Сергей Мильшин - Волхв

Он успел подойти в числе первых и увидеть, как ведун склонился над дощечкой и надул щеки. Огонек мелькнул над сухим мхом и спрятался. Ведун еще раз крепко дунул, и игристые огоньки замелькали и побежали по сухому топливу. Мужики подкинули мелких щепок, и набирающий силу огонь быстро перекинулся на них. Белогост подхватил дощечку с чистым пламенем и осторожно подсунул под шалаш из дров. Огонь облизал тонкие веточки и ухватился за них, полез вверх, вырастая и трепеща. Весталка подняла руки к небу и зашептала славу юному богу Купале. Ведун присоединился к ней с другой стороны разгорающегося костра. Селяне тоже начали шепотом повторять известные с детства слова: «Государь, Купалушка-братец! Сын Семаргла мудрого, огненного, юный парубок, сотвори ты для нас, русичей светлых, доброго ветра теплого, дай силы травам высоким и низким, урожаю на полях, как и братьям твоим — пахарям, охотникам, воинам. Огороди от сил темных, сил неправедных. ПравьСлавляем Тя, Братец-Купала, смелый и благочестивый, ныне и присно, от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!»

Громогласное «Славим» потрясло пламя костра.

Кто-то стукнул Гора по плечу. Он обернулся и увидел смеющегося Родислава.

— Тщщщ, — потворник приложил палец к губам. — Отойдем.

Друг опустил лицо, чтобы никто не увидел его улыбку, и первым начал выбираться из людского скопления. В поредевшей толпе он остановился:

— Ты откуда появился? Я тебя весь день ищу, а ты здесь ходишь.

— Да я только пришел. С ведуном и Любославом.

— С сыном князя? Слышал. Вокруг него столько народу, хотел подойти, да где там. Ой, а это кто у тебя? Котенок?

— Рысенок, зовут Ярый. Он со мной с ворогом воевал и даже жизнь мне спас. Боевой парень.

— Правда что ли? — Родослав не решился поверить, но руку погладить протянул.

— Еще как, правда. Я тебе потом расскажу. Ты лучше скажи, отца видел?

— Отца? Нет. А что он тоже здесь.

— Ну да, со мной пришел. Здесь, наверное, уже где-то ходит, тебя ищет.

— Ох, ты, — Родослав заплясал от нетерпения. — Я тогда побежал, ладно?

— Беги, конечно.

Друг поспешил вокруг пригорка, лавируя между людей и внимательно выглядывая в толпе родителей.

— И что у меня сегодня за день такой, все убегают? — Гор почесал довольного рысенка за ухом и обернулся — на плече лежала рука ведуна. Рядом оглядывался по сторонам Несмеян, одетый в новую рубаху.

— Ну, что, ты сегодня один прыгать будешь, али с кем? — Белогост, хмурясь, высматривал кого-то в толпе.

Гор улыбнулся:

— Али с кем. С Белогоркой.

— Тогда беги — ищи ее. А Ярого мне давай, посторожу.

Гор с готовностью пересадил рысенка в подставленные ладони.

— Ну, я побежал?

— Беги, беги, — как только парень убежал, он отвернулся к Несмеяну. — Что-то мне тревожно, а тебе?

— А мне ничего, — старик внимательно вгляделся в лицо ведуна, — плохой знак, опять случиться что-нибудь?

— Да нет, не на плохое тревога, а как будто забыл что-то важное, а оно рядом. Но вот не вспомню.

— А-а, — Несмеян почесал затылок. — То не страшно, вспомнится.

Оба одновременно увидели приближающегося старика с посохом. Ведун прищурился, узнавая. Улыбка скользнула в уголки глаз:

— Сергий! Здав будь, — он распахнул объятия.

Старики постукали друг друга по плечам. Несмеян кашлянул рядом.

— Несмеян, и ты здесь? — он коротко склонил голову.

— Конечно, здесь, куда я из Коломен денусь? — он ответил на поклон.

Сергий оглядел ведуна:

— А ты не меняешься. Как будто время не про тебя.

— Да и ты, неплохо выглядишь, все скитаешься?

— Уже нет. Осел пока у вас в селе. Одна вдовица очень хочет, чтобы я остался.

— И что думаешь?

— Останусь, наверное. Надоело колесить по дорогам. Все-таки возраст, пора старость уважить.

Мимо проскочила стайка веселой детворы. Завидев почтенных стариков, они остановились и вежливо поздоровались. Те ответили. Сергий усмехнулся:

— Будущее наше, что-то его ждет?

— Теперь все нормально будет, жизнь наладится.

— Сергий убрал усмешку:

— Произошло что-то такое, чего я не знаю? А Белогост, Несмеян?

Старики дружно улыбнулись:

— Еще как произошло. Если коротко — то новости такие, — ведун взял товарища под руку и повел его в сторону от шумного хоровода, приблизившегося к ним почтив плотную. Несмеян тоже навостирил уши — может ведун скажет чего такого, что еще ему не говорил.

Расставшись со стариками, Гор рванул вдоль берега к широким хороводам, в которых уже смешались парни и девушки. Белогорка шла ему навстречу. Он подбежал и слегка запыхавшись остановился близко-близко. От ее волос пахло ромашками и дымом. Был повод вдохнуть этот аромат еще раз — вокруг стоял хороводный шум.

— А я тебя ищу.

— А я тебя, — просто улыбнулась она. — Идем?

— Идем.

Взявшись за руки, они зашагали на взгорок, где искры высокого костра растворялись в темном небе. Навстречу поскакало пылающее колесо, и они остановились пропустить его. Колесо добежало до реки и, зашипев, погрузилось в темную воду. Добравшись наверх, они встали в очередь желающих сигануть через очистительный огонь.

Праздник разгорался. У реки начали раздеваться и осторожно входить в теплую воду мужики и бабы — Купала открывал купальный сезон. Завели веселую песню парни и девчата, собравшись в один гигантский хоровод, огибавший весь луг. В него встраивались все, мимо кого он проходил. Последняя пара перед ним сорвалась с места и исчезла за огненной стеной. Костер, еще высокий и жаркий, бросал в стороны играющие блики. В них лица родичей, окруживших огонь, казались яркими и праздничными. Гор переглянулся с Белогоркой. Ее глаза счастливо смеялись. Они сорвались с места. Разбег, прыжок и костер уже позади. А впереди у него целая жизнь, жизнь с ней, с Белогоркой. Всего год подождать, до его восемнадцатилетия — немного. Пролетит, и не заметишь. А ждать легко — в селе теперь все будут знать, что они помолвлены. Прыжок через купальный огонь — это не только очищение их от накопившейся скверны, но и твердый зарок друг другу — оставаться вместе, пока смерть не разлучит. Эх, а сколько таких же счастливых глаз искрами горели в эту ночь на лугу? И не сосчитать. Как не сосчитать искр купального костра, осыпающихся в эту волшебную ночь теплым пеплом на белокурые головы русичей.

Ведун монументом застыл в гуще людских тел. Он стоял, высоко подняв голову, оглядывая счастливые лица русичей, и наслаждался праздником. Несмеян с Сергием только что ушли к остальным старикам, и никто не отвлекал ведуна от медленных дум. Ему было хорошо. Земля, ставшая ему родной, избавилась от страшной угрозы, и он не чувствовал обычного в последнее время беспокойства за ее судьбу. Вот только это предчувствие чего-то или кого-то, где-то на окраине сознания немного отвлекало от созерцания праздника.

— Белогост, — его окликнул незнакомый старческий голос.

— Да… — он обернулся.

Опираясь на посохи, перед ним замерли два старичка, похожие на грибы-боровички.

— Что хотели, други?

— Ты, Белогост?

— Я. — Что-то в их облике показалось ведуну знакомым.

— Мы ищем человека. Сказали к тебе обратиться, мол, ты знаешь.

— Если знаю, помогу. Как его зовут?

— Его зовут Воинко. Шестьдесят лет…, что с тобой?

Белогост покачнулся и прикрыл глаза ладонью. На щеку, покрытую густой бородой, потекла слеза и повисла на завитках. Он узнал их.

— Креслав, Ставер! Вы ли это? Или мне кажется?

Старики, еще боясь поверить, шагнули вперед:

— Воинко, это ты?

— Я, други. Как я вам рад, вы не представляете.

Три старика, седые и длинноволосые, обнялись, не обращая внимание на снующий вокруг народ. В этот момент для них не существовало никого рядом. Сколько они так простояли, никто из них не запомнил. Наконец, ведун немного отстранился:

— Как же вы дошли?

— Дошли, — Креслав вытер щеку. — Ну, слава Богу. Исполнили обещание.

— Кому обещали?

— Матвею, твоему учителю.

— Я почувствовал, когда он умер. Три лета назад.

— Так и есть, три лета как помер… Но перед смертью велел тебя найти и книгу передать.

— Она с вами? — Белогост не захотел скрывать волнения.

— С нами. Пойдем куда-нибудь в сторонку, отдадим.

— Пошли. Тут недалеко товарищ живет, Несмеян звать. У него и переночуете.

— Добре, а мы у хороших людей остановились, дед Богумир и мать его Лада. Так представляешь, они до последнего не говорили, что знают тебя.

— Вот притворщики.

Старики вышли на первую улицу. Темная укатанная дорога легко угадывалась в лунном свете. Жерди старых изгородей тянулись вдоль нее, словно бесконечные разговоры. Старики смеялись и перебивали друг друга, как семнадцатилетние юноши.