Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

Владимир Ульянов, еще не вооруженный в условиях Симбирска и Казани теми знаниями, которые он приобретет позднее, непрестанно и мучительно ищет ту могучую силу, которая была бы способна вывести его из тягостного эмоционального оцепенения. Читая Чернышевского, Володя постепенно убеждается в том, что такая сила существует, что философия и мировоззрение Рахметова и самого Чернышевского - прямое доказательство тому.

Чернышевский раскрепощает от стихийного чувства мести, выводит из готовности вспыхнуть по любому антиправительственному поводу (студенческая сходка, например) на дорогу сознательной и последовательной борьбы.

Но с идеологией Чернышевского, связан только что окончившийся этап, только что разгромленный на его собственных, Володиных, глазах отряд революционеров, делавших ставку на общественный строй, основанный на докапиталистических отношениях. С именем Чернышевского и с понятием народничества навсегда связано для Владимира Ульянова видение задушенного в царской петле старшего брата...

Нет, нет, это еще не весь ответ на вопрос, поставленный жизнью на эшафоте Шлиссельбургской крепости!

Но где же тогда он, этот окончательный ответ? Как соединить вызревающую пока еще только в сердце готовность к протесту, к борьбе с ясной и трезвой рациональной потребностью в более совершенной форме этой борьбы, чем только бомба и динамит?

Проходит еще чуть меньше года, прежде чем зимой 1889 года в Казани, куда семье Ульяновых разрешили переехать вместе с поднадзорными Аней и Владимиром, в руки младшего брата Александра Ульянова попадает «Систематический указатель лучших книг и журнальных статей I 1854 - 1883 гг.», составленный членами кружка саморазвития города Троицка.

Указатель напечатан типографским способом под видом каталога библиотеки братьев Покровских в Челябинске. Он состоит из нескольких разделов. Раздел политической экономии начинается так: № 1 - К. Маркс «Капитал».

Зимой 1889 г. каталог библиотеки братьев Покровских попадает в руки Владимира Ульянова...

Уже с первых глав «Капитала» Владимир Ульянов испытывает ощущение того радостного, дающего освобождение от второстепенных мелочей жизни, легкого и счастливого подъема внутренних сил, которое он уже испытал однажды, читая на чердаке старого дома в Кокушкнне статьи Чернышевского. С особым удовольствием воспринимает он строгую, выпуклую систему доказательств Маркса, могучий ход марксовской мысли.

Как человек, получивший возможность одновременно и прикоснуться к истине, и наполнить грудь кислородом, и насладиться только что сорванными с грядки свежими плодами, - вот с такой, очевидно, колоссальной жаждой отрыва от старой жизни и подъема на новую, свободную и мудрую ступень набрасывается Владимир Ульянов на работы Маркса и Энгельса, имевшиеся в те времена в Казани. С каждой новой страницей в нем просыпаются неведомые раньше даже ему самому его новые возможности, становятся на свои места все запутанные и непроясненные события его прежней жизни - казнь Саши, студенческое выступление, исключение из университета, арест, ссылка. С восторгом первооткрывателя наблюдает он, как развязываются все тугие драматические узлы непокорной до этого его уму сложной и противоречивой действительности, как заново, рождая в нем самом неизвестную ему еще энергию и не вкушенные им еще страсти, объединяются между собой вокруг него явления и предметы по новым законам и правилам.

Теперь ответ на вопрос, заданный жизнью на эшафоте Шлиссельбургской крепости, известен почти точно. Долой эмоции, долой бунтарство, долой стихийные взрывы! Есть наука, есть сумма объективных законов, по которым происходит свержение нелепой фигуры царя, по которым один общественный строй, один способ производства и распределения материальных благ неизбежно и неумолимо будет заменен другим. Есть наука, которая провозглашает: пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. Есть наука, которая требует: угнетенные, объединяйтесь! Сегодня вы никто, завтра - все! За вами будущее. За вами судьба истории.

И эта наука соответствует умонастроению Владимира Ульянова, брата казненного народовольца Александра Ульянова. Он, Владимир Ульянов, тоже угнетен. Конечно, не так, как угнетены миллионы рабочих и крестьян, страдающих от ига помещиков и капиталистов. Он угнетен по-своему. Он угнетен исключением из университета, ссылкой, надзором полиции, угнетен министром просвещения Деляновым, который отказал ему, Володе, в праве продолжить образование.

Он, Владимир Ульянов, угнетен казнью Саши, страданиями мамы, болезнью Ани, он угнетен своим бесправным положением, когда ему запрещено проживать в крупных городах, запрещено учиться. И это в девятнадцать лет, когда потребность в знаниях проявляется с могучей, неудержимой силой.

Владимир Ульянов догадывается - все это и про него. Сегодня он никто - исключенный из университета, поднадзорный, лишенный элементарных гражданских прав. Но он хочет стать и станет этим «всем»!

Ему, Владимиру Ульянову, тоже нечего терять, кроме полицейских цепей бесправия, которые вот уже второй год опутывают его жизнь... Да, Маркс, конечно, прав: стремление угнетенных и обиженных изменить свое положение является одной из самых энергичных и могучих движущих сил истории.

Но применима ли его наука к русским условиям? Ведь теоретики народничества отрицают пригодность Маркса для русского освободительного движения. Очевидно, таких же взглядов придерживался и Саша. Значит, Саша был неправ?.. Но может ли быть неправ Саша? Может ли быть неправ человек, который кровью заплатил за возможность быть правым?

Если неправ Саша, то, значит, тогда неправы Чернышевский и Добролюбов, Рахметов и Базаров, тогда неправы Желябов и Перовская, Шевырев и Осипанов, Генералов и Андреюшкин. Значит, напрасно пролилась кровь Саши?

Этой дилеммой, этим не вскрытым тогда еще противоречием заканчивается казанский период жизни Владимира Ульянова. Весной 1889 года Мария Александровна, наблюдая за сыном, начавшим тайно посещать один из казанских марксистских федосеевских кружков, и понимая, что возможность потерять второго сына становится день ото дня все реальнее, покупает на вырученные от продажи симбирского дома хуторок Алакаевку под Самарой, и вся семья Ульяновых снова трогается в путь по Волге.

А спустя всего лишь полтора месяца после отъезда Володи из Казани полиция производит аресты среди членов федосеевских кружков, и вся семья Ульяновых понимает, что Володю спасла мама, но об этом, как это заведено в доме Ульяновых после гибели Саши, вслух почти не говорят.

Трудно переоценить мудрый материнский шаг Марии Александровны, отведший угрозу от Володиной головы летом 1889 года. Многие из членов федосеевских кружков, арестованные тогда в Казани, в дальнейшем, после отбытия наказания, отходят от революционной деятельности, а сам Федосеев, который уже к девяностому году был одной из центральных фигур русского марксизма (и неизвестно, до каких высот поднялся бы он в будущей революции), сам Федосеев через несколько лет трагически погибнет в сибирской ссылке.

Владимир же Ульянов, оказавшись в Самаре, живя четыре лета подряд в деревне, на хуторе Алакаевке, общаясь с местными крестьянами, получает возможность тщательно и всесторонне обдумать те первые впечатления от чтения марксистской литературы, которые он получил зимой восемьдесят восьмого и восемьдесят девятого года в Казани, и проверить эти впечатления на конкретном экономическом положении алакаевских крестьян.

Но главное значение поступка Марии Александровны, главный смысл своевременного переезда из Казани и жизни в Алакаевке, безусловно, заключался в том, что именно здесь, за городом, на хуторе, глубоко и спокойно изучая новую марксистскую литературу и постигая русскую-крестьянскую действительность одновременно, Владимир Ульянов приобрел те теоретические и практические знания, то ничем не заменимое глубинное познание русской жизни, которое в самом скором времени позволит ему стать одной из наиболее заметных фигур среди самарских марксистов.

Именно богатые алакаевские впечатления, именно алакаевский период изучения и осмысления марксизма дают возможность младшему брату Александра Ульянова вести свои знаменитые споры с самарскими народниками. И споры эти впервые сделали имя Владимира Ульянова самостоятельно известным в русской революционной среде.

Но все это еще впереди.

Пока же весной 1889 года Володя Ульянов уезжает из Казани с сомнением в научной истинности народнического мировоззрения, в идеалах и убеждениях, озаривших его юность печальным и трагическим отблеском. Он еще не может диалектически размежевать судьбу Саши и учение Маркса, а потом снова, опять же диалектически, соединить их в своем сознании в один последовательный, причинный исторический ряд. Новое противоречие, новая дилемма возникает в жизни Владимира Ульянова, когда впервые он начинает задумываться над трагической неправотой старшего брата. Преодоление этого противоречия поставит Владимира Ульянова на следующую, по сравнению с братом, историческую ступень в понимании судеб и задач русского освободительного движения.