Михаил Поджарский - Башня высотой до неба

Убар вновь ощутил, что пирамида вздрогнула. На этот раз движение сопровождалось глухим стуком изнутри.

— Не знаю, как тебе объяснить, Убар, — сказал Игихуль задумчиво. — Беда в том, что такие, как ты — по твоим словам, нормальные люди, — не в состоянии понять таких, как я.

— Вы умные, а мы глупые? — криво ухмыльнулся Убар.

— Почему? Просто мы с тобой живём в одном мире, но смотрим на него по-разному.

— Я знал сотни людей. А может и тысячи. Все думают, как я. Все люди думают одинаково. Ты единственный, кто думает не так. На умалишённого ты не похож. Может, ты действительно не человек, Игихуль? Может, ты таки демон во плоти?

— Мой образ мыслей настолько тебе чужд, что ты даже отказываешь мне в праве быть человеком, — сказал Игихуль и повернулся к печи. — Когда-то я пообещал Мескалам-дугу: если башня не будет построена, я сам отправлюсь в Преисподнюю и стану пожирающим души демоном.

Теперь Убар отчётливо ощущал, что пирамида вздрагивает. Слабые толчки шли один за другим через короткие промежутки времени, сопровождаемые хорошо различимым треском. Спутники Игихуля в тревоге стали прислушиваться. Сам же он то ли ничего не слышал, увлечённый беседой, то ли не придавал этому значения.

Просвет в тучах закрылся, и всё вокруг погрузилось во мрак. Поднявшийся ветер раздул жар углей. В багровых отблесках уродливое лицо Игихуля совсем утратило человеческие черты. На короткий миг Убару показалось, что рядом с ним на камне сидит жуткое потустороннее существо.

— Убар, скажи, зачем человек рождается на свет? — спросил Игихуль.

— Ну, это простой вопрос, — усмехнулся Убар. — Я родился, чтоб унаследовать трон отца. А какой-нибудь раб родился, чтоб быть рабом.

— А бык рождается, чтобы быть быком, собака — собакой.

— Так решили боги.

— Тогда чем ты лучше собаки?

— Я принц Аккада! — вспылил Убар.

— Ты всего лишь один из людей. Рождённый, чтобы сыграть отведенную тебе роль, а потом умереть, уступив место другому такому же.

— Да! Я рождён, чтобы править Аккадом. После моей смерти будет править мой сын, после его смерти — его. Таков извечный порядок вещей. Ты, просто мне завидуешь, как и все вы, убогие рабы.

— Я не раб, Убар. Я сам управляю своей жизнью. Решил строить башню — начал строить. А вот ты — раб. Раб извечного порядка вещей. Ты неспособен изменить этот мир.

— Я буду правителем Аккада! Когда я получу власть, моё могущество станет безмерным. Я захвачу все земли до самого Кемета. А может, и его захвачу. Я создам самую великую империю на земле. Империю Убара! Мир станет моим! Он изменится!

— Мир меняется, когда в нём появляется то, чего не было раньше. А империя… Сколько их было, и сколько ещё будет… Таков извечный порядок вещей. Ты мечтаешь о могуществе? Придумавший колесо могущественнее десятков правителей. Он действительно изменил мир. А такие, как ты, не могут создавать нового. Вы способны только присваивать. Вами движет выгода.

— Да! Мною движет выгода! Миром движет выгода! Не какие-то там идеи, а выгода! Каждый делает только то, что ему выгодно!

— Какая же моя выгода от этой башни, Убар? — спросил Игихуль, не отводя взгляда от печи.

— Этого я не понимаю. Ты — ничтожный червь, нищий калека. Ты живёшь хуже последнего раба… Похоже, ты таки демон, и твоя выгода увести в Преисподнюю как можно больше душ.

Стук внутри пирамиды стал громче. Стена уже не вздрагивала — сотрясалась. Спутники Игихуля, придя от этого в смятение, один за другим со стенаниями падали на колени, воздев руки к небу.

Игихуль словно не замечал происходящего. Он тяжело вздохнул и, собравшись с силами, встал на ноги, отвергнув помощь подоспевшего Булалума. Сделав шаг к печи, он повернулся к Убару:

— Выгода неспособна ничего создать, Убар! Выгода рождает только ненависть. Посмотри на этих мертвецов. Что их убило? Ненависть, которую породили те, кто их обворовывал к своей выгоде. Наш мир создан не выгодой, а идеями. Не было бы идей, и не было бы ни колеса, ни металлических орудий, ни наших домов — ничего, что отличает нас от диких зверей. Подумай, Убар, принц Аккада! Я — ничтожный червь, нищий калека. Но однажды в мою уродливую голову пришла идея построить башню высотой до неба. И извечный порядок вещей нарушился. Мир изменился! Оглядись вокруг: без моей идеи не стояла бы эта исполинская пирамида, не пришли бы сюда племена со всей нашей земли, да и тебя самого тут бы не было. Да, я не закончу постройку. И её основание, эта пирамида долго не простоит. Но в памяти людской она сохранится, а вместе с ней и моя идея — идея подняться в небо! Пройдут годы, пусть сотни, тысячи лет, но однажды кто-нибудь — возможно, такой же изгой, как и я, — всё-таки коснётся рукой облаков. И тогда мир измениться снова!

После этих слов Игихуль бросился в пылающую печь. Ни крика, ни стона не донеслось из неё. Только вскоре оттуда повалил густой чёрный дым.

Раздался оглушительный треск. На стене пирамиды обозначилась трещина, уходящая далеко вверх. С ужасным скрежетом трещина стала расширяться. Из её глубин полилась жидкая глина. Её поток всё увеличивался, и вот уже из низа стены забил грязно-жёлтый фонтан.

Последователи Игихуля вскочили на ноги и в ужасе бросились бежать. Лишь Булалум не двинулся с места. Рыдая, он стоял на коленях у печи, прижавшись к ней всем телом. Ординарец подхватил Убара себе на плечо, и они вдвоём, как могли, поспешили прочь.

С верха башни с грохотом покатились кирпичи. Некоторые настигали бегущих и наносили им увечья. Один ударил Убару в спину, благо она была защищена кирасой.

Вновь раздался громкий скрежет. Земля задрожала и пришла в движение. Часть стены вместе с землёй, на которой она стояла, сдвинулась с места и поползла, преследуя бегущих. В пирамиде образовался провал, в который посыпались сначала кирпичи, а потом целые куски этой и соседних стен. Стоял непрекращающийся грохот. Над пирамидой поднялось облако пыли.

Земля под ногами бегущих тряслась так, что люди, теряя опору, падали в жидкую грязь. Сотрясение земли дошло до города, и там обрушилась часть крепостной стены и многие дома.

Вдруг раздался мощный удар, потом ещё один, потом ещё и ещё. Удары слились в оглушительный громоподобный рокот. Это рухнула верхняя площадка пирамиды вместе с этажами башни Игихуля.

Вскоре после этого грохот прекратился. Наступила тишина, в которой были слышны доносившиеся из города крики отчаяния несчастных горожан.

В следующее после тех событий полнолуние аккадский правитель Илум-мупаггир со своей армией подошёл к этому городу. Жители не оказали отпора, и осады не было. Однако радость завоевания, охватившая аккадских воинов, сменилась разочарованием. Войдя в город, они нашли его обезлюдевшим. Храмы и жилые дома большей частью были пусты. Те жители, которые не бежали или умерли от голода и болезней влачили жалкое существование среди руин своих жилищ.

Стража, набранная из горожан, охранявшая дворец лугаля, пыталась оборонить своего правителя, но попытка эта была слаба. Войдя во дворец, завоеватели нашли его, в отличие от остального города, утопающим в роскоши. Хранилища были переполнены зерном. Правда, большая его часть была поражена плесенью и не годилась даже на корм скоту.

Самого же Мескалам-дуга отыскали прячущимся в одном из дальних покоев. Илум-мупаггир припомнил, как тот не пожелал расплатиться с Аккадом за помощь в свержении отца и своё восшествие на трон. За это, аккадский правитель, приказал привязать Мескалам-дуга к столбу. Затем самолично стал отрезать от него, ещё живого, куски плоти и бросать своим голодным псам.

После этого Илум-мупаггир повелел своему сыну Убару сопроводить его на место строительства. При виде гигантской бесформенной груды, которая осталась от «башни высотой до небес», огромных ям, откуда брали материал, исполинских печей, обширного кладбища, правитель пришёл в смятение.

Илум-мупаггир призвал своих архитекторов и повелел снести окружавшую город ветхую крепостную стену и выстроить новую из кирпичей, оставшихся от башни.

Узнав, что эту постройку называли «Врата к богу», он сказал, что это не врата, ведшие к богу, а врата самого бога, через которые тот, увидев содеянное людьми, наказал их за гордыню. Впоследствии то место так и стали называть: «Врата бога» — Вавилон.

шумерские названия рек Тигр и Евфрат

больной глаз (шумерск.)

примерно 150 сантиметров

шумерский бог пастух и скотовод

царь, господин, дословно — «большой человек» (шумерск.)

надсмотрщик (шумерск.)