Эвелин Энтони - Виктория и Альберт

– Очень милая речь, – заметила Виктория. Она не смогла сдержаться и покраснела от удовольствия. Двор находился в Виндзоре. Теперь у нее были на выбор несколько королевских дворцов, и новоявленной королеве нравилось переезжать из одного дворца в другой. Букенгемский дворец она предпочитала, когда останавливалась в Лондоне. Он вскоре должен был быть готов к ее приезду.

При дворе только что отобедали, и все собрались в дворцовой гостиной. Эти великолепные покои, пусть холодные и достаточно мрачноватые, как нельзя лучше подходили для вечерних приемов королевы. Как обычно, с Викторией был Мельбурн. За обедом он сидел по левую руку от нее.

Теперь, по прошествии нескольких месяцев, это место всегда оставляли для него. Королева взяла за правило: если за обедом присутствовали иностранные гости, то важному гостю отводилось место справа от нее. Но если разговор с ним становился скучным, она поворачивалась к Мельбурну. Или, как она его называла, «лорду М». Этим же именем она обозначала его в своем дневнике.

– Мадам, Рассел произнес прекрасную речь, а ведь он говорил сущую правду. Ваше правление будет самым великолепным правлением королевы в нашей стране, и ни к чему эти смехотворные упоминания по поводу наказаний, образования и тому подобного.

– Вы с ним не согласны? – спросила его Виктория. Ей не показалось странным, что Рассел упомянул об этих вещах. И когда лорд Рассел говорил о пересмотре системы наказаний, он имел в виду весьма небольшие изменения.

– Нет, не согласен! – заявил Мельбурн. – Мадам, я считаю, что желание все реформировать – опасно само по себе. Порядок вещей не следует менять. Я не против теории реформирования как таковой, я возражаю против практики – против желания разрушить системы, которые прекрасно служили нам столетиями и были действительно прочными и надежными. И ради чего? Ради новых понятий о том, что следует предоставить свободу и возможность голосовать людям, которые не умеют ни писать, ни читать, и ведут себя не лучше диких животных, если бы их впустили в эту комнату вашего величества.

– Ну, животных можно извинить, – заметила Виктория. – Я, например, очень люблю моих собак, но я вас понимаю, когда вы так говорите о людях.

Мельбурн серьезно продолжил:

– Мадам, низшим классам следует оставаться там, где они находятся в настоящий момент. Поверьте мне, У меня есть опыт. Я видел, как тень восстания нависла над страной, пока эти глупцы радикалы и некоторые люди из моей партии блеяли по поводу более короткого рабочего дня и лучшего образования детей. Ради бога, для чего им образование? Неужели человек должен быть образован, чтобы работать за ткацким станком или в поле? Это чушь, мадам, но это опасная чушь! Страна стоит на пороге нового столетия. Грядет эра процветания. Мы станем гораздо богаче, и тогда нам понадобится каждый час лишнего труда и новые продукты для наших рынков, а эти негодяи станут ограничивать время работы!

Королева нахмурилась:

– Но неужели они не понимают, что людям нужно работать? Вот если бы они остались без работы и умирали с голоду, тогда все было бы по-иному. Я работаю, и вы тоже, дорогой лорд М. Подумайте, сколько я должна подписать бумаг, а вся эта работа правительства… Но когда я еду по Лондону, всегда собирается толпа, чтобы посмотреть на меня. Значит, эти люди не так уж сильно заняты… хотя мне очень нравится, как они меня приветствуют, – быстро добавила она.

Люди ей вообще нравились. Она была их королевой, и они хорошо и лояльно относились к ней. Они олицетворяли собой ее власть, и эта власть нравилась ей все больше, с тех пор как она поняла ее масштабы и возможности. Абсолютно правильно, что она должна воспринимать своих подданных с любовью и приязнью. Но в то же время ей следует относиться к ним непредвзято и точка зрения людей, подобных Мельбурну, должна быть и ее точкой зрения. Общество представляло собой пирамиду. В основании находились массы народа, средние классы формировали грани пирамид, аристократия находилась наверху, а она, королева, служила ее верхушкой. Народ был обязан послушно трудиться под командой людей, которых над ними поставил Господь. Было просто невозможно, чтобы Бог, создавший вселенную, не подумал, как лучше устроить социальную систему!

– Мадам, они даже не понимают, насколько им повезло, что у них такой правитель, – уверял ее Мельбурн. – Я знаю, вы хорошо относитесь к народу, и молю Бога, чтобы люди смогли оценить это. Однако все дело в том, мадам, что они корыстны по своей натуре, неблагодарны, неверны и не понимают собственного блага. И мне всегда казалось, что попытки изменить их, сделать их лучше, как твердят эти идиоты, могут привести только к катастрофе. Вы не сможете укротить дикое животное, если порвете его цепи!

Виктория засмеялась. Ей всегда нравилось поддразнивать Мельбурна, становилось легче после весьма сдержанного общения с остальными людьми.

– Сейчас вы рассуждаете как тори, а не виг, лорд М. Должна признаться, у меня такое впечатление, что я слышу герцога Веллингтона, а не вас!

Мельбурн улыбнулся девушке. С его лица исчезло раздраженное выражение, появившееся во время тирады, он вновь стал веселым, и его красивые глаза ярко засверкали для своей королевы.

– Не говорите так громко, мадам, а то мне придется распрощаться со своей должностью.

– Не позавидую тому человеку, который попытается занять ваше место, чтобы работать со мной, – быстро заметила королева. – Ему со мной придется слишком туго, уверяю вас… Но скажите мне, милорд, почему вы – виг, а не тори, если у вас подобные настроения?

– Ну вот, я вас совершенно запутал, – удрученно заметил Мельбурн. – Моя дорогая мадам, разрешите я вам все объясню. Тори – слишком нудные люди. Чертовски нудные, простите меня за вольность.

Виктория никому не позволяла грубо выражаться в ее присутствии или отступать от правил, но тут она понимающе покачала головой.

– Они противники прогресса и любых реформ и основываются на принципе, будто время стоит на месте: что было хорошо для наших дедов, должно быть прекрасно и для нас. Между этими взглядами и философией вигов огромное различие. Если бы мы прислушивались к мнению тори и к самому герцогу, то сейчас на нас были бы парики и мы путешествовали бы на носилках. Нет, мадам, конечно необходимы кое-какие реформы для образованных классов. Ответственные люди сами могут исправить некоторые искажения, уничтожив несправедливость… Мадам, это всегда было нашей обязанностью. Отмена рабства – прекрасная идея! Может, и не удастся уничтожить его полностью, но такое стремление указано в своде законов и свидетельствует о наших благих намерениях…

– Слава Небесам, что вы – мой премьер-министр! – взволнованно заявила Виктория. – Не могу себе представить никого, кто бы мог так идеально сочетать в себе осторожность и желание реформ, как вы. Я знаю, что, пока вы возглавляете мое правительство, не будет предпринято необдуманных шагов.

– Мадам, в этом вы можете быть абсолютно уверены. Я – старая собака, мне известны все эти игры, и никто не заставит меня сделать что-то рискованное.

Но королева уже не слушала его. Кто-то в комнате забылся и громко захохотал. Это оказалась леди Флора Гастингс. Она играла з углу в покер со своей госпожой герцогиней Кента. Тишину, наступившую в комнате, казалось, можно было пощупать. Ее величество не переносило шума, и поэтому все разговоры велись шепотом. Сейчас все и вовсе замолчали и в покое воцарилась мертвая тишина. Виктория уставилась на флору холодным злобным взглядом.

Компания была смешанная, потому что теперь мужчинам не позволялось посиживать с вином в столовой. Королеве было скучно в женском обществе и, кроме того, прежнее правило не позволило бы сидеть в гостиной Мельбурну. Когда она вставала из-за стола, все следовали ее примеру и оставались на местах, ожидая, что с ними заговорят или позволят снова сесть, если королева займется беседой с кем-нибудь другим.

– Мне кажется, что уже поздно, – четко промолвила Виктория и встала со своего кресла. Сразу же заскрипели стулья, и все присутствующие поднялись. Несчастная леди флора была красной, как мак, затем кровь моментально отхлынула от ее лица под злым пристальным взглядом королевы. Виктория медленно повернулась к Мельбурну, и лицо у нее смягчилось.

– Дорогой лорд М., мне было приятно провести с вами вечер. Завтра утром увидимся, не так ли? А днем мы можем поехать на прогулку в парк, если будет хорошая погода.

Он очень низко склонился над ее рукой и поцеловал ее.

– Я буду ждать этого, мадам. Доброй ночи.

– Леди!

Герцогиня Сатерленд, ответственная за королевский гардероб, леди Тевисток и леди Ленсдаун подошли к ней. Их черные кринолины изящно покачивались. Виктория подошла к матери и чмокнула ее в щеку. Герцогиню чрезвычайно унижало то, что ее дочь тщательно выполняла при людях все формальности.