Евгений Салиас - Свадебный бунт

И теперь въ Астрахани, точно такъ же какъ во всѣ смуты всѣхъ временъ, тотчасъ же въ этой собравшейся разношерстной толпѣ возникъ вопросъ и побѣжалъ изъ устъ въ уста, передаваемый по всему Кремлю и Бѣлому городу.

— Какъ же быть теперь безъ воеводы то? Надо, братцы, воеводу. Кто-же теперь воеводой-то будетъ?

И затѣмъ черезъ какихъ-нибудь полчаса уже гулъ стоялъ. Ревѣли сотни голосовъ.

— Выбирай воеводу!

На крыльцѣ воеводскаго правленія Лучка Партановъ громогласно и краснорѣчиво говорилъ, будто пѣлъ, и частилъ словами, точно соловей заливался. Онъ держалъ рѣчь къ народу, толкуя, что безъ властей порядку не будетъ. Нуженъ и воевода, и помощники къ нему, всякіе дьяки и поддьяки. Только нужно выбирать новыхъ, чтобы старыхъ никого не брать, чтобы о прежней волокитѣ судейской и помину не было. Нужны люди добрые, совѣстливые, порядливые, истинные христіане, а не мучители и кровопивицы, лихоимцы и грабители московскіе.

— Кого же выберемъ? — зычно крикнулъ Лучка, оканчивая рѣчь. — Рѣшай, православные! Въ кругъ становись! Всѣмъ міромъ! Выбирай, кому быть воеводой!

Впереди, конечно, стояли всѣ тѣ же главные сподвижники коноводовъ бунта. Нѣкоторые были изъ вчерашнихъ обитателей ямы, нѣкоторые изъ тѣхъ, что вчера разбивали кабаки и первые, нагрузившись виномъ, сорвали Кремлевскія ворота и уложили нѣсколько человѣкъ караульныхъ.

— Якова Носова! — раздался чей то голосъ.

Но вслѣдъ затѣмъ наступило молчаніе. Какъ будто бы большинству показалось это предложеніе страннымъ, неподходящимъ. Инымъ, можетъ быть, показалось, что кто-то шутку шутитъ. Другіе же вовсе такого имени еще не слыхали или слышали мелькомъ.

— Носова! Посадскаго Носова! — раздалось еще нѣсколько голосовъ.

— Вотъ Быкова! Онъ стрѣлецъ.

— Ребята, Панфилова! Панфиловъ староста церковный.

— А то звонаря съ звонарихой! — отозвался громко Лучка. — Тѣхъ, у кого Ржевскаго нашли!

Ближайшіе захохотали, и снова гулъ пошелъ по всей толпѣ.

— Носова, сказываю — Носова! Онъ всему заводчикъ былъ, — крикнулъ одинъ голосъ. — Онъ учёрось весь городъ на свой счетъ виномъ угощалъ. Что денегъ потратилъ!

— Кто угощалъ, ребята?

— Носовъ угощалъ.

— Носова, вѣстимо, Носова! — отозвались сразу повсюду. — Онъ угощалъ, Носовъ.

— Носова, Якова Носова!

— Носову быть воеводой!

И имя посадскаго Якова Носова стало перелетать въ толпѣ какъ мячикъ изъ мѣста въ мѣсто, и скоро, казалось, вся площадь уже ревѣла два слова:

— Якова Носова!

Въ эту минуту посадскій, по прозвищу Грохъ, появился на крыльцѣ. Онъ былъ блѣденъ какъ снѣгъ и руки его слегка подергивались. Онъ, казалось, не твердо стоитъ на ногахъ. Обернувшійся на него Партановъ даже удивился.

— Что за притча? — подумалъ онъ. — Испужался, что ли, чего?

Но Грохъ не испугался. Грохъ дожилъ до того мгновенья, которое было для Партанова и другихъ случайностью, а для него осуществленіемъ давнишней, завѣтной и совсѣмъ несбыточной мечты.

Не въ такомъ видѣ, не въ такомъ образѣ, не при такихъ условіяхъ, не на крыльцѣ воеводскаго правленія астраханскаго кремля представлялась Носову эта желанная минута. Все пошло иначе. Но то, что случилось, была давнымъ давно имъ желанная минута, обдуманная, и за послѣдніе дни даже ожидаемая.

— Слушай, православные! — проговорилъ посадскій Носовъ, едва слышно, не имѣя силъ овладѣть своимъ языкомъ, который отъ волненія едва двигался. — Спасибо вамъ крѣпко! Я берусь воеводствовать, заведу порядки иные, не чета мо? сковскимъ. Будетъ у насъ всѣмъ людямъ судъ справедливый, поравенный, безъ лицепріятія. Лихоимцевъ самый корень выведу. Грабителей и мучителей истреблю до единаго. Обѣщаюсь, что будетъ въ городѣ Астрахани тишь и гладь и Божья благодать, какъ говоритъ пословица. Московскихъ и царскихъ указовъ и даже войсковъ и полковъ я не побоюсь. У насъ свои пушки и пистоли заведутся, свои солдаты и войска будутъ. Была когда-то Астрахань татарскимъ ханствомъ, отчего же намъ опять не быть самимъ по себѣ астраханскимъ царствомъ! Но одно скажу: попущенія ни чему худому отъ меня не будетъ. Ужъ коли я воевода, я буду имъ по-божески. Обѣими руками править начну, и за всякіе порядки коли я отвѣтчикъ, такъ и воля моя должна свято соблюдаться всѣми обывателями отъ мала до велика — и православными россійскими людьми, и всѣми гостями, и инородцами. Но вотъ спасибо и спасибо вамъ паки и поклонъ низкій за чествованіе.

Грохъ замолчалъ, оглядѣлъ глазѣющія глупо на него со всѣхъ сторонъ лица, повернулся и вошелъ снова въ домъ воеводскаго правленія; Носовъ отлично понималъ, что рѣчь его къ этому сброду ни на что не нужна, что выборъ этотъ ничего не значитъ. Но надо было съ перваго же дня заставить народъ толковать по всему городу о себѣ. Пускай пойдутъ толки, что новый воевода Носовъ, выбранный на площади въ кремлѣ, обѣщаетъ, что будетъ всѣмъ поравенный судъ, будетъ миръ, будетъ всякая благодать, но вмѣстѣ съ тѣмъ будетъ строгое и крѣпкое соблюденіе тишины и порядка.

Расчетъ Носова удался. Обѣщаннымъ строгостямъ повѣрили, новымъ порядкамъ тоже. Носовъ тотчасъ же вызвалъ въ большую горницу воеводства ближайшихъ своихъ сподвижниковъ: Быкова, Колоса, Зиновьева, Партанова и другихъ. Когда они собрались, Носовъ сталъ передъ ними и спросилъ:

— Такъ я воевода, сказывали вы?

— Вѣстимо, ты, Яковъ. Чего спрашиваешь? — раздались голоса его пріятелей.

— Ладно; такъ первый мой приказъ будетъ очистить площадь, запереть всѣ ворота, въ Пречистенскихъ стражу поставить и никого въ кремль не впускать до завтрашняго дня. Второе — убрать убитыхъ и честнымъ порядкомъ похоронить. Тотчасъ же собирать охотниковъ въ новый мой воеводскій полкъ и вписать ихъ поименно. Тотчасъ же выдадимъ всѣмъ за недѣлю впередъ жалованье въ руки, и сколько наберется, сейчасъ же разставимъ караульными по тѣмъ мѣстамъ, которыя я скажу. Завтра по утру объявить, что будетъ въ соборѣ послѣ литургіи молебенъ, а послѣ молебствія кругъ и совѣтъ насчетъ астраханскихъ дѣловъ.

Черезъ какихъ нибудь полчаса времени первыя три приказанія воеводы были уже исполнены, и все совершилось мирно, быстро, какъ по маслу.

Во-первыхъ, толпѣ зря снующаго народа было объявлено, чтобы очистили кремль. Только въ одномъ углу площади сотня подгулявшихъ разношерстныхъ молодцовъ подъ предводительствомъ одного парня, выпущеннаго наканунѣ изъ ямы, стала шумѣть, какъ бы не желая уходить изъ кремля, гдѣ еще были цѣлы церкви и многіе дома. Имъ было объявлено, что за ослушаніе ихъ немедленно примутъ въ топоры.

Въ задорной и подгулявшей кучкѣ нѣсколько голосовъ захохотали въ отвѣтъ.

— Вы вотъ какъ! — крикнулъ Быковъ, взявшій на себя очистку площади. — Бери ихъ чѣмъ попало, ребята. Коли, руби, вали!

И Быковъ вмѣстѣ съ двумя десятками своихъ вооруженныхъ молодцевъ врубился въ кучу озорниковъ и въ одно мгновеніе разогналъ всѣхъ; только двое убитыхъ осталось на мѣстѣ да нѣсколько раненыхъ побѣжало въ разныя стороны.

Затѣмъ тотчасъ всѣ трупы бывшаго начальства были убраны.

Когда смерклось, то около воеводскаго правленія была другая толпа, чинная, порядливая, и тихо ожидала очереди. Всѣ по очереди перебывали въ прихожей воеводскаго правленія и вышли снова на площадь. Но каждый, входившій съ пустыми руками, возвращался съ оружіемъ, отъ мушкетона и пистоли до сабли, бердыша или пики. Что-нибудь да получалъ онъ. Но вмѣстѣ съ оружіемъ получалъ жалованье изъ «государевой казны» за цѣлую недѣлю впередъ.

Большая часть охотниковъ, записавшихся въ новый полкъ, придуманный и сформированный новымъ воеводой, были изъ стрѣльцовъ, старые и молодые. Главное начальство надъ ними было поручено, конечно, старику стрѣльцу Быкову. Онъ получилъ званіе стрѣлецкаго тысяцкаго. Тотчасъ же были выбраны сотники, пятидесятники и десятники. Лучка Партановъ, конечно, попалъ въ сотники.

— Черезъ недѣльку, гляди, мы и кафтаны заведемъ съ позументомъ, — говорили новобранцы.

Еще солнце не совершенно опустилось на горизонтъ, когда въ кремлѣ у всѣхъ воротъ и зданій казенныхъ стояли часовые и караульные изъ новобранцевъ, считавшіе начальствомъ и хозяиномъ кремля и всей Астрахани не кого иного, какъ воеводу Якова Матвѣевича Носова.

«Воевода Носовъ» уже звучало въ устахъ многихъ такъ же согласно и законно, какъ за день передъ тѣмъ звучало «воевода Ржевскій».

Но воевода Носовъ былъ иного поля ягода, чѣмъ покойный Тимоѳей Ивановичъ, погибшій жертвой своей лѣности и добродушія. Воевода Носовъ весь вечеръ и часть ночи не спалъ, а сидѣлъ и дѣломъ занимался. Ни разу не побывалъ онъ тамъ, дома у себя, тамъ, гдѣ были жена и дѣти. Хорошій семьянинъ Яковъ Носовъ, ставшій теперь воеводой, почти позабылъ о существованіи жены и дѣтей.

Поздно ночью, уже засыпая въ горницѣ, гдѣ часто бывалъ онъ у покойника Ржевскаго, онъ вдруъ вспомнилъ о семьѣ своей. Вспомнилъ онъ только потому, что вдругъ ему померещилось, почудилось, что онъ болѣе не увидится съ женой и дѣтьми. Ему пришло на умъ, что, можетъ быть, за эту же ночь кто-нибудь, подосланный отъ уцѣлѣвшихъ еще въ кремлѣ и городѣ властей, прирѣжетъ его здѣсь соннаго, какъ малаго младенца.