Ольга Саранина - Посол

Поэтому она не могла не принять сироту, которого ей привезли из похода на меркитов. Через несколько лет еще и еще. Матушке Оэлун привозили оборванных мальчуганов лет пяти, испуганных, чумазых, в изодранной богатой одежде. Они должны были вырасти, чтобы славить ее имя, а не проклинать имя ее сына, который оставил их без родителей. Таких приемных сыновей у нее было пятеро.

Темучжин после возвращения Борте думал только о ней. Когда они отправились кочевать, он постоянно подъезжал к ее повозке, о чем-то говорил с ней, шутил, смеялся. Он совсем не замечал, как смотрит на него Чжамуха. Как он отводит глаза, когда Темучжин заговаривает о том бое и о том, что Борте, к счастью, не пострадала. Чжамуха не хотел терять друга из-за женщины. Он видел, как она смотрела на Темучжина той ночью: испуганно. Чего она боялась? Он помнил, как она вздрогнула, когда сказали, что меркит убит. Он понимал, что если он расскажет, что он видел, его дружба с Темучжином закончится.

А Борте была спокойна. Она вернулась свой дом. Она ехала со своей свекровью. Свекровь улыбалась ей и поглядывала на нее, когда Борте этого не видела. Она плакала от счастья, когда Борте вернулась. И от того, конечно, что ее сын не пострадал.

Борте понимала, что все эти косые взгляды начнутся позже, потом, когда они все успокоятся. Когда отъедут далеко от мест, напоминающих о том ночном бое. Борте понимала это и плакала сейчас. Сейчас, когда можно было объяснить эти слезы пережитым страхом, счастьем от возвращения. Она понимала, что уже скоро, через несколько дней, ее слезы будут удивлять и наводить на ненужные мысли.

Поэтому, позже, когда Борте поняла, что беременна, она запретила себе плакать. Она должна была быть счастливой. Она и была счастлива от того, что хотя бы ребенок останется от Чильгира. Она успокоилась. Темучжин был счастлив. Свекровь тоже была довольна. Эта мудрая женщина понимала, конечно, что никто и никогда не сможет доказать, что это ребенок — ее внук, как невозможно будет доказать и обратное. Но сколько такого бывало и еще будет. И если Небо позволит, у его сына и Борте будут еще сыновья, в которых никто не усомнится.

Только Чжамуха, когда улыбался Борте, смотрел на нее холодными глазами. Он не верил ей, и было ясно, что он недолго сможет это скрывать. Скоро Чжамуха начал позволять себе какие-то намеки в разговорах с ней, когда свекровь не могла слышать. Борте улыбалась и делала вид, что не поняла, не расслышала, но не переспрашивала. Ей нужно было время. Она не знала, как это произойдет, но Чжамуха не нужен ни ей, ни ее сыну.

— Почему, Борте, шаман велел ехать нам в северные земли, как ты думаешь? — спрашивал Чжамуха. — Что такого может ждать сына Темучжина в этих северных землях? Никогда не слышал ничего подобного. Скажи, Борте, может, ты что-то знаешь? Борте? — и он смеялся, обращая вопрос в шутку.

Свекровь обернулась на эти слова. Ни она, ни он, конечно, не могли знать правды. Но намек, скрытый в словах Чжамухи, обеспокоил свекровь. Всю жизнь противостоять слухам, мыслимо ли это? Борте ей нравилась, но если у них с Темучжином больше не будет мальчика — а что сейчас будет мальчик, это она знала — что ж, он найдет себе другую жену.

— Знаешь, мне приснился странный сон, — сказала как-то Борте Темучжину. — Он не дает мне покоя. Я даже рассказала его шаману, он сказал, что ничего страшного, но меня это тревожит. Глупости, наверное, так у всех бывает.

— Если шаман сказал, то и не думай больше об этом сне, — улыбнулся Темучжин.

Конечно, он спросил у шамана, что за сон приснился Борте. Конечно, шаман рассказал ему, что сон говорит о предательстве.

— Я не хочу видеть Чжамуху, — сказала Борте через несколько дней. — Не спрашивай, почему.

— Почему?

— Потому, что мне не хочется его видеть, — она отвернулась.

Чжамуха не заметил, что отношение к нему Темучжина изменилось. Чжамуха понимал, что нельзя, не будет он говорить о Борте со своим другом, но понимал также, что уже ничего не может с этим поделать. Он не мог позволить ей обмануть своего друга, который ее спас. Да спас ли? Так ли ей было плохо в плену? В сладком плену? Он хотел, чтобы она знала, что он, Чжамуха, всегда будет готов рассказать Темучжину, что было на самом деле. Ничего, что он — и никто — никогда не сможет это доказать. Она должна понимать, что обман не останется безнаказанным.

И ему казалось, что Темучжин уже все понял и так. Но Чжамуха не мог ему рассказывать о своих мыслях. Темучжин сам должен догадаться. А если он решит заговорить об этом с Чжамухой, то Чжамуха, наверное, будет защищать Борте. Как друг. Тогда подозрения Темучжина усилятся, он и сам все поймет. А Чжамуха останется его другом. Так будет лучше всего.

Было самое начало осени. День был солнечный, безветренный. Борте смотрела, как Темучжин едет к ней, поговорив с Чжамухой. Когда он подъехал, она заметила, что он чем-то удивлен.

— Что случилось?

— Не знаю. Он сказал что-то вроде того, что трава зеленая, а небо голубое. Задаешь человеку вопрос, а он говорит в ответ, что вода мокрая.

Борте засмеялась.

— А о чем ты спрашивал?

— Да какая разница? Ты говоришь об одном, а человек говорит какую-то ерунду. Да еще так, как будто он пророк.

— Да, он в последнее время изменился, — нехотя согласилась Борте. — Наверное, любой бы потерял голову на его месте. Все-таки, участвовать в этом твоем знаменитом походе…

— Да… — согласился Темучжин, хотя ему это и в голову не пришло бы. — А что ты говорила, что не хочешь его видеть?

Борте потупилась.

— Ну… Наверное, он действительно имеет право перемениться. Ведь он же меня спас… если бы не он…

— Что? — засмеялся Темучжин. — Он? Он тебя спас?

— Он так говорит.

— И ты поэтому не хотела его видеть?

— Ну… в общем… неважно.

Темучжин наклонился и посмотрел ей в глаза:

— Говори.

— Наверное, мне показалось. Мне сейчас все не так кажется… Мне не нравится, как он на меня смотрит.

— И ты видела сон, — пробормотал Темучжин.

— Я не хотела тебе говорить. — Борте умоляюще взглянула на него. — Мало ли что померещится беременной женщине. Я не хочу, чтобы ты из-за меня потерял друга.

Темучжин невесело рассмеялся.

— С чего ты взяла, что я потеряю друга… — «Это друг меня потеряет, — подумал он. — И для него лучше, если бы этого не случилось».

Очевидное очевидно, что об этом говорить. Чжамуха сказал это, чтобы Темучжин задумался. Когда говоришь не так, как от тебя ждут, человек задумывается: а что за этим стоит? Пусть Темучжин задумается, пусть поймет, что простые вещи не так просты. Впрочем, Чжамуха был уверен, что Темучжин спросил о том, куда лучше ехать, имея в виду что-то совсем другое. Потому что зачем спрашивать очевидное? Чтобы просто поговорить? А что другое он мог иметь в виду, когда уже видно, что и сам обо всем догадался.

Чжамуха даже не оглядываясь, знал, что Темучжин поехал к Борте. И что они говорят о нем. И что он спрашивает, что происходит. Спрашивает так, как это он умеет. И не захочешь, а расскажешь. «Не знаю, как она выкрутится», — подумал Чжамуха. Ему даже стало ее немного жаль. Но это чувство мелькнуло и пропало. Интересно, все сегодня закончится, или еще надо будет терпеть это дурацкое двойное положение, когда ты друг и не друг. Не друг — потому, что не можешь рассказать правду. Но потому и не можешь, что именно друг. «Как все запуталось, как все запуталось. Эти женщины… Лучше бы нам оставить ее тогда у меркитов. Да пропади она пропадом совсем». Чжамуха хлестнул коня и поскакал быстрее. Скачка отвлекла его. Когда он немного успокоился, то почувствовал, что что-то изменилось. Еще не понимая, он оглянулся.

Он был один в степи. Темучжин повернул в другую сторону, и уже давно, судя по всему.

Чжамуха смотрел ему вслед и никак не мог поверить, что Борте его обыграла.

Следующие несколько дней Чжамуха никогда не вспоминал. Он берег покой друга. Скрывал от него правду. И вот теперь он смотрел на степь перед собой и пытался понять, как это произошло. Его охватило бешенство.

Его люди устроили стоянку у ручья. Чжамуху они видели редко. Он все время пропадал, далеко уезжая от своих. Тогда он нашел озеро, к которому приезжал каждый день.

С одной стороны у озера был небольшой холм, поросший короткой рыжеватой травой. Эта трава росла только здесь. В тот год не было засухи, и трава в степи была зеленая, сочная. Но это место было как будто выжжено.

Озеро всегда было ровным и спокойным. По небу плыли облака. Чжамухе казалось, что облака отражались в воде более четкими, чем были на небе. В те дни он стал как будто острее видеть. Он впервые заметил, что каждая травинка под ветром качается отдельно. Когда дует ветер, только издалека кажется, что вся трава склоняется в одну сторону. Но Чжамуха видел, что каждая травинка — как дерево, раскачивается обособленно, не так, как соседние. Для этого ему даже не пришлось всматриваться, он стал замечать это сразу.