Эдуард Беляев - Тайна президентского дворца

Командир группы «Гром» майор Романов: «Многие наградные документы по обязанности командира писал я. Без моего участия практически ничего не оформлялось. Но, как водится, сначала писали одно, потом это нужно было кому-то отдать на прочтение, потом переписать по новой согласованный текст, то есть подчистить „подвиг“, а потом… с кем-то поделиться и местом в операции — попросить потесниться бойцов в атакующей цепи, приняв в свои ряды рекомендованного товарища свыше. А куда ты денешься — разнарядка и приказ. В итоге за проведенную спецакцию далеко от Москвы получили награды и те, кто не покидал даже на час Белокаменную, вплоть до машинисток. Велась целая кампания. Отдельные руководители, имеющие косвенное отношение к событиям, а то и вовсе непричастные, получали куда более высокие боевые награды, чем мои ребята. Несправедливость жуткая. Когда награждение состоялось, смирился».

Николай Берлев: «Долго, как колоду, тасовали наградные списки. Вначале к званию Героя представили семерых офицеров: Бояринова, Козлова, Карпухина, Романова, Голова, Семенова, Полякова. Проводимое расследование (по фактам мародерства) вышибло из их рядов Романова — Героя ему не дали. Яков Семенов, командир группы „Зенит“, вылетел вообще из „героических“ списков и попал в „краснознаменные“. Он оказался в одном перечне рядом с какими-то бабами из управления».

Виктор Карпухин: «Насколько я знаю, активно задействованных сотрудников КГБ в Кабуле на всех объектах было около 140–150 человек. Пусть еще человек двадцать-тридцать, включая генералов, водителей, полотеров. Но были награждены более четырехсот человек, и среди них немало служащих — женщин. Уверен, были там и машинистки, и особо доверенные особы, эксклюзивные девочки, так сказать».

28 апреля 1980 года вышел закрытый Указ. Звание Героя Советского Союза было присвоено Бояринову (посмертно), Карпухину и Козлову. Генерал-майор Дроздов был награжден орденом Октябрьской революции.

Кому высверлилась эта стереоскопическая, эта слабоголовая идея с этим орденом? Небось гордился человек таким своим проявлением в духе нетленных трациций ленинской когорты ЧК-НКВД-МГБ-КГБ. И, знать, охвален был скупым словом и поощрен одобрительной улыбкой самого председателя — именно он подписывал представление. И акцент при вручении, непреложно, сделали на неслучайности награждения генерала именно этим орденом. Но забыли уточнить в атмосфере торжества, что, согласно статута, орденом этим награждаются за активную деятельность, направленную на развитие и углубление дружественных связей (!) между народами Советского Союза и других государств, укрепление мира (!) между народами.

Есть и такой пункт: за особые отвагу и мужество, проявленные в боях с врагами советского государства. Но этот параграф, согласимся, никак не относится к Дроздову. Ибо уничтожались конкретные люди, которые никакими нормативными документами, правилами, уложениями, постановлениями судов и международными актами по определению не могли быть отнесены к понятию «враг» и никак не отождествлялись с «врагами советского государства». И потом, Юрий Иванович никак не претендовал на проявление «особой отваги и мужества». Ибо скромненько вел себя «на передовой», припугивал разве что маленько бойцов перед атакой. Сам в огонь не лез, из броневичка понапрасну не высовывался, головой под градом пуль в разные стороны не крутил. А с «укреплением мира между народами» — если, конечно, мерить по-чекистски — все в полном ажуре. У них как пойдет стрельба на центральной площади или у дворца — так крепление власти, как убийство лидера — так радение за народ…

Словом, пожаловали генерала-чекиста орденом Октябрьской революции. Как будто в насмешку над самим эпохальным событием — переворотом. Вроде как глумеж учинили над КГБ — штабом очередного, затеянного ими «декабрьского восстания». И мятежного генерала Дроздова — карающий меч этой самой революции и освободителя угнетенного народа — выставили на смех курам. Такая вот небылица вынарядилась в лицах и значках…

Первую «пятерку» чествовали 21 мая 1980 года. Грудастых девочек в этот список не включали. Карпухину, Козлову, Романову, Голову, Полякову вручали награды в Георгиевском зале. Заметим, что командира группы «Зенит» Семенова, как и мадемуазелей из спецотделов для спецзаданий, и близко не подпустили к порогам Кремля. Не по его ступне оказался порог, и не тот порог пытался взять приступом боец Яша Семенов. Это месяцами раньше он был нарасхват у чужого порога: что своим, что чужим. А как отлегло в Комитете от заботы — ликвидации Амина, так и товарищу Яше, и некоторым другим его товарищам указали молча перстом: вот тебе Бог, а вот порог. Дескать, изыди, боец, такой-сякой, не шибко героичный.

К акции получения наград людей готовили, как водится, старательно и основательно: с инструктажом, разными умными наставлениями и рекомендациями. Отдельные установки относились к проявлению скромности, соблюдению приличествующей сдержанности: например, не следовало крутить головой по сторонам и громко выражать свое восхищение роскошью зала и росписью стен. Прозвучало настоятельное требование: выказать глубочайшее уважение и искренне исторгнуть порцию любви к горячо любимому, родному правительству и лично дорогому Леониду Ильичу. Требовалось не показушное благодарение, а совершенное в светлом и радостном припадке. Наконец, бойцам надлежало проникновенно, четко выговаривая чеканное слово, без запинки и всякого там замешательства (чай, не робкие пролетарии — ударники ратного труда собраны) обещать оправдать высокое доверие и приложить все силы, не щадя живота своего, к верному служению во имя торжества…

Леонид Ильич пообещал Андропову лично поздравить его орлов. Однако в последний момент генсек проигнорировал героев. То ли слухи дошли, что дело-то с душком оказалось — по части прибрать чужое, когда перед броском в атаку командиры забыли предупредить своих бойцов: «Воитель, опомнись, там, в бою, охолонь, всех уничтожив! Укроти инстинкт хапужный — не хапай то, что даже брать грешно…» То ли вождь поймал политический момент: мир гневится и шумит от оккупации Афганистана, а первое лицо привечает тех, кто раздолбал дворец, раскачал зыбкое вчерашнее равновесие в мире; словом, о ком надо молчать крепко, а не здравицы воздавать всенародно… Как бы там ни было, переложили чествование на сутулые плечи заместителя, Василия Кузнецова.

Широко улыбался Кузнецов, приветлив лицом был и секретарь Георгадзе. Оба поздравили чекистов. Те, в свою очередь, в соответствии с проведенным накануне инструктажом и указаниями благодарили, кого следует, и партию — в том числе.

Когда главные «цэковские» затейники ушли, начальник Управления кадров генерал-лейтенант Лежепеков Василий Яковлевич дал добро на завоеванную рюмку водки. Сам-то сказался больным и непьющим, а именинникам позволил и даже подсказал, где лучше это дело обмыть. В первое, что генерал приболел, не поверили. Второе в точности исполнили и не пожалели. К «Праге», ресторану, подкатили в распрекрасном настроении. Вошли шумно и небрежно. Деды-гардеробщики, принимая одежду, привстали и языки прикусили, и глаза на лоб — у одного Золотая Звезда на лацкане, у другого, у третьего, орден Ленина… Диво не диво, а за оставленные деньги в кармане пальто можно было не опасаться.

Поднялись наверх, в зал, к накрытому столу. И, как принято, налили, ордена и звезды опустили в бокалы. В это время официант закуску принес — и остолбенел. Затем пришел метрдотель, бывший чекист. Секретная миссия — скрыть прошлый героизм — не удалась. И уже кто-то с соседних столов коньяки передает, шампанское, водку… Оркестр играл для них…

Они, эта великолепная пятерка, надолго остались в памяти ресторанного люда, в стенах залов. Не исключено, что и до сего дня передается легенда восьмидесятого года о чудо-богатырях, передаваемая из уст в уста тем, кто сейчас пришел на смену тем официантам, поварам, гардеробщикам, администраторам и ушлым, бдительным швейцарам — бывшим чекистам и милицейским работникам…

Героев определили, наградили. Партия в игре состоялась, поиски закончились. Страницу истории перелистнули, а с ней ушли тридцать метров крепдешина, часы фирмы «Мозер», два бидона с самогоном и трусы фирмы «Адидас» на теле убитого Амина, о которых кто только не писал из участников штурма и полуучастников налета. Поупражнялись в приметливости как самые ленивые бойцы-мусульмане, так и самые ненаблюдательные из числа офицеров-чекистов. На чистом листе летописи история с географией, не испачканной революционными переустройствами, выглядели светло и безмятежно. Все прошлое, не всегда приятное, кануло в Лету, и на возникшем чистом поле безукоризненной безгрешности от вчерашнего дня не осталось даже следа, невинной пометины. Было — и быльем поросло. Годы прошли, и все переменилось, и те начальники, которые призывали к молчанию, начали писать на афганскую тему мемуары, выступать на телевидении, давать интервью. Причем в авангарде рассказчиков о событиях в Афганистане почему-то оказались именно бывшие сотрудники КГБ, а отнюдь не армейские генералы. Может быть, чекисты устали от своей прежней тотальной секретности и им захотелось выйти из зоны молчания или в армии присяга оказалась покрепче? Не знаю. Говаривали много и обо всем, но места не стало для вопроса из пережитого: а кто тот, награжденный самой высокой наградой, генерал, который…