Исторические новеллы - Ашер Бараш

Тогда Саул сказал Ахьё так, что это слышал и стражник:

— Не ступит нога свободных людей на землю рабов. Следуй за мной!

Отойдя весьма далеко от города, они увидели под деревом человека, погруженного в молитву. А на самом дереве, среди мощных ветвей, было устроено ложе в виде гнезда для взрослых орлов, в котором может свободно поместиться и человек. Они подождали, покуда человек не закончил свои молитвы, а потом приветствовали его, и Саул спросил:

— Что за гнездо устроено на этом дереве, я подобного нигде никогда не видел.

Человек ответил:

— Досточтимый чужестранец, ты, наверно, не знаешь, что имя ему Маном[4]. Посмотри на дерево, его тоже зовут Маном, а рядом еще одно такое же, с таким же названием.

— Для какой цели устроено такое большое гнездо?

— Для сна людям, как видно из его названия — «Маном», чтобы люди сладко дремали в нем. Так заведено в наших местах: в кроне, среди густых мощных ветвей дерева устраивать ложе для уставших в пути странников, путешественников, не успевших войти в город до наступления темноты. Пусть отдохнут тут и пойдут дальше. Ночью в этих местах небезопасно, бывает, что нападут на человека гиены из долины и загрызут его. Я заберусь на это дерево, а вы ступайте к тем двум деревьям — отдохните там в безопасности. Я полагал заночевать в Хороне, но филистимляне закрыли город, не дают никому ни войти, ни выйти.

Человек быстро полез на дерево, держась за ствол и руками и ногами, и улегся во весь рост в Маноме.

— Очень хороший обычай, — сказал Саул Ахьё, — почему бы не завести такое во всех наделах Израилевых?

Они доели все, что осталось у них в котомке, и забрались на ночь на деревья. Полночи пролежал Саул в гнезде на могучем дереве, устланном сухими листьями, и глаза его блуждали по звездному небу. Когда сон одолел его, ему приснилось, что он призван создать царство в Израиле. Сон не отступал от него до восхода солнца, и проснувшись, он почувствовал себя другим человеком. Саул верил в сны…

Они шли по следам, но не задерживались, торопились как можно скорее попасть в окрестности Шалиши. К полудню, в самую жару, прибыли они в Шалишу, единственный город в стране, где еще оставалось много мастеров по гончарному делу и по металлу. Тут изготовляли сабли, кинжалы, разные боевые доспехи из железа и меди, а потом продавали их филистимлянам, аморреям и амалекитянам. Израильтянам же не продавали, подчиняясь приказу филистимского наместника. Шалиша слыла богатым городом, большинство ее обитателей оставили сельское хозяйство и занялись изготовлением оружия. Сады и огороды заросли сорняками и терновником, высыхавшими в летние месяцы и разраставшимися диким цветом во время дождей. Состоятельные горожане опоясывались ремнями, украшенными серебром и медью, а в уши вдевали кольца из чистого золота. Горожанки Шалиши слыли модницами, славились красивой осанкой, и все украшения Тира и Дамаска сверкали на них. Дома у многих были каменные, а один дом даже из гранита с зубчатыми стенами. Это был дом главы города. О жителях города говорили: «Опытен в денежных делах, как уроженец Шалиши».

Только приблизились они к воротам города, как два молодых человека приятной наружности вышли им навстречу, протягивая руки в знак дружбы и расположения. Лбы их были как будто отполированы жарой, на лицах сияла радость. Увидя благородную осанку Саула, слугу, идущего за ним на некотором расстоянии, они переглянулись между собой в удивлении и остановились перед пришельцами, как бы преграждая им путь. Затем один из них сказал:

— О, благословенны входящие в город! Вы — мужественные люди и принесете нам удачу.

Саул не знал, говорят они это так, по простоте душевной, или насмехаются над ними, так как они производили впечатление людей ненадежных, да и в глазах у них затаилась насмешка. Саул сказал им:

— Я сын Киша из Гиват Биньямин. Мы с моим слугой разыскиваем двух наших убежавших ослиц. Многие говорили нам, что они убежали в эти края. Если вам что-то известно о них — скажите нам, и мы убедимся, что вы люди благочестивые.

— Ослицы! — воскликнул один из них. — Город наш полон двуногих ослиц, и если не найдете своих беглянок, сможете получить тут вместо них множество других, таких, которые не убегают от тех, кто их ищет. Не так ли, Хадад?

— Почему бы вам не обратиться в Сихем и не попросить дочерей Хамора, господина и главы города? Не так ли, Хазал? Почему вы делаете такие большие глаза, услышав наши арамейские имена? И наш праотец Авраам был арамеец, и праматерь Сара — арамейкой.

— И Ривка, и Рахель и Леа, — подхватил вслед за ним с простодушной горячностью Хазал.

Ахьё спросил их:

— Можно ли отдохнуть у вас в доме приезжих до спада жары?

— У нас на севере говорят не «дом приезжих», а «дом нежных», — ответил ему Хадад наставительно. — Вчера только был у нас провидец, хотел собрать всех мужчин для проповеди, как он это обычно делает, но ни одна душа не пришла на собрание, кроме двух старцев, не знающих осторожности и страха. Знаем мы его, этого провидца, и все его речи и весь тот вздор, который он мелет слушателям от Дана до Беер-Шевы.

— Не понимаю, почему его называют провидцем, когда он не видит даже того, что творится вокруг него, — попытался сострить Хазал.

— И ничего не слышит вокруг себя, — подхватил Хадад.