Виктор Поротников - Митридат

Свита царицы хранила молчание. Замерли с согбенными спинами царские слуги с клещами и молотами в руках. Переминались с ноги на ногу факельщики.

— Ну вот, мы и встретились, сын мой, промолвила дрогнувшим голосом Лаодика. — Злые люди отняли тебя у меня, как отняли жизнь у твоего отца. Однако боги справедливее людей, они рано или поздно все расставят по своим местам. Убийцы получат по заслугам, клеветники умолкнут, сын возвратится к матери. Я часто вспоминала тебя, Митридат. — Руки Лаодики, слегка подрагивая, ощупывали лицо и плечи пленника, словно этими прикосновениями царица хотела убить в себе последнее сомнение, хотела до конца поверить в реальность происходящего.

Растроганный Митридат взял руку матери в свои огрубевшие ладони и прижал к щеке, потом стал покрывать ее поцелуями. При этом слезы крупными градинами катились у него по лицу, загорелому и обветренному.

Звон цепей вывел Лаодику из себя. Она гневно обернулась к Мнаситею.

— Почему мой сын в цепях? Снять немедля!

Мнаситей пробурчал что-то себе под нос и повторил приказ тюремщикам.

Тюремщики суетливо принялись снимать с пленника цепи. Комната наполнилась стуком молотов по переносной наковальне.

Ожидая, когда Митридата избавят от оков, Лаодика обратилась к Гистану и Мнаситею:

— Ну что, есть сомнения в том, что это мой сын?

Мнаситей с ухмылкой пожал плечами, не желая ни соглашаться, ни отрицать.

Гистан хмуро произнес:

— Сходство, конечно, большое. Только что из того? Теперь это не наивный маленький мальчик.

«Да, это уже не маленький мальчик, — думала Лаодика, ведя за руку вновь обретенного сына к себе на женскую половину. — Митридат такой сильный и мужественный! Он станет моей опорой и защитой. От моего младшего проку мало».

В гинекее сильно пахло благовониями. Шаги приглушались мягкими коврами. На стенах также висели большие персидские ковры с причудливыми узорами по красному и желтому фону. Всюду стояли бронзовые жаровни с горячими углями. Окна на ночь были закрыты ставнями, чтобы налетавший с моря ветер не задувал светильники на высоких подставках.

Рабыни, несмотря на поздний час, приготовили сыну царицы ванну с теплой водой, смягченной ароматной эссенцией. Пока Митридат смывал с себя пот и грязь в соседней комнате, под присмотром Лаодики слуги выставляли на небольшие переносные столы самые изысканные кушанья. Принесли и вино в больших темнолаковых кратерах, разбавленное на три четверти водой, как было принято у эллинов.

Молчаливый толстый евнух с гладким лоснящимся лицом принес Митридату, уже выбравшемуся из ванны, чистую одежду. И сразу же удалился, отвесив низкий поклон.

Прежде чем одеться, Митридат тщательно вытер полотенцем длинные волосы, потом стал вытирать себя, скользя босыми ногами на мраморном полу купальни.

Неожиданно из-за дверной занавески бесшумно появилась золотоволосая пышнобедрая женщина, вся блиставшая золотом украшений.

Митридат вздрогнул при ее появлении и неловким движением прикрыл тем, что было у него в руках, свою наготу. Он не сразу узнал свою мать, которую сильно изменили подкрашенные сурьмой брови и ресницы, подведенные краской глазные веки: зеленой — нижние, сиреневой — верхние. Уста царицы полыхали ярко-малиновой помадой.

Вместо обычного белого пеплоса со множеством складок, в каком Лаодика предстала перед сыном в первый раз, на ней было облегающее фиолетовое платье до щиколоток с длинными разрезами на бедрах. Ее обнаженные руки были унизаны браслетами от кисти до плеча. Роскошной груди царицы было тесно в узком платье, и она бесстыдно выпирала наружу, едва прикрытая двойным ожерельем из драгоценных камней.

Волосы, ровно подстриженные до плеч, были скреплены на лбу диадемой.

Для своих сорока лет Лаодика выглядела великолепно, а ее наряд и нанесенная на лицо косметика еще больше молодили царицу.

Видя, что ей удалось произвести на сына должное впечатление, Лаодика смело подошла к Митридату и как ни в чем не бывало предложила ему свою помощь. Не дожидаясь ответа, Лаодика принялась вытирать полотенцем, отнятым у Митридата, спину и плечи. При этом взгляд Лаодики незаметно, но цепко осматривал нагое тело юноши, отыскивая ей одной известные приметы. Вот, родинка на предплечье, вот еще одна на спине. А это что за шрам на груди? У ее сына такого не было.

— Откуда у тебя этот шрам, Митридат? — спросила царица, коснувшись пальцами отметины в виде серпа.

— Медведь поранил когтями, — небрежно ответил юноша и тут же горделиво добавил: — У меня сломалось копье, но я одолел зверя одним кинжалом.

— О мой мальчик! — с состраданием промолвила Лаодика. — А этот шрам, откуда он?

Рука царицы дотронулась до бедра Митридата.

— Это на меня напал горный лев, — сказал Митридат и показал другой шрам на руке. — И эту царапину мне тоже оставил горный лев. Их много водится в Армянских горах.

— Да ты весь покрыт шрамами, мой бедненький, — с жалостливым изумлением молвила Лаодика, увидев еще один след от раны на ноге Митридата повыше колена. — Что за зверь поранил тебя здесь?

— Это не зверь, это осталось от стрелы, — спокойно пояснил Митридат. — В горах произошла стычка с моссинойками. Мы похитили у них целый гурт овец. Нас настигли, пришлось защищаться.

Царица понимающе покивала головой в диадеме. «Неужели это мой сын? — промелькнуло у нее в голове. — Он больше похож на простолюдина, на разбойника. Моему мальчику не по силам все то, о чем он рассказывает. Митридат был такой нежный и ласковый. И у него не было такого ужасного акцента! А родимые пятна?.. Да разве мало людей на свете с похожими родимыми пятнами».

Сомнение, закравшееся в сердце Лаодики не давало ей покоя: сын или не сын? Как узнать? Как проверить? Сходство черт уже не казалось царице неоспоримым доказательством теперь, когда ее взору открылись столь явные подтверждения буйной жизни этого человека. К тому же ее очень смущал акцент в речи Митридата. Ее настоящий сын свободно изъяснялся на греческом, ведь на этом языке он учился говорить.

— Ты знаешь персидский? — спросила Лаодика, продолжая обтирать Митридата полотенцем.

— Знаю, — признался юноша.

— Наверное, лучше, чем греческий?

— Да, греческий я изрядно подзабыл. В горах мне чаще приходилось объясняться на персидском и армянском. Еще я изучил наречия халибов и тибаренов.

— А… Тирибаз еще жив?

— Жив.

— Он все это время был с тобой?

— Да.

— Почему тогда Тирибаз позволил моим воинам захватить тебя в плен?

— Тирибаза не было с нами, когда всадники Багофана напали на нас. Тирибаз отправился искать переправу на реке, а мы оставались на равнине. Отряд Багофана заметил нас с холмов. Они прятались за лесом, поэтому мы не заметили их вовремя. Когда за нами началась погоня, мой конь, угодил передней ногой в нору суслика и свалился наземь. Ну и я вместе с ним. — Митридат широко улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— Кто был с тобой еще, кроме Тирибаза?

— Сисина и Моаферн.

— Эти негодяи помогли бежать Тирибазу, над которым висело подозрение в отравлении твоего отца, — сурово произнесла Лаодика. — Они же вместе с Тирибазом выкрали тебя, сын мой. Эти люди всегда ненавидели меня. Представляю, какими словами они отзывались обо мне, желая сделать тебя, Митридат, моим заклятым врагом.

Лаодика перестала вытирать сына полотенцем и заглянула в его чистые голубые глаза. Все же как он похож на отца и на нее! Как величаво держится. Вот что значит царская кровь!

— Ты рад, что вновь обрел свою мать? — любуясь сыном, спросила царица. — Ты не держишь зла на меня?

Вместо ответа Митридат заключил Лаодику в объятия такие крепкие, что у нее перехватило дыхание.

«А он и впрямь необычайно силен!» — восхищенно подумала царица.

За ужином Лаодика сидела напротив Митридата, продолжая осторожно расспрашивать его:

— Ты помнишь своего брата? — Митридат утвердительно кивнул, жуя айву. — Во дворце ему дали прозвище Добрячок. Забавно, правда? Вот он обрадуется твоему возвращению.

Затем Лаодика упомянула о сестрах Митридата.

— Признайся, Митридат, ты наверно уже не помнишь, как они выглядят? Вероятно, забыл даже их имена?

Митридат отложил сладкий пирог и взглянул на мать, что-то припоминая.

— Мою старшую сестру зовут Лаодика. Я помню, как она учила меня читать, — неторопливо вспоминал Митридат. — Другую сестру зовут Антиоха, она была любимицей отца. Всегда такая веселая! Следующая по возрасту идет Статира. С ней мы часто ссорились, и она царапала меня ногтями, как дикая кошка. — Митридат улыбнулся. — Потом идут младшие сестры — Роксана и Ниса.

Обе похожи на отца, особенно Ниса. Я не ошибся, мама? Лаодика смахнула с глаз слезы и с улыбкой кивнула: