими газами видел! Провалиться мне на этом месте! Весь из серебра, и написано, что весит девяносто пудов. А называется он – усыпальница. Может, ты не поверишь, что там еще и кувшин стоит в тысячу пудов весом? Его на ста лошадях везли.

Тут все просто расхохотались. Валька начал подпрыгивать на одном месте и затараторил:

– Тыща пудов, тыща пудов!.. А как же если посушить надо, если на кол повесить – сто лошадей гнать? Это со всего колхоза не соберешь!.. Тыща пудов, тыща пудов! Я говорил, он все врет, а вы ему верили!

Рассерженный Ленька подскочил к Ягодаю, схватил за рубаху около плеча и почти шепотом проговорил:

– Молчи, утколов, не то…

Ягодай сделал плаксивое лицо, сморщил нос и попробовал вырваться. Но Ленька, продолжая держать его за рукав, повернулся к ребятам:

– Этот кувшин называется чашей, он весь каменный и стоит вроде для украшения. Его царю подарили, а привезли из Сибири на лошадях. Тогда железных дорог совсем не было… И гроб тоже стоит, я сам видел. Девяносто пудов весит – из чистого серебра… Честное пионерское!

Ребята растерялись. В самом деле, не будет же человек давать честное пионерское, если врет!

– Может, и верно, – сказал Толька. – Да что-то я не слыхал, чтобы из серебра гробы делали. Ну, кувшин, если для украшения, может быть… Тяжеловат, конечно… Может, полегче?

– Нет, не полегче, а может быть, даже больше тыщи. Не веришь – спроси у отца. Мы с ним вместе были.

– Да пусти ты меня, – зашипел Валька. – Чего вцепился?!

Ленька разжал руку и отпустил Ягодая.

– Я вам все равно докажу. Вот увидите! Пойду к Василию Григорьевичу, он все знает.

– Да будет вам! – примирительно сказал Сашка. В отличие от Сереги он не любил лишних споров. Ему и сейчас не нравилось, что ребята чуть не поссорились с Ленькой из-за этой серебряной гробницы. Чтобы восстановить дружбу, он начал выкладывать новости.

– За это время в Мануйлове два раза кино было. «Чапаева» смотрели, а в другой раз мать денег не дала. Хотели без билета проскочить, да вывели…

– А Гришка Мартынов сказал, что, если еще раз мы через Воронцово побежим, голову открутит.

– Руки у них коротки, – процедил Ленька.

– А еще Мамисова отца посадили… Он…

– Погоди, дай я расскажу, – перебил Сашку Серега. – Я сам слышал, как агроном говорил.

– Да рассказывай. Не все равно?..

– Не, я лучше знаю!.. Агроном из хмелевского совхоза ехал и говорил на перевозе, что в Старой Руссе лыжи к зиме привезли в магазин. Стали их разгружать с машины, а Эдиков отец подошел да две пары и своровал. Взял и пошел – среди белого дня украл. Спрятать небось хотел, но его тут же и поймали. А как поймали, он и признался. Теперь судить будут.

– Подумать только! – Сашка замотал головой. – На тыщах сидел, а на лыжи позарился. Сраму-то сколько!

А жена его с Эдиком, как случилось это, сразу же из деревни уехали…

Было уже поздно. Ребята поднялись с нагретого за день песка. Мать давно кричала Леньку, но он не отзывался – уж очень интересные были новости.

– Ладно, а про Эрмитаж я вам все равно докажу, – сказал на прощанье Ленька.

Ребята побежали по домам.

Ленька решил обратиться за помощью к учителю Василию Григорьевичу. Надо же было доказать, что на самом деле существуют и серебряный гроб, и тысячепудовая чаша! После обеда он отправился в Мануйлово.

Он уже подходил к ракитнику, разросшемуся перед селом, когда навстречу ему из кустов вышли Егор Зыков, комсомольский секретарь, и Васек Грачев, которого только что приняли в комсомол.

Егор был инвалидом – еще в детстве затянуло его в конную молотилку, повредило ногу и руку. Тяжелой работой он заниматься не мог и выбрал себе посильное дело – ухаживать за лошадьми. Но физический недостаток не мешал ему оставаться подвижным и жизнерадостным парнем. С худощавого лица Егора никогда не сходила веселая улыбка.

Васек Грачев был старше Леньки года на два. До робости застенчив, лицом нежный, как девушка. Загар не приставал к нему совершенно. Огромные пытливые глаза синели цветом васильков.