Александр Старшинов - Завещание императора

– О, боги… – только и выдохнул Приск.

Рядом кто-то застонал.

Только нагнувшись, Приск сумел разглядеть, что на мостовой лежит человек. Трибун попытался его поднять, но не смог: каменная плита, прежде бывшая частью архитрава, рухнула как раз несчастному на ноги.

Трибун огляделся, пытаясь отыскать какую-нибудь балку, чтобы сдвинуть плиту. И тут ощутил новый толчок. Он едва устоял на ногах – как будто под ним была не твердь, а шаткая палуба корабля. Где-то в сером облаке мелькнула наискось тень, а затем раздался оглушающий грохот – это рухнули уцелевшие после первого толчка колонны. Послышался сдавленный визг и тут же смолк. Приск побрел дальше, позабыв, что искал бревно, чтобы вызволить придавленного плитой человека. Лишь когда это самое бревно – обломок балки, упавшей поперек дороги, попалось ему на пути, он вспомнил, что ищет. Но поворачивать назад не имело смысла – он бы уже ни за что не смог отыскать раненого.

Трибун побрел дальше.

В одном месте человек висел, пронзенный бревном, как будто могучая рука насадила его на страшный вертел да так и оставила, раздумав предавать огню. В другом месте из земли торчала лишь одна голова – будто человек был растением, и все его тело росло под землей, а голова, подобно кочану капусты, высунулась наружу. Среди обломков сквозь пыльное облако пробивался огонь: вырвавшись из очага, он теперь сам добывал себе пищу. Где-то заплакал ребенок, но, прежде чем Приск сумел его отыскать, идя на крик, плач смолк и больше не возобновлялся.

Мимо сновали тенями какие-то люди. Промчалась лошадь – и за ней человек в безуспешной попытке поймать взбесившееся животное.

– Гай… – Кто-то вдруг положил ему руку на плечо. Приск обернулся – медленно, уверенный, что это зов мертвых.

Но ошибся. Перед ним стоял Тиресий.

Предсказатель не только не пострадал от удара стихии, но сумел каким-то чудом сохранить лошадь, теперь он вел дрожащую кобылу за повод.

– Мост Рыб уцелел, нам надо перебраться на остров – к дворцу и цирку, – сказал Тиресий так буднично, как будто речь шла о простой прогулке.

– Ты это увидел там на террасе? – спросил Приск.

– Да. Но слишком поздно. Пошли.

Как Тиресий находил дорогу в этой непроницаемой серой туче известковой пыли, понять было невозможно. Но как-то находил, потому что безошибочно вышел сам и вывел Приска к перекрестку, где сходились две главные улицы Антиохии. Колоннада, ведущая к мосту Рыб, пострадала меньше той, что украшала улицу Герода. Навстречу Приску и Тиресию попался человек, бредущий как пьяный в облаке пыли. Сквозь серую корку налипшей на лицо грязи струйкой, будто из фонтана, била кровь. Человек напрасно пытался зажать рану пальцами. Шаг, другой, и он рухнул на горбину изувеченной мостовой.

Приск шагнул к несчастному, но Тиресий его остановил: – Не надо. Он мертв… Как и другие…

Приск только сейчас заметил несколько десятков тел, придавленных рухнувшими камнями. На миг показалось: они с Тиресием бредут по полю брани, причем поле это почему-то осталось за армией, которая сражение проиграла.

Вскоре они увидели берег Оронта. Здесь облако пыли казалось не столь густым – и можно было даже разглядеть мост. И воду под ним – темно-серую, густую, бурлящую.

Они перебрались на остров, где находился дворец наместника. Здесь опять было не так много пыли – из-за того, что большую половину острова занимали сады. Они тоже пострадали, деревья были повалены и выдернуты с корнями. А из обломанных ветвей устроены настоящие засеки, вроде тех, с помощью которых даки на горных дорогах старались остановить продвижение римских легионов. И все же Приск с Тиресием прорвались ко дворцу – как через вражеские укрепления.

Дворец сильно пострадал, но стены устояли, как и часть портиков. А вот крыша и балки обрушились – все вокруг было усеяно битой черепицей, обломками дерева и каким-то хламом – осколками мрамора, чешуей рассыпавшихся настенных мозаик, обломками мебели, меж которыми комьями лежали тряпки. То и дело Приск видел серые от пыли руки или ноги погибших и на сером – странно алую кровь.

Среди руин весело журчал бегущий из разбитого водопровода поток. Приск отыскал место, где вода была чище, омыл лицо и напился, потом намочил тряпку и вновь обмотал ею лицо. Тиресий последовал его примеру и позволил своей лошади напиться. Потом набрал полную флягу воды. Приск хотел сделать то же самое, но обнаружил, что фляги при нем нет.

Судя по тому, что стало чуть-чуть светлее, солнце все же взошло.

Трибун целиком доверился предсказателю, не спрашивая, куда они идут и зачем. Тиресий кого-то искал, следуя указаниям увиденного недавно сна. Что именно увидел и как истолковал свое видение Тиресий, Приск не спрашивал. Просто шел, ошеломленный.

Многое он видел в своей жизни. Такое – впервые.

– Здесь… – сказал Тиресий, и вдвоем они стали поднимать балку.

Только тогда Приск увидел среди развалин человека. Балка придавила ему ноги. Но, кажется, не убила. Человек лежал лицом вниз, одежда, волосы, припорошенные пылью, придавали неподвижному телу сходство с упавшей статуей. Наконец балку сдвинули и лежащего перевернули. Тиресий плеснул раненому в лицо водой, и тот очнулся. Дернулся. Открыл глаза, серые от пыли веки, даже ресницы в пыли. Парень совсем молодой. Юноша… пушок на щеках, легкие, опять же серые от пыли завитки редкой бороды в мягкой ямочке под нижней губой.

– Марк… – ахнул Приск.

Перед ним на камнях умирал сын Мевии, его брат…

Юноша вцепился в его руку, сжал пальцы…

– Анния…. Где она?

– Сейчас найдем, – пообещал Тиресий.

– Ты ее узнаешь… на пальце кольцо… с изумрудом… найди…

Вдвоем они перетащили раненого на открытое пространство двора, Тиресий напоил юного Марка из своей фляги.

– Ты знаешь, где Анния? Видел ее? – шепотом спросил Приск.

Тиресий отрицательно мотнул головой, потом сказал кратко:

– Сюда…

И указал на проход среди развалин. Он отыскал балку, потом пнул ногой второй обломок, давая понять, что Приск должен его взять. Говорить по-прежнему было почти невозможно – рот тут же забивался пробкой из пыли. Опять же жестом Тиресий указал на каменную плиту, которую друзьям предстояло поднять. Удалось это сделать только с третьей попытки. Когда плиту отвалили, Приск увидел, что, рухнув, она одним краем легла на обломок колонны, и потому под камнем сохранился зазор. В этом зазоре лежали двое. Один, кажется, мертвый. Второй был еще жив. Приск подхватил человека под мышки, Тиресий – за ноги, и они выволокли наружу спасенного. Голова его была разбита, лицо превратилось в жуткую маску – кровь смешалась с пылью.

– Пить… – простонал раненый.

– Скорее, надо уходить на территорию цирка, – приказал Тиресий. – Скоро будет новый толчок. А нам еще надо перенести туда Марка.

– Тирс… ты… – пробормотал раненый.

И тогда только Приск понял, что это Кука.

Декабрь 868 года от основания Рима

Антиохия

Антиохийский цирк, или как чаще его здесь называли – гипподром, по праву мог называться родным братом Большого цирка в Риме.

Построен он был вплотную к дворцу, оборудован сводчатым переходом, ведущим прямиком в один из перистилей дворца. Переход этот, на удивление и счастье, устоял. Именно сюда устремились люди, когда дворец наместника заходил ходуном от первого толчка. Опять же обитателям острова повезло, что от того первого удара рухнула только часть крыши, а стены выдержали, потому и Адриан, и Зенон, и большая часть тех, кто находился в ту ночь во дворце, спаслись. Час был поздний, но мало кто спал, так что многие успели выбежать наружу. Траян, выпрыгнувший из окна своей комнаты, подвернул ногу, и Адриан самолично помог ему подняться и добраться до гипподрома. Плотину с Матидией вынесли на руках преторианцы. Сюда же, на огромную площадь цирка, устремились и остальные.

И подиум, и оба яруса цирка выдержали толчки. Не рухнула даже построенная над вторым ярусом колоннада из красного гранита. Упали только несколько статуй, что украшали цирк.

Многие раненые лежали прямо на песчаной арене гипподрома. Сюда принесли консула Марка Педона Вергилиана. Ему придавило ноги упавшей колонной, но его сумели вытащить – сам Адриан орудовал рычагом, поднимая колонну. Педон прибыл в Антиохию, поскольку в Риме накопилась масса нерешенных дел. Теперь он лежал подле спины [98], похожей на огромный каменный корабль, навсегда вставший на якорь посреди желтой пены песка, что взметнулся штормовыми волнами в момент первого толчка. Стойка с бронзовыми дельфинами (теми самыми, что отмечают очередной круг, пройденный колесницами в гонке) слетела со спины и оказалась на песке. Ее зачем-то подняли, и умирающий консул смотрел на бронзовых дельфинов, когда открывал глаза. Намеренно или нет, но все дельфины оказались перевернуты – как будто колесницы пошли на последний седьмой круг, и скачка вот-вот должна была завершиться.