Санъютэй Энтё - Пионовый фонарь

— Ну что же, — сказал Иидзима, когда Аикава замолчал, — благодарю за честь. Буду только рад.

— Так вы согласны? — вскричал Аикава. — Вот спасибо-то вам!

— Но прежде следует сообщить ему. Не сомневаюсь, что он будет весьма обрадован. Получив его согласие, я немедленно дам вам знать.

— Да зачем мне его согласие? — удивился Аикава. — Достаточно того, что согласны вы!

— Простите, однако ведь не я же иду к вам в наследники!

— Коскэ не может отказаться, — убежденно сказал Аикава. — Он верен долгу и согласится на все, что вы ему ни прикажете. Только бы вы приказали ему, господин Иидзима. В этом году мне будет пятьдесят пять, дочери исполняется восемнадцать, и мне хотелось бы прямо сейчас узнать, как решится дело с моим наследником. Покорнейше прошу, не отказывайте мне!

— Хорошо, согласен, — сказал Иидзима. — Если у вас есть сомнения, могу дать клятву на мече.

— Нет-нет, что вы, вполне достаточно вашего слова! Покорно вас благодарю… Ну, побегу сказать дочери, то-то обрадуется! Понимаете, если бы я пришел и сказал, так, мол, и так, господин Иидзима не возражает, но должен сперва спросить согласия у самого Коскэ, она бы страшно расстроилась, что там еще Коскэ скажет. А вот теперь, когда все решилось так определенно, совсем другое дело. Она на радостях съест несколько чашек риса, и болезни ее как не бывало! Только есть, знаете ли, пословица: «С добрым делом поспеши». Так давайте же завтра, когда вы изволите вернуться с дежурства, сразу обменяемся подарками в знак помолвки. И господина Коскэ приведите, пожалуйста, хотелось бы его дочери показать… Ну, бегу!

— Может быть, выпьете чарку? — предложил Иидзима, но Аикава, полный радости и весь мокрый от пота, торопился к дочери и попросил разрешения откланяться немедленно. Повернувшись, он налетел на столб, охнул от боли и выскочил из дома.

— Вот растяпа, — весело сказал Иидзима. — Эй, кто-нибудь, проводите его! — Он был очень доволен и гордо приказал: — Позвать Коскэ!

— Коскэ нездоров, — сказала, входя, О-Куни.

— Это ничего, — сказал Иидзима. — Позови его на минуту.

— О-Такэ, — обратилась О-Куни к служанке. — Ступай и передай Коскэ, что господин требует его к себе.

О-Такэ побежала в людскую.

— Коскэ! — крикнула она. — Вставай, Коскэ! Господин зовет!

— Сейчас иду, — отозвался Коскэ.

«А у меня лоб разбит, — подумал он. — Как появиться в таком виде перед господином?» Но верный слуга должен повиноваться, что бы ни случилось. «Придется идти как есть», — решил Коскэ и явился к Иидзиме.

— Подойди ко мне, Коскэ, — сказал Иидзима, едва увидев его. — А все остальные удалитесь. Оставьте нас одних.

— В такую жару, — пробормотал Коскэ, — господину, должно быть, вредно утомлять себя каждодневной службой…

— Мне доложили, что ты нездоров и лежишь, — начал Иидзима. — Но тем не менее я вызвал тебя, потому что мне надобно поговорить с тобой. Речь пойдет вот о чем. У старика Аикавы, что живет на Суйдобате, есть дочь О-Току. Ей восемнадцать лет. Девушка эта изрядной красоты, а также примерна в отношении долга перед своим родителем. Случилось так, что, восхищенная твоей преданностью, она полюбила тебя и от любви занемогла, Аикава обратился ко мне с настоятельной просьбой отпустить тебя к нему в наследники, и ты пойдешь.

Тут Иидзима взглянул на Коскэ и увидел ссадину на лбу.

— Постой, Коскэ, — сказал он, — что у тебя со лбом?

— Виноват, — пробормотал Коскэ.

— Ты что, подрался? Ну что ты за негодяй! Так изуродовать себе рожу накануне серьезного шага в своей жизни… Преданный слуга получает раны только на службе господина, ты что, не знаешь этого? Да ведь будь ты настоящим самураем, тебе пришлось бы теперь убить себя!

— Я не дрался, — сказал Коскэ. — Я выходил по делу, и возле дома господина Миябэ на меня упала черепица. Угодила прямо в лоб. Неудачно получилось, прошу извинить меня. Я просто в отчаянии, что это вызвало ваше недовольство, господин…

— Что-то мне кажется, что эта ссадина не от черепицы… Ну да ладно. Все же запомни: затевать драки и получать увечья не годится. Нрав у тебя прямой, но, когда противник хитрит, прямо действовать нельзя. Необходимо терпение. Недаром иероглиф «терпение» изображается знаками «меч» и «сердце» под ним. Ибо терпение чрезвычайно необходимо в таких обстоятельствах, когда стоит сделать один лишний шаг, и сердце твое будет пронзено мечом. Помни, поступив на службу, ты уже принадлежишь не себе, а господину своему. Будь до конца верен долгу. Никогда не поступай опрометчиво. И не выступай против тех, кто силен хитростью.

Поучения господина четко отдавались в груди Коскэ, и он сказал сквозь слезы благодарности:

— Господин, я слыхал, что четвертого числа будущего месяца вы собираетесь на рыбную ловлю… Но ведь совсем недавно скончалась барышня, ваша дочь! Пожалуйста, отложите вашу поездку на реку, с вами там что-нибудь случится!

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо сказал Иидзима. — Рыбную ловлю мы отложим, не беспокойся. Не в этом сейчас дело. Так вот, я предложу тебе идти к Аикаве…

— Какое будет поручение?

— При чем здесь поручение? Дочь Аикавы полюбила тебя, и ты пойдешь к нему в наследники.

— Да, понимаю. Кто, вы говорите, идет к нему в наследники?

— Ты идешь!

— Я? — воскликнул Коскэ. — Я не хочу!

— Дурак! — прикрикнул Иидзима. — Ты будешь человеком! Лучшего тебе и желать нечего.

— А я хочу всегда быть возле своего господина! Не гоните меня от себя, позвольте быть рядом с вами!

— Но ты ставишь меня в очень неловкое положение. Ведь я уже дал согласие, я поклялся на мече!

— Не надо было клясться!

— Если я нарушу слово, мне придется вспороть себе живот.

— Сделайте милость!

— Если ты не будешь меня слушаться, выгоню.

— Выгоняйте! А разве нельзя было рассказать мне все толком до того, как вы дали клятву?

— Да, в этом я виноват, — сказал Иидзима. — Виноват и прошу тебя простить меня. Видишь, кланяюсь тебе, уперев руки в пол, и прошу прощения. Теперь ты согласен пойти к Аикаве?

Коскэ сдался.

— Хорошо, господин, раз так — я согласен. Но пусть это пока будет только сговор, — а я останусь у вас еще на десять лет!

— Что ты! — возразил Иидзима. — Завтра устраивается обмен подарками по случаю помолвки. В начале будущего месяца состоится уже брачная церемония.

Коскэ думал о том, что, если он уйдет в наследники, О-Куни и Гэндзиро убьют господина. Значит, заколоть этих двух негодяев пикой и вспороть себе живот придется сегодня ночью. При мысли о том, что он видит своего господина в последний раз, Коскэ побледнел, и из глаз его полились слезы.

— Экий ты упрямый! — с досадой сказал Иидзима. — Неужели тебе так не хочется уйти к Аикаве? Живут они совсем рядом, от нас до Суйдобате рукой подать, можешь навещать меня хоть каждый день. Совершенно незачем расстраиваться так. Парень ты как будто бравый, а точишь слезы… Мужчина должен иметь твердый дух!

— Господин, — сказал Коскэ. — Я стал вашим слугой пятого марта. Узнав, что нет у меня ни родных, ни близких, вы отнеслись ко мне с особой благосклонностью, и этой вашей доброты я не забуду даже после смерти. Одно только хочу сказать вам. Откушав водки, вы обыкновенно очень крепко спите. Без водки же вам не спится. Кушайте водки поменьше. Даже с героем, если он крепко спит, злодеи могут сделать все что угодно. Я места себе не нахожу, когда думаю об этом. Будьте всегда настороже, господин! И еще не забывайте каждый день принимать лекарство, которое прислал господин Фудзита…

Иидзима нахмурился.

— Что это ты словно в дальние страны собрался? — сказал он. — Такое мне мог бы и не говорить.

Услыхав в покоях Хагивары женские голоса, Томодзо подкрался и заглянул за полог от комаров. Волосы у него встали дыбом, и он со всех ног бросился было за помощью к Юсаю, но был так перепуган, что вместо этого прибежал к себе домой и, весь дрожа, забился в постель. Только на рассвете он постучался в двери Юсая.

— Кто это? — сонно спросил Юсай.

— Это я, Томодзо!

— Чего тебе?

— Сэнсэй[24], откройте, пожалуйста.

— Рано же ты сегодня поднялся, — недовольно проворчал Юсай. — Никогда так рано не встаешь… Да погоди, погоди, сейчас отворю!

Он поднял щеколду и открыл дверь.

— Ну и темно здесь у вас, — сказал Томодзо, входя.

— Так ведь еще не рассвело, — ответил Юсай. — А фонарь я тушу, когда ложусь…

— Вы только не волнуйтесь, сэнсэй…

— Да ты сам весь трясешься! Что случилось? Чего ты пришел?

— С господином Хагиварой беда!

— Что с ним?

— Такое с ним, что не знаю, как быть… Вот и вы, сэнсэй, и я — мы оба снимаем жилье на земле господина Хагивары. Живем мы все вместе. Обо мне и говорить нечего, я у него совсем как вассал, копаю его огород, смотрю за его садом, бегаю по его поручениям, жена моя ему стирает, и он с нас платы даже не берет, а иногда жалует нам на мелкие расходы или одежду со своего плеча. Он мой благодетель, и вот с ним такая беда приключилась! Каждый вечер к нему приходят ночевать женщины…