Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга вторая)

— Да, Нобат… — задумчиво, глядя куда-то мимо себеседника, отозвался Бекмурад. Потом проговорил, как будто для себя: — Вот он сумел бы договориться и с Салыром, да и с другими, в ком совесть жива. Ты, Аллакули, если переговоры сможешь завязать, обязательно напомни про Нобата. Скажи: он еще вернется. Салыр о нем, конечно, знает, и джигиты его тоже.

«Вернется ли?» — эта мысль почти одновременно промелькнула в сознании каждого из собеседников. У одного с затаенной тревогой, страхом; у другого — с надеждой: вернется, обязательно!..

Сбылись предсказания старого штабиста Благовещенского. Едва на полсотни верст удалился отряд от Ташкента по Куйлюкскому тракту на Фергану — огнем и свинцом полыхнула навстречу война.

На повороте дороги в предгорьях Ахангарана метким выстрелом откуда-то из-за бугра был тяжело ранен головной дозорный на марше. Не успел Нобат скомандовать: «Стой!» — с другой стороны дороги полоснули пулеметной очередью. Заранее знали враги о движении эскадрона или засаду подготовили на всякий случай? Раздумывать было некогда. По команде эскадрон мгновенно спешился, коноводы уложили лошадей. Дозоры во весь дух поскакали к главной колонне. Еще минута — и взводы залегли по обе стороны дороги, каждый боец выбрал для себя укрытие, изготовился к стрельбе. Пулеметчики застыли у пулеметов…

Но враг молчал. На фоне утреннего неба мирно желтели отлогие скаты гор, поросшие чахлыми деревцами. В стороне от дороги монотонно журчала серебристая речка Акча-Сай, давшая имя ущелью.

— Как быть, комиссар? — Нобат шарил биноклем по правой стороне ущелья, откуда стреляли из пулемета. Он с Иванихиным и вестовыми оказался на фланге цепи первого взвода. — Твое мнение?

— Атаковать, Коля! — Серафим оторвался от бинокля, буденовку сдвинул на затылок. — Обломать гадам рога, иначе не дадут нам ходу.

— Угадал, друг, мою мысль! — Опустив бинокль, Нобат обернулся и, хлопнув комиссара по плечу, скомандовал: — Взводный-два, ко мне с пятью бойцами!

И не успел Иванихин слово вымолвить, как необходимые распоряжения были отданы. Комиссар оставался с эскадроном, должен был выслать разведку влево и ждать сигнала — двух ракет, — по которому вести на подмогу половину эскадрона, оставив у дороги коноводов с лошадьми и резерв-прикрытие.

Еще минута-две — и Нобат с вестовым Ишбаем, а с ними пятерка бойцов, рассыпавшись редкой цепью, перебежками, пригибаясь, хоронясь в ложбинках, за камнями и деревцами, двинулись вверх по склону.

Тихо в горах. Лишь ветерок посвистывает в ветвях полувысохшей арчи, что притулилась на утесе. Но тишина обманчива. И у каждого из семерых нервы напряжены до предела.

Глинистый пологий склон кончился, впереди стена. До самого верха горы — слои растрескавшегося гранита, поросшие лишайниками. Козья тропа уводит далеко в сторону.

«Стоять!» — жестом приказал Нобат своим. Бойцы мгновенно замаскировались, не сводя глаз с командира. А он, приблизившись вплотную к срезу гранитной стены, глядя вверх, осторожно ступил на тропу…

Точно гром внезапно загрохотал над головами, гулкое эхо раскатилось далеко окрест. Пыльное облако взвилось на самой вершине горы, а затем вслед что-то темное с тяжелым, нарастающим гулом ринулось вниз. Обвал! Нобат прижался плотнее к откосу, бойцы — врассыпную. И едва они разбежались, как сверху ударила пулеметная очередь, захлопали винтовочные выстрелы.

Здесь он, враг! И обвал — его рук дело.

Две ракеты, красная и желтая, почти разом взметнулись над ущельем. Семерка во главе с командиром эскадрона, ведя прицельный огонь по вершине горы, растянувшись длинною цепочкой, двинулась глубоким обходом кверху. Враг снова прекратил стрельбу, но теперь он обнаружил себя, оказавшись перед выбором — удирать сломя голову или принимать бой.

Уйти басмачам не дали. И они укрепились на вершине, отстреливаясь упорно, чуть ли не до вечера. Увлеченные перестрелкой, они не заметили, как десяток красноармейцев в обход зашли им в тыл. Схватка была ожесточенной. Лишь в полной темноте отдельным басмачам, без оружия, удалось прорваться сквозь плотную цепь бойцов. Семнадцать вражеских трупов осталось на поле боя. В эскадроне же раненых оказалось пятеро, из них один тяжело. На ночь устроили привал, в дозорах бодрствовало одновременно по целому взводу. Командир с комиссаром почти не сомкнули глаз.

Дальше, до самого Намангана, шли без происшествий. Когда спустились с гор, в кишлаках стали встречаться небольшие гарнизоны красноармейцев и добровольцев-краснопалочников. В штаб бригады прибыли только на третий день пути.

От края до края, от Ахангаранского хребта на севере до Туркестанских и Алтайских гор на юге, до Тянь-Шаня на востоке бурлила, кипела Ферганская долина боевыми схватками между басмачами и сторонниками Советов. Чуть ли не целый год ни днем, ни ночью не знал покоя эскадрон Нобата Гельдыева. Медленно, упорно вырабатывали красные командиры тактику борьбы с коварным, безжалостным врагом. Сперва, в зимние, месяцы, согласно приказам штаба фронта и командования бригады, конники-бухарцы Гельдыева, в составе сводных кавалерийских рейдовых групп, стремились навязать басмачам тактику, выгодную для регулярных войск, — начать сражение, померяться крупными силами. Но довольно скоро выяснилось: этот способ действия здесь не годится. Басмаческие курбаши за прошедшие годы, начиная с восемнадцатого, также обогатившиеся боевым опытом, хотя и своеобразным, к тому же отлично учитывающие все сильные и слабые стороны качества своих бойцов, превосходно знающие местность, имея немало сторонников среди населения, упорно избегали открытых столкновений с красноармейцами. Растворялись, бесследно таяли в кишлаках даже крупные басмаческие банды, которых красные конники преследовали буквально по пятам. Обыскивать дома и дворы, тревожить мирных жителей — на это командование не могло решиться. И только весной была выработана другая тактика. Гарнизоны красноармейцев стали прочно сперва в кишлаках равнинной части. Они в основном состояли из местных жителей. Вокруг гарнизона формировался отряд добровольцев.

Напряженная обстановка сложилась и на южном участке Ферганского фронта. В горах вблизи Янги-Базара обосновался Ибрагим-бек, локаец, отважный, неутомимый главарь басмачей. Командование красными войсками начало спешно стягивать в этот район кавалерийские части, привычные к действиям в горах. Ибрагима оттеснили к хребту Карлы-Баба. В ущельях и на перевалах день и ночь не утихали стычки.

Эскадрон Гельдыева походным порядком направлялся после операций в районе Ферганы на отдых в Коканд. Утомились бойцы, приустали кони, поизносилась сбруя, затупились клинки. Последний переход до Коканда… Короткая передышка в сумерках на железнодорожной станции, у кишлака, что от древних времен, от арабских пришельцев, сохранил громкое название — Багдад… Комиссар Иванихин с вестовым отправился на станционный телеграф, но почти тотчас вернулся — и к командиру:

— Телеграмма нам, Николай!

Гельдыев молча прочел бланк. Эскадрону предписывалось немедленно, с пути, завернуть вспять, двигаться на Вуадиль, чтобы в составе сводной кавалерийской группы действовать в пред-горьях Туркестанского хребта. Подпись — Залогин, член реввоенсовета фронта.

…После передышки командир в двух словах объяснил бойцам предстоящую задачу.

— Отдых временно отменяется, товарищи! — завершил он.

Бойцы молча седлали усталых коней. К вечеру небо заволокло тяжелыми тучами. Пошел мелкий дождь. Эскадрон выступил на юг, по дороге, которую только что прошел из конца в конец. Ряд за рядом, по-трое, исчезали конники в кромешной тьме…

Курбаши басмаческой ватаги, которая завязала бой у самого входа в ущелье, оказался неутомимым и находчивым. Эскадрон Гельдыева, подкрепленный конно-пулеметным взводом татарской нацбригады, спешенный, четыре часа, с рассвета и до полудня, вел перестрелку с басмачами на обоих берегах мелководной, но стремительной горной речки. Наконец командир и комиссар подняли бойцов в атаку — но за камнями и в наспех вырытых окопах врага не оказалось. Однако как только эскадрон вошел в ущелье, с гор загремели выстрелы, лавиной посыпались камни. Нобат решил преследовать врага и уничтожить, загнав его далеко в горы. Весь день эскадрон то ввязывался в перестрелку с медленно отходящей бандой, то садился на коней, продвигаясь вверх по ущелью. В сумерках далеко впереди замелькали редкие огоньки, то был горный кишлак Шахимардан, известный далеко за пределами Ферганской долины тем, что здесь якобы находится чудотворная усыпальница прославленного Али. Этот реально существовавший Али, по одному из прозвищ — Шахимардан, что означает: Повелитель отважных, племянник самого основателя ислама пророка Мухаммеда, женившийся на одной из его дочерей, согласно легендам и свидетельствам летописцев, отличался умом и отвагой, великодушием и благочестием. После Мухаммеда он был одним из халифов — политических и военных предводителей мусульман; еще молодым погиб от руки врага. А затем его обратили в «святого» и в разных местах мусульманского мира стали указывать его якобы усыпальницы, — вопреки здравому смыслу, как будто один человек может быть похоронен многократно. Одна из таких мнимых усыпальниц — в кишлаке Шахимардан, откуда и название этого селенья.