Неожиданная Россия. XX век (СИ) - Волынец Алексей Николаевич

Уже во время войны начался сбор народных пожертвований на восстановление российского флота. К концу 1905 года собрали почти 17 млн (из них один миллион внёс эмир Бухарский). Как видим, при всём энтузиазме, общественная инициатива не смогла компенсировать и десятой части потерь флота.

С учётом всех косвенных потерь – от утонувшей в Цусимском проливе эскадры, потерянных фортов Порт-Артура и до выплат инвалидам войны и семьям убитых – расходы на русско-японскую войну 1904-05 годов достигли суммы в 4 миллиарда рублей. Однако и это не будет итогом – займы на ту войну и проценты по ним Россия исправно выплачивала вплоть до революции 1917 года, отдав кредиторам за 13 лет около 3 миллиардов руб.

Летом 1917 года бухгалтер Государственного казначейства Гавриил Дементьев на основе архивных бумаг, скрупулёзно подсчитал все расходы на русско-японскую войну, выведя цифру в 6553,8 миллионов полновесных царских рублей. Если бы не революция и отказ большевиков платить царские долги, то выплаты по государственным займам времён русско-японской войны должны были идти вплоть до 1950 года, доведя общую сумму расходов на войну с Японией до 9-10 миллиардов царских рублей. Для сравнения, все доходы бюджета Российской империи в 1905 году составили лишь 2 миллиарда.

Помимо займов, расходы на войну с Японией царское правительство пыталось компенсировать печатным станком и повышением налогов. Первым делом повысили акциз на водку. 31 декабря 1904 года в Европейской части России он вырос на 1 рубль, а в Сибири – на 40 копеек за ведро «столового вина». В три раза повысили акцизы на солод для пивоварения. Удвоили акциз на спички, ввели акцизы на все продукты перегонки нефти, в полтора раза увеличили налог на наследство. Но все эти меры до конца войны добавили в бюджет лишь 117 млн руб., покрыв чуть более 5 % всех прямых расходов на войну.

Россия тогда всё ещё оставалась преимущественно крестьянской страной, где три четверти подданных жили почти натуральным хозяйством. Получить много налогов с такого, мягко говоря, небогатого населения было просто нереально.

За время русско-японской войны напечатали 204 миллиона новых бумажных рублей, не обеспеченных золотом. Курс «золотого» рубля поколебался, но тогда устоял. Обрушит его лишь Первая мировая война.

Фобии русского общества в отношении немцев накануне Первой мировой войны – тема малоизвестная, но немаловажная.

«В немце-сапожнике бездна генеральского»

Негативное отношение к лицам германской национальности, наряду с уважением и даже порой заискивающим отношением, существовало в России издавна, как минимум, со времён Петра I. Еще Александр Герцен в 1859 году из лондонской эмиграции высказывался о немцах в России весьма неполиткорректно:

«Все они, от юнейшего немца-подмастерья до старейшего дедушки из снеговержцев зимнего Олимпа, от мастерской сапожника, где ученик заколачивает смиренно гвозди в подошву, до экзерциргауза, где немец корпусный командир заколачивает в гроб солдата, – все они имеют одинакие зоологические признаки, так что в немце-сапожнике бездна генеральского и в немце-генерале пропасть сапожнического; во всех них есть что-то ремесленническое, чрезвычайно аккуратное, цеховое, педантское, все они любят стяжание, но хотят достигнуть денег честным образом, то есть скупостью и усердием… Сверх этих общих признаков, все правительствующие немцы относятся одинаким образом к России, с полным презрением и таковым же непониманием…»

Собственно эта (пусть и не лишённая оснований) неприязнь к немцам и есть квинтэссенция того мнения, что возобладает в русском обществе перед Первой мировой войной. Вообще статья Герцена явно попадает под современное уголовное законодательство РФ о разжигании межнациональной розни. Но здесь Герцен не одинок, все властители дум русской интеллигенции второй половины XIX века – от Бакунина и славянофилов, до Достоевского и Льва Толстого – отличались в той или иной степени негативным отношением к «немцам».

Поэтому не удивительно существование в России перед Первой мировой войной множества фобий и страхов по отношению к местным и «понаехвашим» немцам. И что важно – существование достаточно многочисленной и весьма влиятельной немецкой этнической диаспоры лишь усугубляло этот процесс.

К началу XX столетия немцы вышли на девятое место по численности среди огромного количества народов Российской империи. На протяжении второй половины XIX – начала XX веков они обогнали литовцев и латышей и теперь уступали только русским, украинцам, полякам, евреям, белорусам, казахам, татарам и финнам. С конца XVIII века (когда по сути и началась миграция немцев в Россию) по 1914 год удельный вес немецкого этноса в России вырос с 0,6 % до 1,4 % от населения страны, а численность с 237 тысяч до почти двух с половиной миллионов человек. И что особенно важно, немецкое население России – от сельских колонистов до остзейских баронов – не поддавалось этнической ассимиляции. Единственным направлением ассимиляции, имевшим место среди переселенцев из Германии, было «языковое приобщение немцев» – большинство немцев Российской империи в той или иной степени владели русским языком.

По приблизительным подсчетам историков, в начале XX века на государственной и военной службе в России состояло около 35 тысяч немцев. За предшествующий Мировой войне период можно получить точную информацию о национальном составе только генеральского корпуса Российской империи. Лишь накануне большой войны, в 1912 году в «Военно-статистическом ежегоднике армии» впервые появляется графа «национальность» для офицеров всех уровней.

По данным русского военного исследователя Зайончковского, перед русско-японской войной доля генералов немецкого происхождения в генералитете русской армии составляла 21,6 %. На 15 апреля 1914 года среди 169 «полных генералов» было 48 немцев (28,4 %), среди 371 генерал-лейтенанта – 73 немца (19,7 %), среди 1034 генерал-майоров – 196 немцев (19 %). В среднем третья часть командных должностей в русской гвардии к 1914 году занималась немцами.

Что касается Императорской Свиты, вершины государственной власти в России тех лет, то среди 53 генерал-адъютантов русского царя немцев было 13 человек (24,5 %). Из 68 генерал-майоров и контр-адмиралов царской Свиты немцами было 16 (23,5 %). Из 56 флигель-адъютантов немцев насчитывалось 8 (17 %). Всего же в «Свите Его Величества» из 177 человек немцами являлись 37, каждый пятый (20,9 %).

Из высших должностей – корпусные командиры и начальники штабов, командующие войсками военных округов – немцы занимали третью часть. Во флоте соотношение было еще больше. Даже атаманами Терского, Сибирского, Забайкальского и Семиреченского казачьих войск в начале XX века часто являлись генералы немецкого происхождения.

Так терских казаков накануне 1914 года возглавлял наказной атаман Флейшер, забайкальских казаков – атаман Эверт, семиреченских – атаман Фольбаум. Все они были русскими генералами немецкого происхождения, назначенными на атаманские посты русским царём из династии Романовых-Гольштейн-Готторпских.

Доля «немцев» среди гражданской бюрократии Российской империи была несколько меньшей, но тоже значительной. Ко всему вышесказанному необходимо добавить и тесные, разветвлённые русско-германские династические связи. Несмотря на начавшуюся ещё при императоре Александре III достаточно невнятную борьбу с «немецким засильем», последний российский царь, приведший страну к мировой войне с Германией, имел вполне германское происхождение, российской императрицей была немка.

При этом немцы в Российской Империи составляли менее 1,5 % от всего населения.

Маркс и Чехов

В России на рубеже XIX–XX веков выходило большие количество разнообразной прессы на немецком языке: в Санкт-Петербурге – «St.-Petersburger Herald» (1876–1915) и «St.-Petersburger ewangelisches Sonntagsblatt» (1858–1913); в Москве – «Moskauer deutsche Zeitung» (1870–1914); в Одессе – «Odessaer Zeitung» (1863–1914).