Николай Струтинский - На берегах Горыни и Случи

ВСТРЕЧА С ПИХУРОМ

…На хуторе появился неизвестный. Выглядел он молодо, хотя давно не брился и ходил в рваной одежде. Хуторяне отнеслись к нему недоверчиво. Поговаривали, будто он подослан немцами. Трудно было поверить в эту версию. И по совету отца мы пригласили незнакомца в наш дом.

— Садитесь поближе к печке! — пододвинули табурет высокому, худому человеку.

Гость чувствовал на себе пристальные взгляды людей и немного смутился. Он снял с плеча брезентовую сумку, положил её у ног и, не дождавшись вопроса, представился:

— Зовут меня Иваном, фамилия — Пихур. Был солдатом Красной Армии, а теперь…

— Небось, голоден, сынок, — прервала его рассказ мать. — Сейчас накормлю!

Пихур ел с жадностью, а потом опрокинул миску и вылил в ложку последние капли щей.

— Теперь устроим баньку, приведёшь себя в порядок. И одежонку какую-то найдём, — хлопотала мать.

— Спасибо! Большое спасибо!… — поблагодарил Пихур. После всех процедур он появился в новой одежде, тщательно выбритым. Лицо его сияло.

— Тебя словно подменили. Даже румянец на щеках выступил! — встретил Пихура отец.

На стол поставили чугунок с картошкой в «мундирах», квашеную капусту и огурцы. Затянули на окне занавеску, зажгли лампу.

Отец принёс пол-литра самогонки.

— Это для знакомства, — торжественно объявил он.

Ужин прошёл в дружной семейной обстановке. Мне почему-то казалось, будто Иван Пихур является предвестником возвращения на наши земли Советской власти.

Пихур рассказывал о себе подробно, и чувствовалось, он переживает обиду за все свершившееся…

Пихур окончил лётное училище накануне Отечественной войны, летал на самолёте У-2 Гражданского воздушного флота. В первые дни войны его сбили под городом Дубно. Охваченный пламенем, самолёт камнем падал на землю…

Очнулся в Ровенском военном госпитале. От раненых узнал, что наши войска покидают город…

Когда мало-мальски начал передвигаться, санитарка по секрету сообщила ему, что через день-два немцы увезут пленных офицеров в Германию. Это вывело его из состояния равновесия. Всю ночь он не спал. Пихур уже знал, что означает версия о вывозе пленных офицеров в Германию. Не что иное, как замаскированное уничтожение армейских кадров.

Санитарка Вера не осталась безразличной к судьбе советского человека. Когда Пихур попросил её о помощи, Вера, не задумываясь, согласилась. Бескорыстная девушка раздобыла поношенный костюм, рубашку, ботинки и кепку. Написала записку к своему родственнику и сказала:

— Госпиталь пока не охраняется. Бегите! Доберётесь до села, там вам помогут.

В прачечной, куда его привела Вера, Пихур побрился, переоделся и скрылся.

Родственник санитарки по-братски отнёсся к беглецу, пристроил его на работу к зажиточному крестьянину.

Пихур немного окреп, и тогда он решил бежать к партизанам, слухи о которых ходили по селу. Ему долго пришлось скитаться по хуторам и глухим сёлам, скрываться от фашистов и их приспешников — полицейских.

— И вот я встретил вас, — закончил Иван рассказ.

Пихур прожил у нас десять дней. Мы уже привыкли к нему. Даже предлагали остаться у нас. Но Пихур не поверил в наши возможности. Что может сделать горсточка людей без оружия?

— Вот найти бы большой партизанский отряд, — мечтал он. Пихур собрался в поиски «больших» партизан.

— Если не встретишь их, — возвращайся, примем как родного. — Посмотрели друг другу в глаза. — Не застанешь дома — ищи нас в лесу!

Утром к нам забежал Иван Гальчук. Он был взволнован и еле отдышался.

— Слыхали? В Невирковском лесничестве появился разбойник.

— Какой такой разбойник? — недоумевал отец.

— Сегодня ночью лесничий Тарнавский, поставленный на эту должность гитлеровцами, убил крестьянина из села Грушевки.

— За что же он его убил?

— Ни за что. Бедняга хотел припасти немного дров. Вот поехал в лес, а тот изверг приметил его, ну, и отнял жизнь у трудового человека. Четверо детей осталось без отца…

Мы с возмущением узнали об этом зверском акте. Так вот он какой Тарнавский! Фашистский пёс! Свою злобу против Советской власти вымещает на простых, ни в чём не повинных людях!

Никифор Янчук подтвердил печальный факт. Он видел окровавленный снег…

— А кто был вместе с Тарнавским? — спросили Янчука.

— Говорят, все лесники Невирковского участка.

— Фашисты дали Тарнавскому большие права, — не мог успокоиться Гальчук. — Он носит револьвер, всем угрожает расправой. Выйдет на дорогу, что ведёт из Буды в Медведовку или Гуту, задержит фурманки, обыщет. Отнятое у крестьян добро лесники делят между собой, выменивают на самогон и компанией пьянствуют. А теперь, видите, до чего дошло? Человека убили! И управы на них нет!

— Ничего, каждому фрукту своё время! — воскликнул я. Янчук рассказал о своей первой встрече с Тарнавским.

— Иду я как-то из Людвиполя и вижу: лесники гонят группу людей. Присмотрелся — военнопленные. Старшим среди конвоя был рослый, с револьвером в руке. Тогда я не знал, кто он такой, спросил у другого: «Куда вы их? Отпустили бы по домам, ведь они кровные нам братья».

Рослый метнул на меня злобный взгляд, а потом вразвалку подошёл, повертел револьвером перед моим лицом: «Катись, миленький, своей дорогой, а то сейчас отправим в рай!»— А думаете, его подручные лучше к народу относятся? Попробуй-ка скажи что-либо против…

— Все это временное, — уверял отец. — Сегодня ты стерпел, а завтра не сможешь стерпеть. А представляете себе, что получится, когда сообща за них возьмёмся? Не разгуляются, выродки! Всё будет зависеть от народа. Народ — неодолимая сила!

Слушая земляков, я сделал вывод, что прежде всего надо умерить пыл невирковских палачей.

— Мы их выследим, когда они будут возвращаться после попойки, — поддержал меня Жорж.

И вот, захватив с собой оружие, Жорж, Зигмунд Гальчук и я обогнули село и вышли на просеку, ведущую к Невирковскому хозяйству. Вокруг стоял в своём неповторимом очаровании лес, покрытый серебристым инеем.

В секрете были не долго. Послышались весёлые голоса. Мы притаились за маленькими елями. Каждое биение сердца отдавалось в ушах. Голоса постепенно удалились. Мы бесшумно выбрались из кустов на просеку.

— Они, наверное, уехали Медведовским трактом, — предположил Зигмунд.

— Скорее всего остались на ночёвку у Малигранды, — возразил Жорж.

— Айда! Проверим!

…Дремала глухая мартовская ночь. В селе давно погасли огоньки. По небу плыли пушистые облака, в просветах мерцали звёзды.

Бесшумно распахнулась калитка. На мгновение у окон застыли две тени. И… раздался звон стекла. Грянули два оглушительных выстрела. Ночную тишину разрезал крик обезумевших лесников. И снова тишина.

Две тени кинулись к калитке и исчезли в полумраке. Единственным свидетелем дерзкого поступка была далёкая молчаливая луна…

— Как думаешь, Жорж, — спросил дома Ростислав, — в Межиричском гестапо есть ищейки? Они пойдут по следу?

— До рассвета храбрецы не выйдут из дома, а пока свяжутся с карателями — следы исчезнут. И обувь у нас будет другая.

— А я беспокоюсь, — утром Тарнавский наверняка сюда припрётся. Он хитрый, собака!…

У лесничевки толпились полицейские. Среди них были Ортяков и Малигранда. Они приглядывались к каждому прохожему.

В чёрном длинном полушубке, в бараньей папахе и, как обычно, с револьвером, торчавшим за широким офицерским ремнём, Тарнавский метал угрозы по адресу неведомых преступников.

— Под землёй разыщу негодяев! Сведу с ними счёты!

— Выйдем на улицу, отведём подозрения, — позвал я Жоржа. — Я пойду за водой, а ты стой у калитки.

Когда я проходил мимо полицейских, меня грубо окликнули:

— Эй, парень, иди сюда!

— Чем могу быть полезен, пан лесничий?

— Где шлялся ночью?

— Спал. Приболел малость, гриппую.

— А ну покажи свои черевички! Подошву, подошву показывай! — пристал Тарнавский.

— Чего вы, пан лесничий, — заступились Ортяков и Малигранда. — На такое злое дело наши соседи не способны.

Тарнавский покосился на меня.

— Вон отсюда!

А через день в сопровождении Тарнавского к нам явился полицейский.

— Соберите сюда всю вашу обувь! — потребовал он.

— Что случилось, паны добрые? — спросила мама, не подозревая, что её дети причастны к ночному событию. — Опять кого-то убили в лесу? — и распорядилась: — Дети, соберите обувь, какая есть в доме!

К ногам полицейского были брошены рваные сапоги, старые ботинки, трепы на деревянной подошве.

— Это всё?

— Не верите — ищите сами, — обиделась мать. — Ладно, пойдём!

Молчавший до этого отец поддел Тарнавского:

— Пан лесничий, — показал рукой на револьвер, — так можете потерять!

Тарнавский сквозь зубы процедил:

— Тому, кто его подымет, — не сносить головы!