Анри Гуссе - Знаменитые куртизанки древности. Аспазия. Клеопатра. Феодора

Таким образом, Аспазия не имеет, собственно говоря, истории; но про нее существует легенда, и эта легенда ее ставит выше, чем могла поставить ее история. Последователи Сократа сделали из Аспазии личность идеальную. В памяти людей она остается музою века Перикла.

Просуществовав сорок или пятьдесят веков, Египет умирал на глазах у римского народа. Греческая династия, давшая стране новую силу и блеск возрождения, была истощена развратом, преступлениями и междоусобными войнами. Она держалась только милостью Рима, покупая высокой ценой его покровительство. Освобожденные почти от всякого рода военной службы, благодаря эллинским и галльским наемникам, египтяне совершенно потеряли привычку владеть оружием. Они испытали столько нашествий и вынесли столько иностранных владычеств, что отечество у них сосредоточилось только в религии и предках. Эти народы, рожденные рабами и привыкшие ко всякому деспотизму – управлялись ли они греческим царем, или римским проконсулом – не отдали бы за это ни одним колосом ржи меньше и не получили бы ни одним ударом палки больше. Слава Египта была помрачена, и могущество пало. У него оставалось только его удивительное богатство, развившееся благодаря земледелию, промышленности и торговле. Египет снабжал хлебом Грецию и Малую Азию; хлеб хранился в неисчерпаемых амбарах, куда поступал из Средиземноморского бассейна. Но плодородная долина Нила, – «такая плодородная, говорит Геродот, что ее нет надобности вспахивать плугом», давала не один хлеб. Другими источниками богатства были ячмень, кукуруза, лен, пенька, индиго, папирус, лавзония [Аравийский кустарник – ред.], которой женщины красили себе ногти, клевер, служивший пищей громадным стадам волов и баранов; далее, луковицы и репа, которыя рабочие, участвовавшие в постройке громадных пирамид Хеопса, съедали на восемь миллионов драхм; изюм, финики, фиги и роскошные плоды лотосового дерева, «из-за которых, по словам Гомера, можно было забыть родину». Туземная промышленность производила бумагу, деревянную, мраморную и металлическую мебель, оружие, рогожу, плетенки, ковры, ткани, полотна и шелк, вышитые и разрисованные материи, глазированный фаянс, стеклянную посуду, бронзовые и алебастровые чаши, эмали, золотые вещи, уборы из драгоценных камней. По ту сторону Мыса Аромата тянулись конторы александрийских купцов; караваны пересекали Аравию и Ливийскую пустыню, и бесчисленное количество кораблей ходило от Геркулесовых столбов до устья Инда. Благодаря этой обширной торговле, Александрия представляла собой житницу трех материков. При Птолемее XI, отце Клеопатры, налоги и пошлины на предметы ввоза и вывоза приносили государственному казначейству ежегодно двенадцать тысяч пятьсот талантов (шестьдесят восемь миллионов франков).

Столица Птолемеев, Александрия, заставила Ахилла Taция воскликнуть: "Мы побеждены, мои глаза". Но этот город поражал иностранца не столько большим числом великолепных памятников, сколько своим симметрическим расположением и строгим порядком. Две большие аллеи, пересекавшиеся под прямым углом и окаймленные мраморными колоннадами, перерезали Александрию. Продольная аллея, длиной более тридцати стадий (четыре тысячи восемьсот метров) и шириной в тридцать пять метров, направлялась с запада на восток; она начиналась от Некропольских ворот и тянулась до ворот Канобикских. Поперечная аллея, длиною в семьдесят стадий, направлялась с юга к Большому порту (гавани). Все другие аллеи и улицы, окаймленные тротуарами и вымощенные большими каменными глыбами, были также взаимно перпендикулярны и сообщались с двумя главными. Это правильное расположение, этот грандиозный вид, эти бесконечные перспективы придавали Александрии единственный в своем роде характер. Казалось, что, в противоположность другим городам, образовавшимся понемногу, разраставшимся постепенно и непрерывно, Александрия была создана одним ударом по определенному плану. И в самом деле, этот город возник, так сказать, из песков, по воле Александра. Он закончил план города, он придал городской ограде форму македонской хламиды (епанчи), он, вместе с архитектором Динархом, составил план этой правильной сети аллей и улиц; Александр же изобрел подъемные плотины для устройства нового порта и составил чертеж площади и главных строений. После него, уже Птолемеи украшали город, построили бесчисленное множество памятников и роскошнейших садов; на западном и восточных концах города появились многочисленные предместья. Но в общем Александрия осталась такой, какой ее создал Александр.

С Панеума, искусственного бугра, высотою в тридцать пять метров, построенного в центре города, представлялась роскошная панорама Александрии. По направлению к югу, мелькали тысячи домов, и множество частных дворцов тянулось до самой ограды, которая, вследствие действия перспективы, казалось, купалась в оловянного цвета поверхности Марфотийского озера. Кое-где виднелись скромные домики, вымазанные известкою, с неправильно расположенными окошечками и деревянными крышами в форме террас и отдушинами наверху; на этих крышах жители домиков отдыхали во время жарких летних ночей. С этими домиками чередовались громадные здания, белые фасады которых скрывались частью высокими оградами, частью в листве роскошных садов. Фасады эти были украшены монументальными портиками и рядами колонок с карнизами, раскрашенных в цветные полосы. Громадный Серапеум царствовал во всем квартале. На это громадное здание взбирались по спиральной лестнице, имевшей сто ступенек; купол его подпирался колоннами из сиэнита и коринфского гранита, высотою в тридцать два метра [1 метр = 3,3 русск. фута. ‑ прим. перев.].

В сторону моря виднелись северные кварталы, старая и новая гавани, разделенные друг от друга гигантскою насыпью в семь стадий, соединявшей остров Фарос с городом. На восточном конце этого острова виднелся Фар, громадная восьмигранная, двухэтажная башня в сто одиннадцать метров, вся построенная из белого мрамора. Вокруг большой гавани, начиная от мыса Лохиас до Гептастада, тянулась великолепная набережная, а вдоль неё возвышались дворцы и храмы. Здания в чисто греческом стиле чередовались с египетскими памятниками и с другими роскошными сооружениями, в которых, казалось, комбинировались оба архитектурные стиля: бедный стиль саитского искусства выигрывал рядом с рельефами эллинского типа, коринфская колонна чередовалась с колонной компаниформской.

В конце длинной аллеи сфинксов возвышались гигантский пилон [Род портала. ‑ прим. перев.] и массивные пирамиды, на белых стенах которых были нарисованы целые вереницы фигур, а карниз был украшен эмблематическим диском с громадными распущенными крыльями.

Тут красовался греческий храм с резко выделяющимся на голубом небе причудливо-изваянным фронтоном, там – громадный, тяжелый, таинственный египетский храм, с выдавшимся вперед неуклюжим гранитным предхрамием.

На противоположных террасах, обросших внизу кустами роз и осеняемых тенью сикомор, мимоз и пальм, виднелись дворцы, окруженные портиками, колоннами в форме донника [Растение. ‑ прим. перев.]; амфилада порталов, павильоны в форме конических башенок, просвечивающие киоски, хоры, поддерживаемые кариатидами. Посередине площадей, на месте пересечения улиц, а также перед воротами зданий, возвышались изваяния Меркурия, озирийские колоссы, статуи эллинских богов, алтари, героумы, заслоненные здесь и там высокими обелисками и громадными мачтами, на верхушках которых развевались пестрые флаги.

Между всеми этими бесчисленными зданиями можно было первым делом заметить в конце мыса храм Изиды Лохиасской и большую царскую виллу; затем, перед закрытою гаванью, царей виднелись верфи, здания арсенала, и начинался Брухиум. Окруженный оградой высоких стен и висячими садами, Брухиум – был городом в городе. Это была птолемеевская столица. Каждый из Лагидов построил в ней свой дворец, посвятил храм, расставил статуи, устроил бьющие фонтаны, рассадил боскеты акаций и сикомор, выкопал бассейны, в которых цвели кувшинки и голубые лотусы. Страбон применяет к памятникам Брухиума стих «Одиссеи»: "Они выходят одни из других", – сказал он.

Около разнообразных дворцов царей и обширных пристроек возвышался храм Кроноса, храм Изиды Плузии, малый Серапеум, храм Посейдона, гимназиум с его портиками, театр, закрытая галерея, библиотека, содержащая семьсот тысяч томов, наконец, – Сома, громадный мавзолей, в котором Александр отдыхал в гробнице из массивного золота, замененной впоследствии стеклянной. Другое здание Брухиума обращало на себя внимание своими громадными размерами и своим архитравом [Притолока. ‑ прим. перев.], венчавшим собор. Это был знаменитый Александрийский музей, служивший школой, монастырем и академией. Филологи, поэты, философы, астрономы жили в нем на общем иждивении Птолемеев, и злые языки называли его, поэтому, «клеткой муз».– Это была, во всяком случае, замечательная клетка, где пели Феокрит, Калимах, Аполлоний и где преподавалась знаменитая александрийская философия. Далее, за храмом Посейдона, набережная загибалась по направлению к юго-востоку. Там также монумент сменялся монументом. Там находилась биржа, храм Бендиса, храм Арсиноэ и громадные Апостаты, где собирались торговцы со всего света. Оттуда, от Гептастада виднелся старый порт со своими большими верфями и далее на восток, вне ограды – предместья Некрополя и мрачный, печальный квартал бальзамировщиков.