Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)

Через сутки открыли люк и Николая увезли в госпиталь. Там вместе с Сергеем Рыковым лечились они долго.

С Баштовым я познакомился в Высшем военно-морском училище. Он теперь учит здесь молодежь.

Много раз я наблюдал, как он спускается под воду или снаряжает на спуск курсантов. Он рассказывает им, что и как надо делать, или экзаменует их. И глаза, и его лицо при этом такие же, как по вечерам, когда разговаривает с Сашкой, проверяя уроки или отвечая на его важные мальчишеские вопросы. Руководитель Баштового контр-адмирал Самарин сказал мне, что Баштовой — гордость Высшего военно-морского училища.

Когда думаешь о Баштовом, легче жить. Ведь таких, как он, много. Просто они скромные, и их не сразу замечают.

1966 год

В эту ночь все было не так.

— Ты куда, Александрыч? — спросила Елизавета Федоровна мужа, когда в первом часу он стал одеваться.

— Пойду, — ответил Сергей Александрович.

Надел валенки, короткий полушубок, взял в сенях лыжи и вышел. Она заперла за ним дверь, легла, прислушиваясь, как спит сын.

Иван спал тяжело и что-то бормотал.

Мать видела, что ему не по себе, надо бы разбудить, может, просто неудобно лежит. С такими мыслями она и задремала.

Как же теперь верить в предчувствия? Будь они на самом деле, она ни за что не заснула бы в эту ночь. Она разбудила бы Ивана и послала бы к пограничникам, а сама побежала бы в деревню поднимать людей. А она вот заснула.

Лес шумел от ветра и потому, что он всегда шумит, когда даже нет ветра. Это не мешает спать людям, привыкшим жить в лесу. А Тузик, который иногда по ночам лает, ушел вместе со своим хозяином.

Тузик — маленькая мохнатая рыжая дворняжка. Но Александрыч не сменял бы ее на самого породистого пса, потому что Тузик хорошо понимает, что к чему.

Александрыч шел на лыжах. Тузик бежал впереди. Было темно. Тропки замело, и Тузик злился оттого, что не знал, куда идет хозяин. Но Сергею Александровичу тропки ни к чему. Он знал, что в этом лесу, где уже двадцать лет служит обходчиком, заблудиться нельзя. Это не город, там сам черт не разберется, куда идти. Тут совсем другое дело. Каждое дерево точно скажет ему, где он находится. А деревьев здесь тысячи и тысячи, и нет одинаковых, все разные, так что заблудиться невозможно. Лес тянется и туда, на чужую сторону, а километрах в двадцати от его дома плотно прикрывает большой военный объект.

Люди, которые там служат, от самых больших начальников до тех, кто лежит в «секретах», знают его. Он им всегда помогает. Они с уважением пожимают его руку при встречах и иначе как Александрыч не называют. Сейчас он шел по направлению к ним. Решил идти туда потому, что выдалась плохая ночь. Всякое в такую ночь может случиться.

В лесу стоял гул. От мороза трещали сосны. Ветер срывал снег с деревьев и гнал снежинки в разные стороны. Они кружились, потом их выносило наверх, и можно было подумать, будто лес не принимает их. На небе тоже неизвестно что происходило. Облака казались черными, и они летели без конца и не давали луне светить. Изредка ее лучи прорывались, и тогда лес освещался.

Километрах в трех от дома Тузик залаял. Это было плохо. Зря он не станет лаять. Даже на зверя не поднимет голос. Он по-другому даст понять, что поблизости зверь.

Обходчик заставил его замолчать, но собака вела себя странно. Много раз Тузик обнаруживал в лесу незнакомых людей: то ли грибы собирают, то ли придут лыжники, и по поведению собаки всегда можно было определить, в какой стороне чужие. А теперь Тузик прыгал в разные стороны, и ничего нельзя было понять.

Обходчик остановился. Выглянула луна и исчезла. Но он успел увидеть что-то непривычное для глаза. Поначалу показалось, будто это ствол сломанного дерева. Но дерево тут не росло. А теперь вот откуда-то ствол. Потом опять проплыла луна, и он понял: стоит человек.

Стоит молча. Дожидается его.

Ветер утих сразу, будто выключили рубильник машины, которая приводила в движение всю эту пургу.

Он увидел, что несколько стволов стали вдруг толще. Это из-за дерева выдвинулись люди. Они молчали.

Под тяжестью снега верхушки берез наклонились к земле, образовав серебряные арки, а прямые и гордые ели тянулись к небу. Будто ничего не случилось, светила луна. Молчал заколдованный лес. Молча стояли люди.

Первым не выдержал Тузик. Он тявкнул, хотя из-за трусости не бросился на чужих, а стоял у ног своего хозяина.

Очень тихо и властно Александрыч сказал: «Домой!» Тузик прижался животом к снегу, пополз, исчез.

Черные силуэты отделились от деревьев и застыли. Обходчику стало невмоготу. Он не знал, что делать. Но тут раздался голос:

— Почему же остановился?

Голос показался знакомым, хотя Александрыч и не понял, кто же это такой. И вместо ответа сказал:

— Кто вы такие и что здесь делаете?

— Подходи, расскажем, — ответил тот же голос.

И опять Александрыч подумал, что знает этого человека. Просто перепуталось все в голове, и не может вспомнить. Не то чтобы случайно слышал. Нет, слышал его много раз и совсем хорошо знает этого человека… Фу-ты, черт, можно же так… Но тут мысли его перескочили на другое. Он подумал, что самое главное теперь — выиграть время. Четверо, стоявшие с боков, немного продвинулись, а двое остались впереди. Фактически он был окружен. Вступать в драку трудно. Троих, может, он и одолел бы, а их шестеро… Убежать — тоже не убежишь: все на лыжах, да и оружие у них наверняка есть. Значит, надо хитростью. Надо тянуть время. Может, подоспеет помощь.

Он сделал несколько шагов вперед, и те, кто стоял вокруг него, тоже шагнули и оказались совсем близко. Луна осветила лица. Александрыч увидел: пять человек чужие, с той стороны леса, а шестого узнал — Фома Сузи из соседней деревни.

Обходчик решил не подавать виду, что узнал Фому. Иначе убьют. Он сказал:

— Ну, вот я подошел.

— Куда перенесли пост? — спросил Фома и растолковал, какой именно пост имеет в виду.

Обходчик хорошо знал эту наблюдательную воинскую вышку и знал, чем ее заменили. Он не подумал о том, как им отвечать. Он думал только о том, как бы оттянуть время, хотел проверить: понял Фома, что его узлали, или нет? Он сказал:

— Как же я могу отвечать на такой вопрос, если я вас не знаю? Может, вы ревизоры. Эдак и службы не долго лишиться.

Он сказал эти слова и был доволен, что говорил так длинно и основательно.

— Не знаешь? — усомнился Фома.

— Нет, в темноте не разберу.

— А я подсвечу.

Обходчик заметил, как у стоявшего справа блеснул нож. Должно быть, такой у них был условный сигнал, потому что ножи сразу появились у остальных. Они не прятали их от Александрыча, а держали открыто и повертывали в руках, чтобы он лучше видел блестящие лезвия.

— Я подсвечу, — еще раз сказал Фома и, шагнув к обходчику, ударил его кулаком по лицу.

Кулак у него был как гиря, но обходчик не упал. Он только крякнул, и у него вырвалось:

— Ах ты, гадина!

Вместо того чтобы терпеть и снова тянуть время, он двинул Фому в подбородок. Все это произошло так быстро, что никто и пошевелиться не успел.

Кулак у него похлестче, чем у Фомы, и тот качнулся, но тоже не упал, успел ухватиться за дерево. А кто-то сбоку ударил Александрыча ножом в лицо. И каждый из них ударил его по одному разу ножом и тоже в лицо. Оно залилось кровью. Но в глаза все-таки не попали, и он успел заметить, что Фома уже оправился и в руках его сверкнул револьвер.

К этому времени, совсем выбившись из сил, Тузик прибежал домой, забил лапами в дверь и заскулил. Мать и сын вскочили с постели. Поняли: несчастье. Открыли дверь, Тузик метнулся по комнате и бросился к выходу. Он скулил, лаял, и совсем человеческие его глаза смотрели то на Ивана, то на хозяйку.

— Скорее, Ванюша, скорее, — запричитала мать.

Но Иван и без того торопился. Сунув босые ноги в валенки, вскочил на лыжи и помчался, на ходу надевая варежки. Тузик бежал впереди, часто оборачивался и подвывал, торопя Ивана.

Глупый Тузик! Он радовался, будто не шестнадцатилетнего парня пел на подмогу, а целый отряд. Он выполнил приказ, выполнил свой долг.

Еще издали Иван увидел черное пятно на снегу. Он понял: отец. Рванулся к нему. Уткнувшись лицом в снег, лежит распластанное тело. Машинально оттолкнул лыжи, подошел, опустился на колени. Вокруг головы черный подтаявший снег. Кровь! Приподнял голову и закричал. Не просто вскрикнул от испуга человек. Он кричал изо всех сил, не переставая, будто видел, как рвут лицо отца, и этот крик несся по холодному и безмолвному лесу.

И, будто сжалившись над сыном, слабо застонал Александрыч. Иван обхватил отца за плечи, поддерживая голову, приподнял немного, привалил на себя.

— Фома Сузи… убил меня, — выдавил Александрыч и захлебнулся кровью.

Опустив отца, Иван выхватил из кармана тонкую веревку, связал салазками свои лыжи, сбросил ватник и соорудил подголовник. Втащил на салазки отца, потянул за поводок и побежал. Не домой, а в противоположную сторону, к леснику. Он бежал, дыша открытым ртом, в нижней расстегнутой рубахе навыпуск, без шапки и варежек, которые неизвестно куда делись. Бежал, спотыкаясь о скрытые под снегом бугры и хворост, путаясь в собственных валенках. Бежал, пока не загнал себя, пока не рухнул, как камень. Поднялся, бросил взгляд на безжизненное тело отца, крикнул Тузику: «Сиди!» — и побежал один.