Михаил Ишков - Адриан. Золотой полдень

Консул сделал паузу и мрачно, как бы отвечая самому себе, поставил точку.

— Мы имеем дело с безродным бродягой, к тому же отпрыском блудницы — этим все сказано.

Его поддержал Аррий Антонин.

— Что касается божественного света, который якобы исходит от этого пастушонка, а также способностей, которыми боги якобы наградили его и о которых ты денно и нощно твердишь, я позволю себе напомнить цезарю, что могущество Рима взросло вовсе не на выдающихся способностях отдельных лиц, но на гражданских доблестях и склонности нашего народа к порядку. И конечно, на истинном благочестии и уважении к богам.

С нами воевали выдающиеся полководцы.

Где они?

Где Пирр, где Митридат?

Властитель Понта был необыкновенный человек. Его не брал яд, он три раза собирал огромные армии, его голосу внимали все, кто в той или иной мере чувствовал себя ущемленным Римом.

И что?

Где теперь Митридат?

Вспомни Ганнибала. Почему Карфаген, имея огромное преимущество в силах, так и не сумел сломить Город?

Помнишь Марка Аттилия Регула, победителя карфагенского флота? Когда его взяли в плен, он прибыл в Рим вместе с карфагенским посольством, чтобы передать условия мира. В Африке он дал слово, что при любом исходе переговоров вернется назад. Враги полагали, что Регул, чтобы спасти свою жизнь, будет с пеной у рта доказывать необходимость мира. Вместо этого он призвал римлян к войне до победного конца, затем добровольно вернулся в Карфаген. Там его подвергли жестокой казни. Его сунули в ящик, утыканный гвоздями, где он умер от бессонницы.

— Я помню о Регуле, и что? — спросил Адриан.

— Поступок Регула, его пример, более важен, чем все завоевания Александра Македонского. Обличительные речи Катона сохранили устойчивость государства более, чем военная сила. Я не буду отрицать, что победители Ганнибала, тот же Фабий или Сципион Старший, с точки зрения полководческих способностей в подметки не годились Ганинибалу.

И что?!

Сципион одержал победу единственно потому, что хорошо выучил урок, преподанный ему при Каннах.

Катон отличался редким упрямством и зловредностью. Римский народ, справляя сатурналии, попросил его удалиться из амфитеатра, ибо он одной своей физиономией смущал толпы желавших совокупиться на арене и тем самым вознести хвалы нашим богам.

Аррий сделал паузу, глянул на небо.

Император и консул, словно по команде, глянули в ту же сторону.

— Я не хочу сказать, — продолжил Антонин, — что у нас не было выдающихся полководцев. Один Сулла чего стоит, не говоря уже о Лукулле, Марии, Помпее, божественном Юлии или Германике, но все они были воспитаны в древней традиции, на опыте доказавшей — исход войны определяет воля народа, благоразумие правителей и крепость армии. Только у нас вошло в обычай регулярно менять полководцев. От наших командиров никогда не требовалось каких‑то гениальных озарений. Нашими легионами может руководить любой более — менее подготовленный военачальник и добиваться успеха. Когда же за дело берется такой мастер, как Тиберий, Траян или сын Веспасиана Тит, сомнений в исходе войны вообще не возникает. Наши герои становились богами после смерти, а не при жизни.

Аррий сделал паузу.

— И последнее. Все мы единый народ, даже те, кого против его воли привезли в Рим. Все мы подчиняемся закону, который наделяет римским гражданством только тех, кто в Городе или в другом месте родился от римского гражданина. Другими словами, это право от рождения, это право дарует новорожденному отец. Сын вольноотпущенника может считаться полноправным гражданином Рима, но не вольноотпущенник. Я уже не говорю о тех, кто претендует на то, чтобы править в Риме. Эти должны быть безупречны, их предки должны быть известны, потому что если в цезари пролезет сын блудницы, каждый может сказать — почему не я?

В этот момент внук Анния Вера подошел к деду и тронул его за край тоги.

— Что случилось, племянник? — спросил его император. — Почему ты один? Раб посмел оставить тебя?

— Нет, цезарь. Я хочу взглянуть на мозаику, на которой Александр Македонский сокрушает персов. Раб объяснил, что для этого требуется твое разрешение.

— Да, малыш. Эта картина выставлена в вавилонском зале и возле нее много драгоценных вещей. Веди себя там осторожнее. Ступай по этой дорожке, и за садком для разведения рыб ты увидишь знаменитое изображение. Я могу угостить тебя наивкуснейшей рыбой на свете, хочешь?

— Благодарю, цезарь, но сначала мозаика.

Он повернулся и двинулся в указанном направлении. Когда мальчик удалился, Аррий Антонин указал на него.

— Ты можешь усыновить Марка, и никто не посмеет возразить тебе, потому что этот мальчик плоть от плоти римский патриций. Все одобрят твой выбор, пусть даже кое — кого начнет грызть зависть, почему не я?

Антиной — чужак.

Особое расположение, которое ты оказываешь ему, не вступая с ним в любовные отношения, чрезмерное восхищение его красотой, может сплотить оппозицию крепче, чем мир с парфянами. Если даже, как ты утверждаешь, этот найденыш способен совершить то, что никому, кроме Македонца, совершить не удалось, мы, верные тебе люди, считаем, что игра не стоит свеч?

Риму не нужны Александры.

Нам нужны честные, озабоченные судьбой родины люди. Нам нужны трезво мыслящие, владеющие наукой власти правители. Неплохо, конечно, если им не дают покоя политические фантазии, но если их нет — не беда. По крайней мере, Веспасиану это не повредило.

Император пригласил гостей последовать за мальчиком. На ходу ответил.

— Я не спорю с тобой, Антонин. Спорить с тобой, что в жаркий день отбиваться от овода. Я вовсе не имел в виду усыновить Антиноя. То есть вот так, ни с того, ни с сего объявить его наследником. Идея в том, чтобы это найденыш послужил государству. Чтобы он усвоил римские ценности, пропитался римским духом.

Он примолк, покачал головой, потом с затаенным воодушевлением продолжил.

— Что касается грандиозных планов, скажу так — работы много. Прежде всего, внутреннее устроение, этим мы сейчас и занимаемся. Затем укрепление границ и, наконец, продвижение лимеса на север от Карпат. Например по Вистуле (Висле) вплоть до ее устья. Тем самым граница Рима пролегла бы от устья Данувия до Мирового океана* (сноска: В ту пору Скандинавию считали огромным островом, лежавшим на самом краю земного диска.), что в три раза сократило бы ее длину. Это означало бы сокращение в три раза потребных легионов, гигантское уменьшение государственных расходов, что дало бы возможность всерьез рассмотреть вопрос о походе в Индию. В этом случае германцев, проживающих между Рейном и Вистулой не надо завоевывать, они оказались бы в наших объятиях против своей воли. Карпаты стали бы нашим бастионом против Азии. Для всех этих свершений нужны люди незаурядные.

— Разве для этого нам нужны безродные чужестранцы? — спросил Анний Вер. — Неужели мы сами уже не в состоянии принять вызов?

Адриан ни слова не говоря повернулся и двинулся в ту сторону, куда ушел маленький Марк. Сенаторы двинулись за ним. По ходу они с любопытством посматривали по сторонам.

Императорскую виллу называли восьмым чудом света, а еще сокровищницей, где можно поглазеть на все рукотворные и нерукотворные чудеса, известные в пределах обитаемого мира. Были здесь и уменьшенные копии египетских пирамид и фессалийские Темпы* (сноска: одно из самых живописных мест древнего мира, находилась в Фессалии, в Греции), родосский Колосс и алтарь Зевса, что в Пергаме. Построены Лабиринт и подземное царство — владение мрачного Аида, а также воссоздан парадный зал дворца царя Вавилона Навуходоносора. Место было священное, историческое — в этом парадном зале, в Вавилоне, четыре века назад был установлен помост, на котором покоилось тело умершего от простуды Александра Македонского, и вся армия, воин за воином, прошла мимо постамента. На противоположной стене располагалась знаменитая мозаика, изобразившая переломный момент битвы на Иссе. Исполинское изображение занимало всю противоположную стену.

— Хорошо, Антонин, если ты такой благоразумный, подскажи, каким образом я мог бы притушить все эти слухи и успокоить Рим.

— Я выскажу свое мнение, государь, если даже тебе будет неприятно услышать его…

В этот момент послышался звон разбиваемого стекла. Адриан резко ускорил шаг, сенаторы поспешили за ним

Напротив мозаики располагались два мраморных постамента, на одном из которых возвышалась ваза из полупрозрачного алебастра. Другой постамент был пуст. Молоденький перепуганный раб дрожащими руками собирал рассыпанные возле него осколки. На внука римского патриция, неуверенно отступавшего в тень каменного быка, он старался не смотреть.

Адриан не спеша подошел к рабу.

Тот замер, головы не поднял.