Борис Васильев - Владимир Красное Солнышко

— Ты будешь драться со мной!

— Привязать князя и княгиню к их креслам! — приказал Владимир.

Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.

Ладимир сказал осторожно:

— Не надо бы, великий князь…

— Надо! — по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.

До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.

Наконец кончилось это позорище, Владимир сказал, еще не встав на ноги:

— Ладимир, прикажи гридням заколоть всю семью. Кроме Рогнеды. Ее отправить в мой новгородский дворец.

— И Рогдая! — выкрикнула Рогнеда, оттолкнув Владимира. — Не смейте трогать моего брата!

— Никто его и не тронет, — сказал Добрыня, подхватив пятилетнего малыша. — Ого, кусается! Я из него доброго богатыря выпестую…

И вышел с мальчонкой на руках.

Добрыня Никитич уехал сразу же, не стал участвовать ни в грабежах, ни в насилиях. Увез Рогдая, передал мальчонку знакомой вдове, недавно потерявшей мужа, и только проделав это, нагнал Владимира.

— Не по-божески ты поступил, племянничек. Ох, не по-божески…

— Зато с удовольствием, — угрюмо проворчал новгородский князь.

Он тоже почему-то был недоволен собой. Недовольство это занозой сидело в сердце, он не мог разобраться, откуда оно возникло, и предчувствовал, что нескоро от него избавится.

— А душу собственную заплевал, — негромко сказал Ладимир.

Владимир вздохнул, но промолчал.

— Коли молчишь, значит, и сам понимаешь, сколь заплевал.

— А ты… Ты помолчи.

— Значит, понял. И то хорошо.

Разгромив Рогволода, князь Владимир отозвал дружины в Новгород и опять, с еще большим размахом вернулся к разгульной жизни. Вновь с гиканьем и свистом помчались его богатыри с вооруженной челядью по ближним и дальним боярским усадьбам. Вновь началась беспробудная гульба с пирами, песнями, плясками и непременным улучшением породы челяди путем азартной охоты на девиц.

Напрасно жаловались бояре посаднику и Совету «Золотых поясов» Господина Великого Новгорода. Напрасно гневался посадник, напрасно слал гонцов к Владимиру, умоляя заняться делом и перестать разорять бояр. Богатырская дружина со своим не знающим устали вождем продолжала весело гулять по всей Новгородчине.

— Бражничаете, бояр вконец разоряете, девок портите, страх наводите и пьете больше всех мер! Нельзя же так, князь, нельзя! — пытался вразумить посадник Владимира.

— Веселие Руси есть пити, — смеялся в ответ новгородский князь.

Посадник Радьша на это лишь картинно разводил руками. Уговоры не действовали, бояре жаловались, а княжеская ватага гуляла, как хотела.

Только однажды, на восточной границе Новгородской земли, в бедной усадьбе, в которой даже господский дом был крыт ржаной соломой, веселая и беспутная богатырская ватага была неожиданно и остановлена, и весьма озадачена.

Перемахнув по отработанной привычке, на конях через ивовый плетень, богатыри во главе с князем Владимиром карьером пронеслись по грядкам напрямик к тщательно выскобленному старому крыльцу и…

И разом притормозили коней, нещадно разрывая им губы уздечками. Неслись с громким гиканьем — и вдруг все замолчали.

А замолчали потому, что на крыльцо вышел детина ростом повыше полутора сажен. Зевнул, огляделся, почесался с удовольствием. И неспешно сложил на груди две ручищи, столь выпукло перевитые мускулами, что, казалось, будто их выточили из старого доброго дуба.

— Ну? — густым басом спросил детина.

В ответ — молчание.

— Спросил ведь?

— Ты с князем разговариваешь! — выкрикнул Добрыня.

Детина поклонился, не уточнив даже, с каким именно князем. И снова пророкотал:

— Ну?..

— А вот мы сейчас высечем тебя, дубина стоеросовая, за непочтение…

Говорил по-прежнему один Добрыня. Остальные молчали, оглушенные могучим басом.

Детина с ленцой спустился с крыльца. Развалисто, враскачку подошел к Добрыне, огладил коня:

— Добрый конь… — И, внезапно присев, подсунул плечо под круп, выпрямился, и конь вместе с Добрыней с грохотом завалились на землю. Не ожидавший такого Добрыня не успел вынуть ногу из стремени, потому и лежал теперь в совершенной беспомощности.

— Вот, — кратко заметил незнакомец и неторопливо вернулся на крыльцо.

Князь Владимир молчал то ли в растерянности от столь быстрой расправы над родным дядей, то ли от удивления.

— Повели, князь… — негромко начал было Ладимир, но что именно повелеть, не сказал. И все вокруг молчали, озабоченно поглядывая на детинушку.

— С печи слезать не люблю, — почему-то вдруг решил пояснить незнакомый богатырь.

— Может, еда у тебя какая есть? — неожиданно спросил Владимир.

— Сказал ведь, что с печи слезать не люблю, — ответствовал богатырь. — Давайте так. Пока этот под конем валяется, я со всеми вами берусь побороться. Кроме тебя, князь. Зашибу еще ненароком.

— Мы не драться с тобою приехали, — неуверенно возразил новгородский князь.

— Кто победит, тот и решать будет. Как хотите, пешими или на конях? Решайте, мне всё едино.

— Покажите невежде этому, кто победит, — сказал Владимир. — Только пешими, он конных переворачивать навострился.

Богатыри покорно спешились и пошли на невежду. Тот опять косолапо и неторопливо спустился с крыльца, сбросил крапивяное рядно, что было на плечах, потер кулачищи.

— И-эх!.. — выкрикнул Будислав, во главе семерки богатырей бросаясь на неизвестного косолапого детину, который так не любил слезать с печи.

Более быстротечной схватки князь Владимир доселе не видывал. Единственный человек, которого они встретили в этом глухом поместье, как-то очень уж сноровисто и быстро уложил всех Владимировых друзей детства на землю, друг на друга. А потом сам уселся сверху.

— Вот, — рассудительно сказал он, ничуть и не запыхавшись.

— Отпусти моих сочашников, — попросил князь. — Ведь задушишь.

— Это — чтобы не мешали, — кратко пояснил детина. — Поговорим, князь, и отпущу.

— Скажи сперва, кто такой будешь и откуда. Зачем сюда пришел и где бояре с этого поместья?

— Бояре разбежались, узнав, что ты идешь со своими сочашниками. Я — из Мурома, а имя такое, что ты и не выговоришь. Так что лучше Муромцем зови. Или Ильей, как бояре мои звали. Так проще.

— Говори, какое дело у тебя ко мне, Муромец. И слезь с моих друзей.

— Уместно ли будет великому киевскому князю заниматься им? — предостерег Ладимир.

— Помолчи, Ладимир. Пусть скажет.

— Степняки одолели края наши, князь, — будто не услышав Ладимира, сказал Муромец. — Селища жгут, скотинку угоняют, народец в рабство берут. И мы одни не отобьемся, и вы одни не сладите. Подумал я и с печи слез. Заставу степнякам ставить надобно, князь. У тебя богатыри, у меня силушка, так что богатырскую заставу есть из кого собрать. И оборонить народ русский и племена, его власть признавшие. Дай оружие и коней, и постоим мы.

— Ты сперва с моих богатырей слезь.

— Как с печи, — согласился Муромец.

Слез и впрямь как с печи. Неторопливо.

По одному разобрал богатырей, на которых сидел. Поднял коня и Добрыню, поставил их на ноги. Конь, правда, тут же рухнул, но Добрыня на ногах удержался.

— Зачем коня загубил? — упрекнул Добрыня.

— Князь нового даст, когда мы с тобой в степную заставу пойдем.

— Какую еще заставу?

— Богатырскую, — подсказал Ладимир.

— Вот. Главным ты будешь, мне так лучше. Я с печи в детстве грохнулся головой вниз.

— Это как князь скажет.

— Так и скажет, — усмехнулся Владимир. — Силушки Муромцу не занимать, а вот голова в той заставе нужна твоя, дядька.

— И что там делать, в этой заставе?

— В заставе этой Русь беречь, дядька мой Добрыня Никитич. Степняки землю русскую на куски рвут без пощады. Станьте, братья, грудью, а пировать вместе будем!..

— Славно сказано!.. — отметил Ладимир.

Владимир всегда поступал осмысленно, все тщательно обдумав и разложив по полочкам. И эта удалая гульба вместе с богатырями по Новгородчине тоже была многократно до мелочей оговорена с Ладимиром, продумана и просчитана. Хотя бы потому, что сила княжеская, о которой и не подозревали в стольном граде, тайно отстаивалась в порубежных лесах — практически нетронутая в боях отборная дружина великой княгини Ольги под командованием опытного и расчетливого воеводы Яромира.