Олег Нуждин - Битва за Севастополь. Последний штурм

В первой половине дня 27 мая состоялся разговор между командиром ХХХ корпуса и командующим 11-й армией генералом Э. фон Манштейном. Командир корпуса генерал М. Фреттер-Пико предложил нанести мощный проникающий удар на всю глубину советской обороны в первый же день наступления. Он высказал опасение, что в случае дробления наступления на этапы после каждого достижения промежуточного рубежа пехоте придется оставаться на нем под огнем противника до получения следующего приказа. Генерал Э. фон Манштейн возразил, что промежуточные этапы необходимы, поскольку советские войска хорошо приготовились к обороне: «В первый день наступления не удастся достичь большего, чем запланированных армией промежуточных целей, и это промежуточное наступление необходимо, чтобы иметь возможность подтянуть артиллерию для главного удара»[43].

Повышенная интенсивность бомбардировок в майские дни заставила оперативный отдел штаба Приморской армии прийти к выводу, что противник начал авиационную подготовку. Наблюдением было установлено, что более всего ударам подверглись участки фронта шириной в 2–3 км в районе Ялтинского шоссе и вдоль долины р. Бельбек. Из города казалось, что вся первая линия обороны уничтожена. Но, как выяснилось, было всего несколько прямых попаданий в траншеи, которые не причинили существенного вреда[44].

После окончания каждого очередного налета и бомбежки командование Приморской армии с нетерпением ожидало перехода противника в наступление, но в течение всего дня немцы не двигались с места. Майор А.И. Ковтун изводил себя вопросами: «Почему же немцы после бомбежки не атаковали, почему молчала их артиллерия? Что покажет утро? Чем начнется оно – артиллерийской подготовкой или атакой?»[45] От былой уверенности в способности предугадывать намерения противника не осталось и следа. Начальник оперативного отдела явно не понимал, в чем заключался замысел генерала Э. фон Манштейна. Не выдержав ожидания, майор выехал на самый опасный, как ему представлялось, участок – в 514-й полк подполковника И.Ф. Устинова, оборонявший рубеж между д. Камары и Итальянским кладбищем[46]. Видимо, здесь, по представлениям командования Приморской армии было направление главного удара. Но перед фронтом 514-го полка было тихо, бойцы спокойно занимались исправлением поврежденных траншей и окопов.

С раннего утра 30 мая в штабе Приморской армии ожидали развития событий. По-прежнему руководящие работники не понимали, почему не трогается с места немецкая пехота, и, следовательно, никто не знал, начнется ли штурм Севастополя, а если начнется, то когда? Потери в войсках по сравнению с предшествующим днем были существенно ниже, всего около восьмидесяти человек[47]. Для более чем стотысячного гарнизона это было очень немного.

Вечером из разведывательного отдела поступила информация о переброске немцами войск из-под Керчи в Бахчисарай и Алушту. Следовательно, передислокация 28-й и 170-й дивизий 11-й армии была замечена. Впрочем, скрыть переброску такого количества войск было практически невозможно. Сравнительно верно был определен и район предполагаемого сосредоточения новых дивизий – на ялтинском направлении. Вторым угрожаемым сектором оставался Бельбекский[48]. Но какой из них будет главным в будущем немецком наступлении или же удар будет нанесен с двух направлений, все еще оставалось неясным. Особо неприятным известием стали сведения, что при налетах противник использует советские авиабомбы из захваченных на Керченском полуострове складов. «Нашими бомбами нас же и бомбят», – сетовал майор А.И. Ковтун[49].

В этот день штабом артиллерии Приморской армии была отмечена активность немецких орудий. Одно за другим, с разных позиций, они совершали одиночные выстрелы по заданным целям. По мнению начальника артиллерии армии генерала Н.К. Рыжи, это вели пристрелку новые батареи, прибывшие с Керченского полуострова. Майору А.И. Ковтуну генерал сказал: «Не сегодня завтра надо ждать наступления… Пристреливаются, значит, последует артподготовка»[50].

И генерал Н.К. Рыжи ошибся в своих выводах. Ни на следущий день, ни через неделю наступление так и не началось.

Командир VIII авиакорпуса генерал В. фон Рихтгофен со своим адъютантом в первой половине дня 1 июня совершил полет на самолете «Физилер-Шторьх» над позициями, занимаемыми советскими войсками в северном секторе обороны. Целью полета являлось «ознакомление с местностью предстоящего наступления вдоль Штефанусвег[51]. Главным намерением было составить впечатление о густоте лесистой местности, чтобы из этого сделать заключение о правильном использовании (213-го. – О.Н.) полка». Самолет дважды пролетел над позициями на высоте около 150 м над землей. Немцам показалось, что в районе высоты ПМ 02 лес более редкий и сквозь кроны деревьев видна земля. Оттуда на восток заросли становятся гуще. Позиции советских войск не просматривались ни наблюдением, ни на аэрофотоснимках. Не разглядев с воздуха оборонительные линии из-за их отличной маскировки, немецкое командование сделало вывод, что бои в лесной полосе не станут чересчур затруднительными для пехоты. Но дальнейшие события показали, как сильно заблуждался противник.

1 июня командующий 11-й армией сообщил командирам подчиненных ему соединений дату дня «А»: 2 июня в 4.00 по берлинскому времени начинается артиллерийское наступление. Оно должно:

– скрыть от противника истинную дату перехода пехоты в наступление;

– подавить боевой дух советских войск и деморализовать их;

– уничтожить артиллерийские, минометные батареи, полевые укрепления;

– в последний день перед атакой пехоты нанести удар по штабам, узлам связи и наблюдательным пунктам, чтобы ослепить и дезорганизовать систему управления[52].

Общая ситуация, район и цели для наступления выглядели аналогичными тем, которые намечались в декабре 1941 г. Но в сравнении со вторым штурмом были и существенные отличия. Так, дивизии получили значительное усиление, полосы для наступления сделаны уже, войска лучше подготовлены к ведению боя на пересеченной местности. Помимо этого, корпусу приданы такие тяжелые артиллерийские системы, как «Карл», «Дора», железнодорожные установки и другие орудия крупных калибров. И пусть возможная степень эффективности названных систем пока еще малоизвестна, но она будет определена в ходе наступления.

Боеприпасов подвезено в достаточном количестве: в частности, имелось до шести боекомплектов для легких и тяжелых полевых гаубиц. Расходовать снаряды предполагается следующим образом: половина боекомплекта во время артиллерийской подготовки, полтора – для боев на северной стороне, полтора – для преодоления Северной бухты и р. Черная, с тем чтобы на борьбу за внутренний обвод крепости и за мыс Херсонес осталось еще два с половиной боекомплекта. Также запланировано применение тяжелых минометов, которые хорошо зарекомендовали себя в сражении на Керченском полуострове[53].

Первого июня в части и соединения секторов поступило обращение Военного совета Черноморского флота к защитникам Севастополя. В нем говорилось, что немецкое командование приготовилось к решающему штурму города. Перебросив сюда войска с керченского направления, оно намеревается взять Севастополь за несколько дней. Поэтому бойцам следует быть стойкими и бесстрашными, уничтожать немцев всеми силами, сорвать замысел противника и отстоять город[54]. Ввиду предстоящего в самом ближайшем будущем немецкого штурма активизировал свою работу Политотдел армии и вслед за ним – политотделы частей и соединений. Проводились партийные собрания, разъяснительные беседы, митинги под общим девизом «Севастополь врагу не отдадим!».

В соответствии с разработанным планом в 6.00 2 июня противник начал артиллерийское наступление. Немецкие и румынские орудия открыли огонь по оборонительным позициям на всем протяжении фронта. Обстрел продолжался до 6.40 и, по мнению немецких наблюдателей, был эффективным.

В ответ в 6.30 открыли огонь советские орудия, но они практически не вели контрбатарейную борьбу, а ограничились обстрелом некоторых участков обороны войск противника, преимущественно в районе Бельбекской долины. Как только прекратился немецкий обстрел, замолчали и они.

В своих донесениях за этот день немцы отмечали, что советская пехота вела себя пассивно, вследствие чего сложилось впечатление, что на некоторых позициях оставлены лишь слабые части прикрытия, а в отдельных траншеях вообще нет никаких войск: «Так как помимо этого наблюдалось оживленное передвижение судов в западном направлении, у некоторых сформировалось мнение, что противник оставляет Севастополь»[55]. Но более внимательное наблюдение это предположение не подтвердило. Немцы сделали в итоге вывод, что в ожидании атак советское командование не желало нести излишние потери и на время артиллерийского обстрела просто отвело свои войска в глубь обороны. Также бросилось в глаза слабое зенитное прикрытие Севастополя: немецкие самолеты практически не встречали с земли противодействия своим налетам, что позволяло им точно выходить на намеченные цели.