Тим Северин - Ассасин Его Святейшества

Брови на круглом, в синеватых прожилках лице моего собеседника взметнулись вверх:

– Такую репутацию надо было еще заработать!

Однако мой тон оставался серьезным:

– Арн желает знать, связаны ли как-то обвинения против Папы с тем апрельским нападением на него. По рекомендации Алкуина выяснить это дело послали меня. Ты же был указан в качестве полезной связующей нити.

Павел с полминуты помолчал.

– Ну а если, скажем, имена тех обидчиков будут установлены, что тогда? – спросил он негромко.

– Этого пока не решено. Я здесь лишь затем, чтобы потихоньку собрать сведения. Ты поможешь мне в этом?

Последовала еще одна пауза, после чего мой старый друг с саркастичной усмешкой произнес:

– Конечно, я помогу тебе, Зигвульф… Безделье стало мне понемногу наскучивать. А в книге пословиц есть одно весьма мудрое изречение: «У Господа для его промысла припасено все, даже зло на черный день».

Он неторопливо поднялся:

– Но сперва давай подкрепимся. Как раз в это время дня у меня главная трапеза. Никаких излишеств: пищеварение у меня уже не то, чтобы злоупотреблять скоромным.

За копченой рыбой с соусом из фенхеля, а также хлебом и фруктами я поведал Павлу о том, что мне рассказал Альбин, и о своем посещении церкви Святых Стефания и Сильвестра.

– Я рассчитывал осмотреть ту церковь изнутри. Мне думается, что налетчики могли вначале затащить Папу туда, пока не показалась стража.

– То здание было некогда храмом Непобедимого Солнца, – рассказал хозяин дома, ловко отделяя от костей мясо сардинки. – А теперь это обитель Бога и монастырь, которым управляют приехавшие из Константинополя греки.

– А не могло ли у греков быть каких-то своих счетов со Львом, которые они вознамерились свести? Ведь та расправа по своей пылкости вполне в их духе, – заметил я.

– Ты имеешь в виду то, что они попытались выколоть ему глаза и отрезать язык?

– Да. Ведь так, кажется, заведено у греков Византии, когда они желают низложить неугодного им императора?

Признаться, я размышлял над этим во время своего неблизкого пути из Падерборна.

Бывший номенклатор возложил очищенную от костей рыбу на ломоть хлеба.

– Помнится, именно такой каре подвергла своего сына Константина императрица Ирина, чтобы захватить себе всю полноту власти. Ослепила его и заточила в монастырь.

Он откусил от хлеба с рыбой и, пожевав, продолжил:

– Однако есть существенная разница: язык Константину греки не отрезали. Ослепить его ослепили, но горящими угольями, а не острием ножа. – Он издал степенную отрыжку. – И свое дело они сделали успешно. Константин у них на этом свете не задержался: ушел в считаные дни.

Я понял, куда клонит собеседник, и сказал:

– Стало быть, тебе не верится, что Папе Льву в его заточении явился ангел и восстановил ему речь и зрение?

– Возможно, это было некоторым домыслом со стороны Папы и его приближенных. А что, рассказ чудесный! И привносит ореол святости в дурно пахнущую, в общем-то, историю. – Павел промокнул рот льняной салфеткой. – На мой взгляд, версия об участии в нападении греков несколько надуманна. Из того, что рассказал тебе Альбин, следует, что нападавшие на Папу были просто наймитами из трущоб. При желании их, в общем-то, можно выследить.

– У тебя есть среди таких людей связи?

В моем голосе сквозило удивление вперемешку с надеждой.

– Разумеется, не прямые, – ответил бывший сановник уклончиво. – Ты, вероятно, припоминаешь, что в бытность мою номенклатором я, помимо прочего, занимался возвращением реликвий раннехристианских мучеников. А это подразумевало выход на целый ряд посредников, имеющих дело с запретным товаром из мест погребения. Так что, может статься, они о чем-то таком наслышаны.

Павел жестом подозвал слугу, чтобы тот убрал со стола посуду.

– Возвращайся сюда дня через три, друг мой. Быть может, к той поре у меня будет чем с тобой поделиться.

Когда мы поднимались из-за стола, я поблагодарил его за помощь и гостеприимство.

Бывший номенклатор лишь отмахнулся:

– Друг мой Зигвульф, этим городом заправляют три группировки – знать, купцы и духовенство. Из них самая пронырливая действует в кулуарах Латерана. Если выяснится, что кто-нибудь из тех негодяев, что участвовали в нападении, окажется замешан и в попытке выселить меня из этой уютной резиденции, то я буду щедро вознагражден. Вернее сказать, отмщен.

– Даже если Арн и прочие члены королевского совета ничего против них не предпримут?

Павел снисходительно усмехнулся:

– Приведу еще одно изречение: «Дом праведника стоит и тогда, когда неправедные рушатся».

Три дня прошли ни шатко ни валко. Когда я возвратился на виллу Павла Номенклатора, тот ждал меня в компании смуглокожего человека среднего роста, чьи мелкокурчавые волосы по бокам были обриты: посередине его головы пролегал лишь гребень шириной в пятерню. От этого вид у него был варварски устрашающим. А еще у него была широченная шея – я таких, право, и не видывал. Могучая, она начиналась сразу под ушами, шла вниз и плавно переходила в широченные покатые плечи. Свободная внапуск туника не скрывала объемистой, как бочка, груди.

– Зигвульф, – с ходу начал хозяин дома, – я бы хотел познакомить тебя с Теодором. В прошлом он бывал мне весьма полезен в тех случаях, когда приходилось иметь дело с особенно несговорчивыми согражданами.

Я учтиво кивнул новому знакомому. Он поглядел на меня совершенно бесстрастно. Глаза у него были темно-карими, почти черными.

– Теодор живет в квартале близ Марсова поля. Он говорит, что в конце апреля одна из тамошних уличных банд направо-налево сорила деньгами. По его подозрению, этим выродкам было заплачено за какую-то прибыльную, а значит, важную работу.

– По времени это определенно совпадает с нападением на Папу Льва, – кивнул я.

– Теодор знает, где можно разыскать одного из главных заводил того отребья. Звать этого мерзавца Гавино.

Я снова вскользь глянул на смуглого здоровяка. Он до сих пор не шевельнул ни мускулом, а на меня смотрел пристально-немигающим взором, под которым делалось неуютно.

– Этот Гавино что, представляет для нас некий интерес? – осведомился я у Павла.

– Думаю, да. – Мой друг запустил руку за пазуху своей ризы и вынул оттуда какую-то плоскую металлическую вещицу, дюйма три в длину и два в ширину. – Вот это Гавино принес одному из дельцов, промышляющих краденными из захоронений ценностями.

Павел протянул мне эту вещицу. Это была поясная бляха – золотая, с резным орнаментом. Посередине на ней было литое изображение грифона – полульва-полуорла.

– Ух ты! Откуда это? – удивился я.

– Судя по характерному стилю, из клада аваров.

Сокровища аваров… Переспрашивать не было нужды. Когда войско короля Карла под началом герцога Фриульского сокрушило последний оплот аваров, оно сделало там ошеломительную находку: множество ларцов с золотыми солидами – монетами византийской чеканки.

Всем было известно, что уже издавна императоры Византии платили аварам подобие дани за то, чтобы те их не трогали. В некоторые годы плата доходила до ста тысяч золотых монет. Драгоценного металла у аваров скопилось столько, что они даже не знали, куда его девать. Лишь малая его часть шла на переплавку, после чего за дело брались аварские золотых дел мастера и выковывали различные вещицы: накладки на шлемы и уздечки, поясные орнаменты, украшения для стремян, оружия и доспехов… Остальное так и оставалось в виде монет. Сокровища аваров доставили королю Карлу на пятнадцати обозных телегах, доверху заваленных мешками с золотыми динариями. Этот груз с лихвой окупал все затраты на войну.

– Как же эта вещь попала в руки римского разбойника? – задал я вопрос, крутя пряжку в руках. Работа была добротная, хотя не сказать чтобы тонкая. Кстати вспомнилось, что король Карл изрядную долю трофейного аварского добра отослал в Рим, в знак признательности Церкви.

– Это вопрос, который я попросил Теодора задать напрямую Гавино, – ответил мой друг. – Причем без промедления. А то как бы он, узнав, что Теодор имеет к нему вопросы о появлении этой бляхи, не сделался бесплотным и бессловесным.

Эта ремарка заставила меня призадуматься насчет репутации Теодора среди римского отребья.

– Если эта вещь была частью оплаты Гавино за нападение на Папу, то я бы не возражал присутствовать при расспросах, – сказал я, возвращая бляху.

Павел, пряча вещицу в потайной карман, поглядел на меня с хитрецой:

– Именно этих слов я от тебя и ждал. Однако Теодор вряд ли пожелает взять тебя с собой. Гавино обитает в очень… я бы сказал, крайне неспокойном квартале.

Я попробовал взроптать:

– Если уж на то пошло, у меня за плечами выучка кавалериста в войске Карла! Если бы ты одолжил мне добрый меч, я бы смог постоять за себя.