Леопольд Захер-Мазох - Только мертвые больше не возвращаются

Маша громко разрыдалась.

– Ну, говори, – продолжала царица, по-прежнему заставляя девушку стоять перед собой на коленях, – ты согласна, или ты хочешь придумать еще какие-нибудь истязания для этого жалкого создания?

Маша в знак отрицания печально покачала головой.

– Если мой возлюбленный оказался не в силах противостоять чарам твоей красоты, возвышенная женщина, то я не могу на него за это сердиться! Кто из мужчин может видеть вас, приблизиться к вам и не боготворить вас?

Екатерина улыбнулась, на сей раз дружелюбнее, ибо невольное восхваление простой девушки польстило ей.

– Я прощаю ему, что опьяненный твоей божественной прелестью, он позабыл меня, – продолжала Маша, – и я умоляю вас, государыня, вспомнить честное слово, которое вы милостиво дали мне.

– Я дала его на тот случай, если твое предупреждение предотвратит нападение этого безрассудного человека.

– Нет, нет, вы дали его безо всяких условий.

– Правда? – Екатерина досадливо нахмурила брови. А если я считаю себя освобожденной от данного обещания, кому ты собираешься на меня жаловаться?

– Вам самой, – воскликнула Маша, – потому что вы не можете оказаться столь неблагородной, вы великая, а следовательно, великодушная. Что может быть священнее монаршего слова?

– Я не в праве помиловать Чоглокова, – возразила Екатерина Вторая, решительно и категорично отвергая приведенный аргумент, – это только вдохновило бы недовольных! И прежде всего его самого! Разве я когда-нибудь чувствовала бы себя в безопасности от его ненависти? Поверь мне, Маша, я обязана проявить непреклонность: только мертвые больше не возвращаются.

– Ради всего святого, – закричала бедная девушка, вместе с ним вы убьете и меня! Сжальтесь над моею жизнью.

– Довольно, Маша, – сказала императрица, внезапно обрывая ее с той особой суровостью, благодаря которой заставляла трепетать любого, когда ей того хотелось, даже самоуверенного грубияна Орлова, – довольно, иначе я потеряю терпение и выпровожу тебя вон. Чоглоков должен умереть и точка.

– Немедленно?

– Ну нет, перед этим я велю пытать его, чтобы узнать, были ли у него сообщники.

– Их у него не было.

– Это не причина, чтобы освобождать его от мучений, – с издевкой бросила царица.

– Какой ужас! Разве вы забыли, что обещали мне?

– Я и в самом деле это забыла.

Маша вскочила на ноги и посмотрела на царицу со всей ненавистью и отвращением, какими только природа наделила ее нежную душу.

– О, я слишком поздно разглядела, что Чоглоков был прав, да, вы воистину новая Семирамида, как они именуют вас, вы лишены чувства сострадания, вам неведома доброта, ваши одежды запятнаны кровью, и вы будете проливать кровь до тех пор, пока живете. И я, безумная, еще хотела вас спасти! Убить вас – благое дело.

– Девушка! – в ярости закричала Екатерина Вторая и замахнулась было на Машу сжатым кулаком, однако тотчас одумалась и лишь презрительно пожала плечами. – Ты, как я вижу, действительно потеряла рассудок.

– Лучше рассудок, нежели честь.

– Что ты имеешь в виду?

– Я назову вас бесчестной, если вы не сдержите свое императорское слово.

Екатерина отступила на шаг, ее светлые глаза метали зеленые молнии, ее губы конвульсивно подрагивали, а грудь учащенно вздымалась.

– Такого мне еще никто не говорил.

– Я говорю вам это, – воскликнула Маша, – я, которая вас не боится. Убейте меня, и все равно я скажу, что вы бесчестная, что вы вероломная.

Екатерина долго смотрела на смелую девушку, затем с внушительным спокойствием и подкупающей улыбкой на пухлых сладострастных губах промолвила:

– Я сдержу слово, сдержу в точности так, как дала его тебе. Итак, повтори-ка мне, как звучит мое обещание?

– Вы пообещали не убивать его.

– Это все? – выжидающе спросила Екатерина Вторая.

– Еще вы дали честное слово продержать его в заточении не больше года.

– Так и есть, – подтвердила царица, – я это обещала, и я намерена это для тебя выполнить, но выполнить в точности так, как я тебе обещала, ни на йоту меньше, ни на йоту больше. Я прикажу не казнить Чоглокова и только год продержать в тюрьме, ты понимаешь, однако не умереть за год заключения с голоду это уже его забота, поскольку ни пищи, ни воды он там не получит.

– Святые угодники!

– И уже сегодня я прикажу подвергнуть его пытке и допросить, потому что ведь ты не сказала, что я обещала тебе его не мучить.

Свет померк у Маши перед глазами, она тяжело ступая подошла к стене и, как слепая, долго ее ощупывала, не находя двери.

– Подожди, властно окликнула царица, – тебе придется присутствовать во время допроса Чоглокова как свидетелю и как доносчику.

Бедная девушка еще раз собралась с силами и сделала было шаг в направлении императрицы, но тут колени у нее подогнулись и она рухнула на пол перед неумолимой соперницей. Екатерина дернула колокольчик и велела унести ее.

Когда Маша пришла в себя, она обнаружила, что находится в большом зале, где за покрытым красным сукном столом сидело пятеро богато одетых мужчин. Перед ними стоял Чоглоков со скрученными за спиной руками, палач привязал его к ремню, свисающему с дыбы, и его подручные начали подтягивать его вверх.

Во время ужасных мучений Чоглоков высказывался точно так же, как и при обычном дознании. Он не отрицал, что ради освобождения отечества разработал план убийства царицы, но продолжал упорно настаивать на том, что соучастников у него не было и что ни один человек, кроме его невесты, не знал об этом покушении.

Теперь стали допрашивать Машу. Она с трудом держалась прямо и почти не могла говорить.

Ее высказывания полностью совпали с показаниями капитана.

После того, как Чоглоков прошел все стадии пытки и остался непреклонным, трибунал решил приступить к вынесению приговора. В этот момент, опираясь на руку Орлова, в зале появилась императрица.

– Он сознался? – спросила она с напускным равнодушием.

– Только в содеянном, ваше величество, – ответил председатель, – однако он отрицает, что у него были соучастники и сообщники.

– Его нужно пытать и притом беспощадно.

– Уже сделано-с.

– Хорошо, – продолжала Екатерина, пристально поглядев сперва на Машу, потом на Чоглокова, – а девушку вознаградили?

– Ваше величество не отдавало никаких распоряжений на сей счет.

– Доносчику всегда нужно платить, – быстро сказала царица, – и притом платить щедро.

С этими словами она извлекла кошелек, наполненный сверкающими золотыми червонцами, и бросила его Маше, как бросают медяки нищему.

Бедная истерзанная девушка издала пронзительный вопль и упала без чувств.

Кошелек шлепнулся на землю.

Только мертвые больше не возвращаются!

Чоглоков умер в тюрьме. Маша медленно чахла, пока родители не отправили ее в деревню, подальше от Москвы. Там она оправилась и там же пожелала остаться навсегда. Ее отец купил для нее небольшой домик с садом, где, занимаясь только своими цветами и имея прислугой одну старую крестьянку, она в одиночестве провела всю жизнь.

Она достигла преклонного возраста; война с турками, раздел Польши, сражения с французами отшумели мимо нее и канули в историю; она видела Наполеона, идущего на Москву, и огромную армию во время отступления; она еще помнила, как из Франции победоносно вернулся царь Александр и как на престол взошел Николай.

В день, когда пришла весть о победе русских при Наварине [12], Мария Самсонова, сидя в своем кресле с высокой спинкой, уснула навеки, на коленях ее лежал медальон, в котором хранилась прядь волос, а на крышке стояли слова «Апостол Чоглоков» и «навеки».

1 – В действительности манифест о созыве Уложенной комиссии (Комиссии о сочинении нового Уложения) был издан еще 14 декабря 1766 г. Согласно ему, в новый орган должны были быть избраны представители дворянства, городов, центральных правительственных учреждений, однодворцев, черносошных крестьян и жителей национальных окраин общим числом в 572 депутата. Сама же Екатерина II в самом деле прибыла в Москву к маю месяцу, когда начиналась практическая подготовка к съезду выборных.

2 – Торжественное открытие заседания Уложенной комиссии состоялось 30 июля в 10 часов утра молебном в Успенском соборе, после чего депутаты подписали присягу с обещанием добросовестно выполнять свои обязанности.

3 – После торжественного молебна все делегаты прошли в аудиенц-зал, где вице-канцлер А. М. Голицын от имени императрицы вручил членам комиссии ее «Наказ». 31 июля в 7 часов утра депутаты собрались на свое первое заседание.