Легенда о Монтрозе - Скотт Вальтер

— Вы так думаете? — гордо спросил Аллан, нет и я кое-что принес.

Руки и лицо его были обрызганы кровью, и приподняв полу своего пледа, он положил на стол еще теплую человеческую голову и злобно проговорил: «Кто может, пускай положит перед вами голову поценнее!»

^{Положил на стол еще теплую человеческую голову.}

Мы тотчас же узнали, что это была голова Гектора, одного из известнейших предводителей детей тумана, страшного своей силой и жестокостью. Он был в числе убийц лесничего и спасся только благодаря своей ловкости и храбрости. Аллан отказался рассказать нам, каким образом он убил Гектора, но по всему было видно, что убийство произошло после отчаянной схватки, так как Аллан был покрыт ранами. После этого отец его стал еще более бояться мести детей тумана, но Аллана ничем не могли удержать дома. Ему приходилось убегать из дому по ночам, выпрыгивая в окно, и приносить не по одной, а по две головы своих врагов. Дикие дети тумана стали чувствовать пред ним панический страх, приписывая ему сверхъестественную силу, что не мешало им однако же продолжать грабить Мак-Олеев и их союзников. Это вынудило снарядить против них экспедицию, в которой принимал участие и я. Наше предприятие было успешно, и мы жгли и убивали все, что ни попадалось нам на глаза. Даже женщины не находили пощады, и одна только девочка, улыбавшаяся под кинжалом Аллана, избежала его мести, — и то по неотступной моей просьбе. Ее взяли сюда и воспитали под именем Анноты Ляйль. Надо думать, что она бесспорно одна из самых красивых девушек на свете. Аллан долго не мог видеть этого ребенка и почему-то воображал, что девочка не принадлежит к ненавистному племени его врагов, но во время набегов взята ими в плен. Предположение это конечно допустить можно, но Аллан считает его несомненным фактом. Теперь он любит ее особенно за ее превосходную игру на маленькой арфе, которая замечательно успокаивает его расстроенные нервы. Здесь все любят Анноту Ляйль и относятся к ней скорее как к сестре хозяина, чем как к его воспитаннице. Действительно, она так мила, так грациозна, так увлекательна…

— Берегитесь, граф, — с улыбкой заметил Андерсон, — нельзя так расхваливать девушку, которая нравится другому. Аллан вряд ли оставит в живых соперника.

— Тут бояться нечего, — вспыхнув отвечал граф, — Аллан любить не может, а для меня неизвестность происхождения Анноты является непреодолимым препятствием, беззащитность же ее положения устраняет всякие другие мысли… Мне остается прибавить к моему рассказу, что к Аллану все относятся со страхом и уважением вследствие его дара предвидеть будущее.

— Такой человек конечно должен иметь влияние на суеверных горцев, — заметил Андерсон, — неужели, граф, вы верите в его сверхъестественные способности?

— Нет, я думаю только, что не смотря на свою болезность, он сообразительнее других. Ну, а теперь нам пора ложиться спать.

На следующее утро гости рано поднялись в замке, и граф, перекинувшись несколькими словами с Андерсоном, обратился к ротмистру Дольгетти.

— Ну, что же, ротмистр, надо нам или расстаться навсегда, или поздравить друг друга товарищами по службе.

— На это я скажу вам, положа руку на сердце, — отвечал ротмистр — что если мне также придется по душе ваша плата, как пришелся ваш провиант и общество то я сейчас же готов присягнуть вашему знамени.

— Жалованье у нас будет теперь половинное, — отозвался граф Ментейт, — но после кампании мы отдадим и вторую половину.

— Если бы я мог быть уверен, что мое законное наследство, мое родовое поместье в Друмтвакете, находится в руках у кого-нибудь из конвентистов, и, следовательно, в случае успеха его можно отнять, то я так ценю свое родное местечко, что готов служить вам ради одной этой надежды.

— Могу разрешить сомнения ротмистра Дольгетти, — вмешался второй слуга графа, Сибальд. — Если владение его находятся в пятнадцати милях от Абердина и называются «Длинным голым болотом», то оно куплено недавно Страттаном, записным каверзником из приверженцев конвента.

— Круглоголовая собака! — крикнул Дольгетти. — Кто дал ему право покупать родовое имение, которым мы владели более четырехсот лет! Ну, когда дело пошло на то, чтобы вытянуть за уши этого конвентиста из моего отцовского наследства, то я ваш, граф, ваш телом и душою с руками и саблей до самого гроба, или до конца первой кампании.

— А я, с свой стороны, скреплю нашу дружбу, — сказал граф, — выдачей вам вперед за месяц жалованья.

— Это, пожалуй и лишнее, — отозвался ротмистр, опуская в то же время полученные деньги в карман. — А теперь надо пойти посмотреть на Густава.

— Вот и новый рекрут, — сказал граф Ментейт Андерсону, когда Дольгетти вышел из комнаты. — Боюсь за него!

— Ничего, нам такие люди нужны, — отвечал Андерсон.

— Идемте вниз, — продолжал граф. — В замке начались какие-то хлопоты.

При входе в зал слуги графа почтительно остановились в дверях. Граф стал здороваться с лордом и англичанами, а Аллан сидел на том же месте, как и накануне вечером, не обращая по-видимому внимания ни на что.

— Алистер-Мура будет сегодня к вечеру! — доложил вбежавший в комнату Дональд, — со свитою человек в тридцать.

— Вели положить соломы на большой чердак, — приказал лорд.

Через минуту в комнату вбежал другой слуга и доложил о приезде Гектора Мак-Леона с значительной свитой.

— Их поместишь в солодоварне, подальше от Мак-Дональдов, с которыми они заклятые враги, — распорядился Ангус.

Через минуту вошел опять Дональд и доложил, что со всех сторон идут вожди со свитами. Ангус уже начинал приходить в тупик, как их разместить, когда Аллан неожиданно вскочил с своего места и грубо вскричал:

— К чему эти затеи? Разве у нынешних шотландцев кровь не так горяча, как у их предков? На ужин разбейте бочку с водкой. Трава послужит им постелью, свод небесный кровом, а пледы одеялами.

— Аллан прав! — сказал Ангус. — Он нередко бывает смышленее всех нас, взятых вместе.

— Да, — продолжал Аллан, устремив странный взор в другой конец залы, — начнут они лучше, чем кончат! Многие из тех, кто будет спать у нас на лугу, скоро уснут вечным сном и не будут больше чувствовать холода.

— Брат! Не предсказывай нам несчастия! — крикнул Ангус.

— Да какого же вы ждете счастья, — отвечал он и с закатившимися глазами упал на руки к Дональду и брату.

— Ради Бога, Аллан, — сказал ему Ангус, когда он пришел в себя, — не приводи нас в отчаяние своими грустными предсказаниями.

— Пусть каждый видит свою судьбу, как я ее вижу, — отвечал Аллан. — Чему быть, того не миновать. Но как бы то ни было, мы еще раз будем храбро драться на победоносных полях, пока не встретим мрачных эшафотов.

— Какие эшафоты? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Сами скоро все узнаете, — проговорил он и впал в глубокую задумчивость.

— Позовите скорее Анноту Ляйль! — распорядился Ангус. — А вас, джентльмены, прошу пожаловать закусить.

Все пошли за хозяином, кроме графа Ментейта, поместившегося в амбразуре окна.

Через несколько минут в комнату вошла девушка с арфою в руках Она была небольшого роста и такая тоненькая, что не смотря на ее восемнадцать лет, ей можно было дать не более четырнадцати. Каштановые волосы вились кругом необыкновенно красивого и веселого личика. При виде этой миловидной девушки всем становилось понятным, почему она была всеобщей любимицей в замке.

Заметив графа, Аннота улыбнулась и покраснела.

Ментейт тотчас же подошел к ней и приветливо пожелал ей доброго утра.

— И вам также, граф, — отвечала она, протягивая ему руку. — Как редко вы бываете у нас в замке, и кажется, теперь приехали не совсем с мирными намерениями?

— Но во всяком случае не с намерением помешать вашей игре, которая так необходима Аллану, — отвечал граф.