Константин Коничев - Петр Первый на Севере

– Не утаю, батя. С лихвой поторговал: присчиталось мне за труд без пяти алтын рубль. Вот они, забирай до копеечки…

В то лето Петр с войском отбыл из Архангельска в Соловки, а потом, через Нюхчу, к Онежскому озеру и на Ладогу.

Не был забыт царем Михайло Аврамов. Отправившись на попутных барках с иноземными приказчиками и товарами по Двине и Сухоне, где-то бурлацкой силой, где-то лошадьми тянули лямку, а когда и под парусами шли, – увидел и познал тогда Михайло, в какой далекой крайности обретается родной Архангельск от Вологды и Москвы.

Сопроводительная грамота в сундучке с хлебными сухарями была бережно завернута в вышитый рукотерник. А на бумаге приказание – быть ему, Михайло Аврамову, в Москве при Оружейной палате дьяком, сведущим в познании книжных и художественных дел…

Оружейная палата в Москве уже в ту пору славилась не только богатейшими сокровищами искусств, но она еще, как рассадник русской культуры, имела мастеровых людей, отличных умельцев, чеканщиков и филигранщиков из Устюга и Сольвычегодска, живописцев-изографов из Вологды, Ярославля, Владимира и Новгорода, литейщиков и оружейников из Тулы…

Восприимчивому архангелогородцу Михайле Аврамову было чему здесь поучиться.

Прошло десять лет с того времени, как, по милости Петра, Аврамов покинул Архангельск и служил дьяком, ведавшим хранилищами единственного в стране музея. За эти годы пребывания в Москве он изучил печатное дело и, видимо, не раз еще был в книжных делах примечен Петром.

Первая типография в Петербурге, повелением Петра, возникла в 1711 году. Для начала она была оборудована одним печатным станом, привезенным из Москвы.

Книги выходили неспешно, с великой осмотрительностью. Директор типографии Михайло Аврамов, как того и ожидал Петр, познал в Оружейной палате и на Печатном дворе все «художества», относящиеся к печатанию. Начитанный и преданный любимому книжному делу, Аврамов, облеченный доверием государя и контролируемый им, приступил к изданию книг.

Аврамов начал свою книжную деятельность с печатания книги, называемой «Краткое изображение процессов или судебных тяжб. Против римскоцесарских и сазонских прав учрежденное».

В январе 1712 года, еще до выхода первой книги в Петербурге, Михайло Аврамов тиснул в одном экземпляре собственные стихи, посвященные прославлению побед Петра. Печатный текст стихов художественно разрисовал гравер Алексей Зубов, работавший при типографии. (Ныне уникальный лист приветственного стихотворения хранится в Русском музее в Ленинграде.) Это были самые первые стихи, посвященные деяниям Петра. Сочинитель Михайло Аврамов, обладавший для своего времени достаточной грамотностью, в стихосложении был не весьма искусен. Держась высокого «штиля» и именуя себя «последним нижайшим рабом», он писал:

Дальше, отметив военные заслуги Петра, автор завершил вирши пожеланием:

Позже в отчете за пятнадцать лет книжного дела в Петербурге Михайло Аврамов писал:

«Дело типографское учинено здесь токмо для лучшего обучения русского народа, чего ради и мастеры иноземцы из Риги и Ревеля были высланы, с которыми отправлялись во флоты корабельные и галерные сигнальные книги и листы и прочие гражданские науки и на иностранных языках книги, что ныне и одни российские мастера отправляют; также и пунсонному и словолитному делу из русских людей пунсоны делать и литеры отливать обучались мастерством не хуже иноземцев, а гридорованных дел мастеры и живописцы здесь же в делах тех, а наипаче в рисовании, наилучшую получили науку… И хотя сия типография наиболее для обучения в общую народную пользу российских людей учинена, но к тому же и разных книг и прочих дел по сей 1726 год на 49 528 рублей 3 с половиной копейки напечатала…»

Без повеления Петра и без его предварительного просмотра дозволялось печатать только мелочи – объявления, табели, инструкции, приветственные и поздравительные грамоты, таблицы и копии указов. Книги, а тем более светские книги, требовали пристального и понимающего взгляда.

Аврамов, по сути дела, выполнял роль издателя и цензора. Есть примеры, когда директор типографии, весьма верующий человек, предостерегал от издания «крамольных» книг даже самого государя.

Как-то, отлучаясь на долгое время из Петербурга, Петр позвал к себе Аврамова и передал ему рукопись, переведенную с немецкого Яковом Брюсом.

– Сия вещь – сочинение зело ученого мужа Христиана Гюйгенса, – сказал Петр, – перевел и прислал нам Брюс, речется «Книга мирозрения или мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях». Пусть люди ведают, что такое есть мироздание. Печатай одну тысячу и двести экземпляров. Приукрась книгу гравюрами Зубова или другого достойного мастера.

– Будет исполнено, ваше величество. Жаль, вскорости не можно сделать: мелкие делишки тому помехой служат…

– Какие? Назови, – потребовал Петр.

Пригибая пальцы, Аврамов начал перечислять:

– Копия указа о пошлинах с отпуска хлеба да еще книга «Устав воинский о должности генералов…». Есть к печатанию «Грамота Константинопольского патриарха Иеремии о разрешении вкушать мясо во все посты, кроме недели перед причастием»…

– Преважнейший документ! – усмехаясь, перебил Петр директора типографии. – Словно брюхо у нас не ведает того, что ему потребно и здравию полезно. Ладно! Печатай и патриарха, да не осуждают меня попы и подпопки за нарушение постов. Что еще?

– «Юности честное зерцало или показание к житейскому обхождению». Сия книжица на спасов день в продажу выйдет…

– Доброе дело. «Зерцало» надобно весьма и взрослому люду, а недорослям особливо. После «Зерцала» тем же шрифтом печатай Брюсов перевод «Мирозрения». В мое отсутствие кабинет-секретарь Алексей Макаров над тобой голова и советник…

Придя домой, директор типографии разложил на столе рукопись и приступил к чтению. Но чем дальше читал, тем больше дивился и возмущался. Что же такое нехристь Брюс подсунул царю? Да читал ли сам Петр сие богопротивное паскудство?.. А если не читал перевода, тогда мне быть в ответе пред царем и богом…

Было над чем призадуматься первому питерскому книгопечатнику. В «Книге мирозрения», вопреки божьим законам и ветхозаветным церковным прописям, преподносилась читателям гелиоцентрическая система мира Коперника в доступном изложении Гюйгенса, допускалось существование иных миров во вселенной и возможность нахождения жизни, живых организмов на других планетах. Библейская версия о сотворении мира Саваофом в шесть дней подвергалась сокрушительному уничтожению. И надумал тогда Михаиле Аврамов отпечатать не 1200 экземпляров этой книги, как велел ему Петр, а только тридцать… Петр возвратился из-за границы и не в последнюю очередь заинтересовался делами типографии. Аврамов принес ему все отпечатанные экземпляры «Мирозрения» и доложил:

– Ваше величество, не могу, опасаюсь даже хранить в типографии противное богу безумство, переведенное сумасбродом Брюсом. Тиснул тридцать книжиц, не казните меня за это… А ежели угодно милости вашей – печатание можем продолжить.

– Что ж, Михайло, может быть, ты и справедливо судишь: не всякому такую книгу в руки дашь. Но мы не веки вечные должны невеждами быть, когда другие о том давно ведают. Пора и нам заблуждения искоренять из народа. Однако и тридцати книжек пока довольно станет. А как понадобится – прибавку напечатаем…

Семь лет в узких кругах Петербурга читали Брюсов перевод «Космотеороса» Христиана Гюйгенса, изданного Аврамовым. В 1724 году эта книга вышла в Москве. Начиналась она словами: «Во имя Иисусово, аминь» – дабы подобной оговоркой угодить особам духовным…

Служба в должности дьяка Оружейной палаты, а затем – директора первой Петербургской типографии вывела Михаила Аврамова в статские советники. Вращаясь среди привилегированных особ, Аврамов почитался человеком образованным. Он сумел стать зятем любимца Петра кабинет-секретаря Алексея Макарова. Выгодной свадьбой приумножил свои, добытые правдами и неправдами, богатства. Роскошная жизнь в новой столице, избыточные доходы разлагающе подействовали на тридцатилетнего книжника, предавшегося щегольству, пьянству и распутству. Потом он подпал влиянию монахов и духовенства старого уклада и каялся во всех своих прегрешениях, плотских и духовных:

– Из-за проклятых денег, не ведая куда их девать, тратил оные на пьянство и блуд и на прочие безумные дела и злодейства…