Наталья Павлищева - Мадам Помпадур. Некоронованная королева

Основательно выплакавшись, она подумала, что, родив сына, сумеет вернуть мужа на путь истинный, но ошиблась. Во-первых, родилась дочь, во-вторых, Людовику понравилось не вполне пристойное поведение.

Злые языки порезвились вволю, в куплетах, которые теперь распевали повсюду, о короле и его фаворитке были только гадости. Но Людовику оказалось безразлично, он нашел себе новое занятие – распутство и, передоверив государство кардиналу Флери (ради чего тот и старался), бросился в вихрь наслаждений со всей страстью, словно наверстывая упущенное за годы примерного поведения.

Отныне поведение короля назвать не вполне пристойным не повернулся бы язык даже у самых завзятых льстецов, оно стало совершенно непристойным. Каждый вечер и следующая за ним ночь, проведенные с мадам де Майи, неизменно превращались в бурные оргии с пьянством, раздеванием дам догола и сексом без разбора. Утром большинство участников попойки оказывались под столами, в том числе и король и дамы неглиже. Уважения к монарху это не прибавляло.

Королю оказалось мало оргий с Майи, Башелье стал тайно приводить ему девушек попроще и посговорчивей. Почему королю в голову не пришло, что сговорчивей они могут быть не только с монархом, непонятно, но одна из таких красоток, дочь мясника Пуасси, наградила его величество дурной болезнью, в свою очередь подцепив ее у другого, весьма прыткого кавалера.

Теперь двор жужжал, как растревоженное осиное гнездо, особенно неуютно чувствовали себя те, кто участвовал в королевских забавах, ведь неизвестно, как давно болен Людовик. Кроме того, на Майи едва не показывали пальцами, вот уж кого король точно наградил этой гадостью. По дворцу ползли слухи: его величество лечат мазями из толченых улиток… его величеству делали припарку из корнишонов… срочно нужны летучие мыши… нет, божьи коровки, а где их взять зимой?

Сама мадам де Майи тоже пребывала в ужасе, она уже корила себя за такие развлечения и была просто не рада связи с его величеством, тем более, что никаких дивидендов от него не имела. Людовик отнюдь не осыпал свою фаворитку дарами или деньгами, обходился с ней грубо. Да и какого уважения могла ожидать женщина, предлагавшая столь «изысканные» развлечения?

Девушке рановато бы посещать салоны, но у мадам д’Анжевилье не было вольностей, потому де Турнеэм и мадам Пуассон решили, что с него можно начать.

Ренет повезло, в тот вечер посетительницей салона оказалась мадам де Майи – фаворитка короля! Жанне понадобились усилия, чтобы не глазеть на королевскую любовницу. Юная девушка уже прекрасно понимала, какого рода услуги оказывает его величеству эта дама, а потому все время сравнивала ее с другими, стараясь найти отличия, повлиявшие на выбор короля. Старалась, но ничего, кроме веселого нрава и душевности, найти не смогла.

Нежная, с приятными округлостями женщина, в повадках которой откровенно проявлялась чувственность, отнюдь не была красива. Великоватый нос, большой рот, довольно грубый голос… и при этом обаяние и веселость, заставлявшие влюбляться в нее с первого взгляда. Даже юная Ренет заметила, сколь неоднозначно отношение к фаворитке со стороны остальных дам, но девушка все же не до конца понимала истинную роль любовницы в превращении примерного семьянина в настоящего развратника и ее к тому времени уже довольно сложное положение. Для Жанны король был королем – самым желанным мужчиной Франции. И о подхваченном им у потаскушки сифилисе девушка просто не ведала.

Большинство дам в тот вечер оказались «не в голосе», и петь совершенно неожиданно пришлось Ренет! В первые мгновения девушка откровенно смутилась, но быстро взяла себя в руки и постаралась просто забыть о том, что ее разглядывают несколько пар придирчивых глаз. Собственно, особенно придирчивыми они пока не были, для собравшихся дам и кавалеров мадемуазель Пуассон никто, а если вспомнить подмоченную репутацию ее матери, так и вовсе смотреть не на что.

Мадам Пуассон ужаснулась, услышав, какой выбор для своего дебюта сделала дочь: арию из второго акта «Армиды» Люлли! Мадам д’Анжевилье тоже чуть недоуменно приподняла бровь: совсем юной девушке распевать о серьезных страданиях и готовности к убийству возлюбленного? Это могло получиться несколько смешно, тем более у Люлли в этой арии хотя и прилипчивый, но довольно сложный речитатив.

Но вот раздались первые аккорды (мадемуазель еще и вполне прилично аккомпанировала себе на клавикордах), полился несильный, но богатый оттенками голос. Ария для сопрано, это соответствовало тонкому голоску Ренет, но уже после нескольких взятых нот присутствующие забыли о том, что перед ними не певица, а юная девушка, так верно та вела мелодию, столько страсти и чувства было в пении.

Речь мстительницы, безжалостной и беспощадной… и вдруг:

В этот момент дамы даже забыли выдохнуть, настолько захватили их слова арии. На их глазах в исполнении юной девушки рождалось сильнейшее чувство, разворачивалась борьба между любовью и местью, между Армидой-воительницей и Армидой-женщиной. Как могла почти девочка передать столь сильные чувства, словно испытывала их сама?

Замерли пальцы на клавикордах, замерли звуки, но собравшиеся несколько мгновений сидели молча, с трудом приходя в себя. Это были мучительные мгновения и для мадам Пуассон, и для самой Жанны Антуанетты. Первой опомнилась мадам де Майи, она порывисто поднялась, подошла к смущенной девушке и расцеловала ее!

Что было потом, Ренет просто не помнила, ей не только аплодировали, ее не только хвалили за прекрасный голос, за чувственность исполнения, за умение столь живо преподнести чужие переживания, ее одобрила и даже поцеловала та, которую целует сам король!

А еще у Жанны почему-то засел внутри запах… пота и пудры, исходивший от мадам де Майи. Как ни пыталась она избавиться от ненужного воспоминания, не получалось. Невыносимо хотелось добраться до дома и окунуться в воду. Ренет очень любила мыться, от нее никогда не пахло ни потом, ни пылью, только цветами. Мелькнула мысль предложить мадам де Майи свои собственные духи, в которых использовались лишь цветочные запахи и никакого мускуса или амбры. Получились они нечаянно, пахнуть хотелось, но позволить себе еще и такие просьбы к господину Турнеэму Жанна не могла, а потому просто смешивала во флаконах капли сока, выжатые из разных цветов.

Но предложить ничего не удалось. Зашел общий разговор о музыке, об искусстве, в частности пения, господину Ле Норману, оказавшемуся тут же, посоветовали учить Жанну актерской игре серьезно:

– Девушка может стать выдающейся актрисой, у нее, несомненно, есть талант!

Де Турнеэм согласно кивал, но думал совсем другое: «Никаких актрис! Если играть, то совсем перед другим человеком и совсем другую роль». Сама Ренет думала о том же. А мадам Пуассон и не спрашивали. Мать Жанны оказалась в странном положении, Луизу Мадлен согласны принимать вместе с дочерью, но так, словно ее и нет рядом. Но мадам ради успеха своей дочери была готова потерпеть даже вот такое высокомерное отношение блестящего общества.

На обратном пути прямо в карете между мадам Пуассон и господином Ле Норманом разразился спор, едва не перешедший рамки приличия. О чем спорили старшие, Ренет не понимала, главным аргументом Ле Нормана было:

– Ну, теперь вы убедились?! Ни к чему хорошему это не может привести!

Мать возражала своему любовнику:

– Это не пример, если поступать глупо, можно проиграть в любой ситуации. Нужно знать, как себя вести и с кем дружить.

Девушка не могла расспросить мать о ее споре с де Турнеэмом, как не могла задать вопрос и самому покровителю, приходилось лишь внимательно слушать, сопоставлять и догадываться.

Немного позже Жанна Антуанетта поняла, что речь шла о несчастной мадам де Майи, которой посчастливилось стать королевской любовницей, но которая не только не сумела удержаться в таком завидном положении, не только не извлекла никаких выгод из него, но и умудрилась своими руками привести себе замену.

Дело оказалось в том, что у мадам де Майи было еще четыре сестры, одна из которых, Полин Фелисите де Нейль, находилась в обители Порт-Руаяль. К тридцати годам окончательно убедившись, что стезя добродетели вовсе не для нее, Полин принялась в письмах слезно умолять Луизу позволить жить у нее и быть представленной ко двору.

Полин отличалась завидным упорством и напористостью, вскоре де Майи поддалась на уговоры и выхлопотала у Людовика разрешение на появление сестры в Версале. Знать бы бедолаге, чем все обернется для нее самой! Но Луиза де Майи не была ни особо разумной, ни расчетливой.

К тому же бедолагу мучили приступы совестливости: ведь это она превратила доброго семьянина Людовика в настоящего развратника, да и сама участвовала в оргиях. Делала женщина это по поручению кардинала Флери, но перед Господом отвечать ей самой… А еще Луиза уже серьезно боялась подхватить какую-нибудь гадость от его величества, ведь король не утруждал себя размышлениями об осторожности даже после срочного лечения от сифилиса.