Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Застигнутые врасплох татары метались, как напуганные олени, хватая оружие и ловя своих лошадей. Военачальники Тангута пытались сплотить своих воинов, видя, что русов совсем немного. Однако хан Тангут сам подал пример к бегству: вскочив на неоседланного коня, он умчался по бездорожью в лес. Следом за Тангутом скопом ринулись его слуги и нукеры. Обратились в повальное бегство и воины Тангута, бросая своих раненых и награбленное добро.

Тангут и его поредевшая свита догнали орду Бату-хана, которая продвигалась по льду реки Клязьмы ко граду Владимиру.

Бату-хан и его советники выслушали Тангута, не скрывая своего изумления.

– Урусы напали на нас ночью из леса, они были лютые, как голодные волки, – с волнением рассказывал Тангут, отогревая свои замерзшие руки над огнем в очаге. – Много моих воинов погибло, не успев взять в руки оружие. Полегло много сотников и санчакбеев. Я сам чудом вырвался из окружения, чуть коня не загнал.

– Откуда взялось войско урусов под Ярополчем, в нашем тылу? – с недоумением проговорил Бату-хан. – Все суздальские полки находятся в граде Ульдемир.

– На мой стан обрушились не суздальцы, а рязанцы! – сердито воскликнул Тангут. – Я сам видел рязанские стяги, брат! Рязанцев было не меньше трех тысяч!

– Этого не может быть! – возразил Бату-хан. – Брат, ты же знаешь, что сталось с Рязанью и с городами вокруг нее. В живых там никого не осталось.

– И все-таки это было рязанское войско, брат, – упрямо повторил Тангут. – Я пока еще доверяю своим очам. Скорее всего, это мертвые рязанцы воскресли и пришли сюда, чтобы отомстить нам за разорение их земли. Вспомни, брат, что твердят длиннобородые священники урусов о человеке-боге Христе, который ходил по воде, как по земле, умел исцелять и воскрешать людей, сам после казни воскрес и вознесся на небо. Урусы поклоняются этому Христу и матери его. Наверняка священники урусов знают секрет воскрешения из мертвых. Сегодня на наше войско напали воскресшие из мертвых рязанцы, а завтра мы столкнемся с воскресшими суздальцами, коих перебили в граде Мушкаф…

Батыевы советники, седоусые и плосконосые, встревоженно загалдели, не зная, верить или не верить услышанному от Тангута.

– Повелитель, – обратился к Батыю Субудай-багатур, – твой брат слишком напуган и взволнован, чтобы рассуждать здраво. Нужно отправить к Ярополчу испытанного военачальника с несколькими тысячами всадников. Когда мы перебьем всех урусов, оказавшихся у нас в тылу, тогда мы спокойно разглядим, кто это – рязанцы или суздальцы. Если позволишь, о непобедимый, я сам готов выступить к Ярополчу.

– Нет, мой храбрый Субудай, скоро начнется осада Ульдемира, – сказал Бату-хан, – поэтому ты нужен мне здесь. К Ярополчу я отправлю своего брата Берке, ведь он ненавидит рязанцев сильнее всех нас. У него на лице до сих пор сохранились следы укусов строптивой рязанской княгини, – с усмешкой добавил Бату-хан. – Вдруг Берке встретит воскресшую княгиню Евлампию, тогда у него будет возможность убить ее еще раз.

Хан Берке без промедления выступил к Ярополчу во главе пяти тысяч отборных всадников. Однако, сколько воины Берке ни рыскали вокруг Ярополча, им так и не удалось отыскать загадочное русское войско. Судя по следам, русская рать после разграбления стана хана Тангута ушла по лесным дорогам в сторону Юрьева-Польского.

Вернувшийся к Батыю хан Берке высказал ему свое предположение, что, скорее всего, тумен Тангута разбила дружина кого-то из братьев или племянников князя Георгия, вышедшая к Клязьме со стороны Юрьева-Польского или Дмитрова. Наступать на эти города по незнакомой лесистой местности татары не спешили, собираясь сначала взять главный город суздальской земли – Владимир.

Тумен хана Шейбана, Батыева брата, совершая обходной маневр с запада, дабы перерезать дороги от Владимира к Юрьеву-Польскому и Суздалю, угодил в засаду близ села Сибереж. Растянувшуюся на лесной дороге татарскую конницу с двух сторон атаковали русские ратники, предварительно повалив на татар подпиленные сосны и ели, росшие вдоль дороги. Развернувшееся в лесу сражение было очень упорным. Русичей было в три раза меньше, чем мунгалов, но они наседали на врагов с такой яростью, что к заходу солнца обратили воинов хана Шейбана в бегство. Было убито несколько сотен татар, захвачен ханский обоз. Все русские невольники, находившиеся в обозе, были освобождены.

Хан Шейбан примчался к Бату-хану, негодуя на хана Менгу, который, по его словам, должен был обеспечивать безопасность его тумену с левого крыла, но почему-то замешкался и отстал со своим войском.

– Урусы набросились на моих батыров, как бешеные собаки! – стонал и жаловался Шейбан, самый капризный из Батыевых братьев. – Мало того, что урусы выскочили на наше войско из засады, они еще подрубили сосны вдоль дороги и свалили их на нашу конницу. Была страшная давка и сумятица! Бежать было некуда, ибо повсюду были злобные урусы! Много моих нукеров увязло в снегу и пало от мечей и топоров урусов. Хан Менгу виноват во всем этом, брат. Пусть хан Менгу ответит за это!

Однако Батый встал на сторону хана Менгу.

– Не забывай, братец, что твой тумен двигался от реки Клязьмы в обход Ульдемира по дорогам, – сказал он. – Пусть дороги эти были плохи, но все же это был проторенный путь через лес. Тумен же хана Менгу шел в обход Ульдемира по бездорожью через глубокие снега. Конечно, хан Менгу не мог за тобой угнаться.

– Ты всегда защищаешь хана Менгу, брат, – надулся Шейбан, отчего его круглое лицо с узкими глазами и пухлыми щеками обрело сходство с хомяком, набившим зерном защечные мешки. – Для тебя хан Менгу всегда хорош, а я плох. И при дележе добычи Менгу достаются лучшие меха и самые красивые невольницы. Это несправедливо, брат.

– Если толковать о справедливом дележе, то надо вспомнить, как проявил себя хан Менгу в битвах с урусами и при осаде их городов, – промолвил Бату-хан. – Смелость Менгу не оспаривается никем из царевичей-чингизидов, ты же, братец, храбростью похвастаться не можешь. Поэтому твои упреки безосновательны. Я не скажу, что Менгу во всем непогрешим, но он умеет вовремя исправлять свои ошибки. Прояви себя так же, как Менгу, братец, и я с радостью одарю тебя златом, мехами и красивыми рабынями из своего обоза.

Жадный до богатств Шейбан встрепенулся, узкие очи его загорелись алчным блеском.

– Что я должен сделать, брат? – спросил он. – Какой подвиг совершить?

– Настигни войско урусов, разбившее твой тумен, – без раздумий сказал Бату-хан. – Ты заметил, что среди урусов большинство были пешие, значит, далеко урусы уйти не могли. Действуй же, братец! По славе получишь и награду! Я дам тебе в помощь тумен Тохучар-нойона.

Выйдя из Рязани всего с восемью сотнями воинов, Евпатий Коловрат по пути принимал в свой отряд мужей и юношей, кто горел желанием отомстить татарам за гибель родственников и разоренные селения. В городах Рязанского княжества из жителей почти никого не осталось, пополнение в пешую рать Евпатия Коловрата шло в основном из деревень, куда мунгалы не смогли добраться.

Если конная дружина боярина Евпатия почти не увеличилась, то пешее войско с одной сотни ратников возросло до тысячи человек. Сотник Лукоян стал тысяцким.

Близ Коломны к дружине Евпатия Коловрата примкнули четверо гридней из дружины Глеба Ингваревича. Они рассказали, что, когда татары ворвались в Коломну, Глеб Ингваревич повел уцелевших защитников города на прорыв. Из кольца врагов смогли вырваться вместе с князем Глебом лишь они четверо. Израненный Глеб Ингваревич вскоре скончался. Его верные гридни закутали тело князя в воинский плащ, втащили на высокий дуб и привязали ремнями к ветвям.

«Кто-то из вас обязательно должен выжить, чтобы вернуться к тому дубу за телом Глеба Ингваревича, – сказал гридням Евпатий Коловрат. – Нельзя оставить храброго сына Ингваря Игоревича без достойного погребения».

Недалеко от разоренной Москвы к отряду Евпатия Коловрата присоединилось семеро гридней московского князя, старшего из которых звали Могутой. Тот поведал боярину Евпатию, что изначально с ним вышли в полюдье по дальним селам тридцать дружинников и тиун княжеский. Татары, во множестве появившиеся на Москве-реке, отрезали отряду Могуты путь домой. Могута и его люди истребляли татар, где только могли, подстерегая их на лесных дорогах и близ лесных деревенек. Но и сами отважные московские дружинники несли при этом потери. После последней стычки с мунгалами гридней-московлян осталось всего семеро.

Могута и его воины стали проводниками для воинства Евпатия Коловрата. Выросшие в этих краях, они знали все дороги и тропы, все деревни и города вдоль реки Клязьмы и по ее притокам.

В первых же столкновениях с татарами близ городка Ярополча ратники Евпатия Коловрата истребили больше тысячи врагов, используя тактику засад и глубоких обходов. В захваченном стане хана Тангута рязанские ратники освободили больше сотни русских невольников, в числе которых оказалась боярыня Феофания.